Я посмотрел на Муни.
- Не лучше ли ему сделать перевязку или что-то в этом роде?
- Подай сумочку, Поль. Позволь, я займусь им сама, - сказала она.
- Пожайлуста.
Она занималась своим делом, никакого сомнения на этот счет. Сегодня
на ней не было того соблазнительного белья, только белые трусики без
всяких кружев. Хотя выше всего было оголено, закрывалось это белым
медицинским халатом. Между тем, я подал ей сумочку, Оливия сидела на
краешке кровати, осматривая рану. Муни болезно задышал и она рассерженно
покачала головой.
- Не будь таким ребенком, Гарольд, - она взглянула на меня, когда я
шагнул к ней. - Положи ее сюда и открой. Затем осторожно выполняй мои
приказы....
- Секундочку! - Сказал я, вспомнив, что поскольку Муни касалось дело,
я должен изображать законопослушного мужчину - по крайней мере в таких
серьезных делах, как пистолетная рана. - Подожди секунду. Я не знаю, что
сдесь произошло, но не лучше ли нам обратиться в полицию?
- Здесь был мужчина, - прошептал Муни. - Крупный, лысый мужчина
соттопыренными ушами. Я бы узнал его везде. Он прятался в ванной.... Я
выразил протест....
Оливия сказала, многозначительно посмотрев на меня:
- Все верно, Поль. Это какой-то бродяга. У меня не было времени,
чтобы посмотреть, не пропало ли чего, да у меня и нет ничего, что стоило
бы украсть. Понятия не имею, что он делал здесь, может просто бродил из
номера в номер.
Говорила она холодно и деловито.... Она была хороша, должен
сознаться. Можеет вчера вечером она чувствовала неловкость, но она быстро
менялась.
- Понял, - сказал я, согласно своей роли, - а как все же насчет
полицейских? Они любят, когда им сообщают о подобных вещах. Они знают свое
дело.
Она посмотрела на мужчину, лежащего в кровати, и резко сказала:
- Я не думаю, чтобы Гарольду понравилось, что жители в Пенсаколее
прочитают в газетах, что в него стреляли в моем номере, в отеле Нового
Орлеана, не важно, как невинно ему удалось ко мне забрести.
Муни отрицательно замотал головой:
- Пожайлуста, не надо. Если мы можем избежать ненужной рекламы....
- Я в силах излечить эту рану, - заявила Оливия. - Теперь, открой мою
сумочку, Поль, достань пузырек с перрекисью водоррода и тампоны. А теперь,
приложите ко рту Гарольда полотенце, чтобы он мог зажать его зубами и не
кричать. Мы сделаем все без анестезии, Гарольд чувствителен к боли, не так
ли, Гарольд? Я пологаю, конечно, к своей собственной боли.
Ее лицо было сосредоточенно и только перекись пузырясь шипела
соприкасаясь с окровавленными краями раны. Вообще-то, перекись не так
болезненна, как йод или марганцовка, но смотреть на нее, как ее принимают
другие, неволно думаешь, что тебя сжигают живьем. Вначале, Муни
мужественно смотрел на эту процедуру, но потом он внезапно отвернул свое
побледневшее лицо.
- Как мы ослабли, а лечение-то еще и не начиналсь, - сказала Оливия
спокойно. - А теперь рану надо прочистить внутри. К счастью, пуля прошла
на сквозь, но она могла оставить при движении грязь, кусочки одежды.... Вы
готовы, Поль?
Она произвела резкое движение. Я стоял на готове. Я сжимал скрученное
полотенце обеими руками наподибие петли. Я сунул ему полотенце в рот, как
только он его открыл, чтобы закричать и крепко его держал. Не в первый раз
мне приходилось вставлять кляп парню, когда необходимо было его заставить
молчать. К счастью, Муни потерял сознание, что облегчило работу всем
присутствующим.
- Конечно, - сказала Оливия, обмотав бинтом тампоны, закрывающие
входное и выходное отверстия раны. Она скорчила гримасу. - У меня такое
чувство, будто я заколола свинью, что скажешь? - Голос ее был спокоен.
- Оставь, - сказал я, - меня ты не удивила, а он потерял сознание.
Мне не нравится работать с жестокими людьми, док. Не позволяй своей мести
повеливать твоими руками.
Она посмотрела на меня.
- Что ты хочешь сказать? - Спросила она невинно.
- Почему ты отказалась от анестезии? Я полагаю, у тебя бы нашлось
что-нибудь, что можно было ему впрыснуть, чтобы облегчить ему боль.
Она отвернулась и направилась к двери ванной, по дороге оглянулась.
- Почему я должна облегчать ему боль, мой дорогой? - Спокойно
спросила она. - Я привела его сюда, чтобы заставить его убраться. Он сам
врач и, я пологаю, сам хорошо знает методику лечения. Я надеюсь,
благопристойность ему не чужда и я поэтому прошу тебя сказать ему, чтобы
он больше не пытался встретиться со мной снова. Слово "благопристойность"
- я никогда с ним не ассоциировала!
Она вошла в ванную и закрыла за собой дверь.
Я протер все запачканные места: телефон и дверную ручку, на которой
она оставила следы и связал в кучу все запачканные плотенца. Проблемы они
не представляли. Каждый мог прихватить с собой гостиничное полотенце.
Покончив с этим делом, я старательно огляделся и обнаружил то место, где
пуля окончила свой полет - в пластмассовой обивке стены, предварительно,
продырявив руку Муни. Я извлек пулю складным ножом, покрутил пальцами -
двадцать второй калибр - и сунул в карман. Между тем, пациент начал
болезненно крутиться. Я подошел к нему. Он ткрыл глаза и посмотрел на
меня.
- К ее большому сожалеению, она вынуждена сказать вам, чтобы вы
удалились, покинули ее, - сказала я. - Наденьте пиджак и провожу вас в
свой номер. Но вначале я хтел бы знать, что здесь произошло. Вы
утвеерждаете, что мужчина находился в ванной?
Муни облизнул губы.
- Да. Оливия вошла туда, по видимому ей нужна была зубная щетка или
еще что-нибудь. Я услышал ее стон, затем она вышла оттуда спиной
окоченевшая, будто наступила на змею. Этот мужчина преследовал ее. У него
в руках поблескивал маленький пистолет. Он выглядел игрушечным. У него
были огромные руки.
- Продолжайте, - сказал я.
- Это был очеень крупный мужчина, - продолдал Муни. - Он заставил нас
встать к стене вон там. Он посмотрел на меня и спросил кто я такой. Он был
очень рассержен, увидев меня здесь. Я назвал ему себя и сказал.... Я
выразил протест. Он был очень груб и нетерпелив. Я сказал ему... - Он
остановился.
Я устало посмотрел на мужчину, лежащего на кровати. От нег все еще
сильно пахло мужским лосьоном для бритья. В наши дни, мы-мужчины тоже
предпочитаем приятно пахнуть. Я мог бы перечислить множество хороших во
всех отношениях мужчин, от кторых пахло потом и лошадьми, бензином, едким
порохом и его разновидностью - бездымным порохом, как называют его
британцы.
- Я знаю, - любезно произнес я. - Да, я знаю его. Вы сказали ему, не
мог бы он убраться отсюда со своей пушкой.
Муни испуганно посмотрел на меня:
- О, да! Откуда вам это известно?
- Потому что некоторые дураки именно так позволяют себя застрелить,
пытаясь выглядеть тважно перед дулом пистолета, - ответил я. - Если бы вы
не открывали свег рта, в вас бы верятно не стали стрелять. Людям следовало
бы иметь ум не разговаривать с вооруженным человеком. Это могло бы спасти
больше жизней в отличие от пустых нотаций.
- Я не думал, что он настолько сумасшедший, что начнет стрелять! -
Заявил Муни. - Я думал, что это все бессмысленно. Что это может ему дать?
- Одну вещь, - сказал я, - выстрел заставил вас молчать, не так ли?
Кроче, повидимому был на пределе, выслушивать помпезные заявления
героя-любителя было выше его сил. Этот факт показал, что оппозиция
подверженна нервным срывам и может сердиться, как любой человек, это так
же показало, что шутить он не намерен. Но все это не объясняетмотивы его
появления здесь. Очевидно, присутствие Муни удивило и рассердило его. Как
это все пнимать?... Он ждал Оливию, надеясь схватить ее без свидетелей,
или он надеялся схватить и меня тоже?
Я взял пиджак Муни. Отверстия почти не были видны в толстом твиде и
кровь была изнутри.
- Встань, - предложил я, - надень это на себя, чтобы выглядеть
рекспектабельно, наш отважный друг, не обмолвился ли случайно, что он
здесь искал?
- Нет, никакого намека.... А-а-а, как больно!
Мне пришлось поднять его на ноги и деликатно надеть на него пиджак.
Затем, мы отправились в его комнату и я помог ему там снова снять его. Я
смотрел на Муни, сидящего на кромке кровати, бледного и болезненного, в
рубашке с коротким рукавом и понял, что был неправ относительно его. Муни
был явно не "наш" человек.
Я и не думаю, что мы - все герои, так же не считаю, что мы - из
стали. Муни не действует сейчас и не действовал раньше - на это он не был
способен; "они" использовали более грубый материал для агентов, чем доктор
Гарольд Муни выказал нынешним утром. Такого человека, как он, не пошлешь
на совершение убийства, сопряженного со смертельным риском. Оливия была
права. Он был просто красивым дурачком.
- Оливия сказала, что не желает больше вас видеть и слышать. Мы
поженемся с ней, вам это известно?
- Да, он одлизал губы, - да, она говорила мне это в присутствии этого
человека....
- Если вы хотите знать, если у вас появилась, хоть малейшая мысль,
схожая, скажем с шантожем или с чем-либо сходным, то мне следует вам
сказать, что я знаю все о вас и ней. Вам незачем ей угрожать, поскольку
она уже все рассказала мне. Я знаю, что нечто, удается мне очень хорошо, я
знаю, что удается это как-то рикошетом, но я бы не дал и полушки за
голову....
Да, вы и сами можете дополнить недостающую часть речи сами. Я был
честным челвеком, который может простить несчастной девчонке одну ее
ошибку, я представил себя так же распущенным кутилой, изменившимся
внезапно под действием любви. Может быть, это было несколько несовместимо,
противоречиво, но это звучало хрошо. Мы расстались в хорошом настроении.
Когда я вернулся в номер Оливии, она уже была накрашена и одета, ее вещи
находились в чемоданах.
- Как он? - Спросила она.
- Прошу извинить, что заставил тебя так долго ждать, но мне пришлось
долго разыскивать плоскогубцы.
- Плоскогубцы? - Она нахмурилась.
- Да, - сказал я. - Чтобы с корнем вырвать ногти. Не этого ли ты
хотела? Я вспотел, пока занимался этим делом, так что на то, чтобы выжечь
его глаза, у меня не хватило времени...
- Проклятье, - воскликнула она, - о чем это ты? Я не нарочно.
Послушай, не нарочно.
Я ничего ей не сказал. Она отпустила глаза.
- Поль, - прошептала она.
- Что, док?
- Я все еще люблю его. Ты ведь знаешь это?
- Конечно, но как ты показала, мне не следует с тобой ссориться.
Поехали, мы сегодня регистрируемся, не так ли?
13
Мы уладили со всеми делами в маленьком городке штата Алабама,
название которого совсем не имеет значения. Это была не такая свадьба, о
которой я когда-либо мечтал. Я уже ходил по бело-сатиновой дорожке
новобрачных. Чтобы быть точным, это имело место сразу после войны, на мне
была униформа - я носил тогда свою военную форму почти четыре года. Чем я
занимался по ту сторону океана - официальный секрет, который нельзя
разглашать, даже невесте.
Я был одет, как и любой армейский офицер в отпуске, но некоторые из
участников-мужчин были одеты во фраки, а подружки невесты - в тюль, если
только я правильно называю эту материю. Все было очень формально и хорошо
и все говорили, что невеста выглядит восхитительно, но на нее это не
подействовало. Случайно, она узнала обо мне слишком многое, и то, что на
узнала, ей не понравилось. И теперь, она замужем за владельцем ранчо в
Неваде и дети их выросли в седле и зовут его отцом. Я полагаю, что для
