Ай-Тодор. Но, поскольку советы кругом понаставили своих людей,
у бедняги не оставалось никаких полномочий. Поэтому он
частенько захаживал в "погреб", чтобы выпить желудевого кофе, а
иногда и пожаловаться на свою долю.
-- Это было самое безобидное существо на свете.
Единственными его желаниями были мир и порядок. Слово "насилие"
заставляло его вздрагивать. Официально он назывался комиссаром,
но ничего комиссарского в нем не было. Он скорее походил на
заведующего детским садом. Мы знали, что он ведет безнадежную
войну с Ялтинским и Севастопольским советами.
Когда Великая княгиня прогуливалась по аулам, ее частенько
узнавали, несмотря на крестьянское платье, передник и неуклюжие
башмаки. Однако люди относились к ней приветливо.
-- Крымские татары по-прежнему оставались преданными Ники.
Многие из них встречали его в лучшие времена, но, к сожалению,
бойцами они не были. Если бы эти жители аулов были такие же
лихие, как казаки, они раздавили бы в Крыму большевиков. А
между тем мы знали, что большевики приобретали влияние с каждым
днем, -- свидетельствовала Ольга Александровна.
Обстановка в Ай-Тодоре осложнялась. Немногочисленная
группа представителей Императорской фамилии, изолированная от
внешнего мира, не видевшая никого вокруг себя, кроме
собственных родственников, волнуемая противоречивыми слухами и,
надо признаться, праздно проводившая время, начала реагировать
на свое заточение не самым удачным способом. Императрица Мария
Федоровна Никогда не считала мужа младшей дочери своим ровней и
намеренно не приглашала его на семейные встречи. Великий князь
Александр Михайлович стал не похож на себя самого и утратил
интерес ко всем и ко всему, а жена его, Ксения Александровна,
предалась отчаянию. Их дети, предоставленные самим себе,
отбились от рук. Взрослые заполняли досуг пересудами и
бесполезными вздохами о прошлом. Прислуга, на которую
действовала атмосфера всеобщей подавленности, обленилась, стала
дерзкой. Пожалуй, единственное, что связывало их всех, так это
тревога за судьбу Государя и его семьи.
-- До нас доходило множество самых нелепых слухов. Мы не
знали, чему и верить. Некоторые из нас надеялись, что им
удалось уехать в Англию. Потом мы узнали, что всю семью выслали
в Тобольск, и это, увы, оказалось не слухом, а истиной. Одного
ялтинского дантиста местный совет отправил в Сибирь. Этому
доброму человеку удалось доставить Ники и Алики несколько писем
и небольших подарков.
По словам Великой княгини, то было последнее известие,
которое они получили из Сибири. С падением временного
правительства положение стало ухудшаться.
За три или четыре недели до Рождества 1917 года в
Ай-Тодоре появился верзила в матросской форме. Это был некто
Задорожный, представитель Севастопольского совета.
-- Это был убийца, но человек обаятельный, -- вспоминала
Великая княгиня. -- Он никогда не смотрел нам в глаза. Позднее
он признался, что не мог глядеть в глаза людям, которых ему
придется однажды расстрелять. Правда, со временем, он стал
более обходительным. И все же, несмотря на все его добрые
намерения, спас нас не Задорожный, а то обстоятельство, что
Севастопольский и Ялтинский советы не могли договориться, кто
имеет преимущественное право поставить нас к стенке.
По всей видимости, Ялтинский совет намеревался не мешкать
с расстрелом всех Романовых, живших в Ай-Тодоре и Дюльбере.
Однако Севастополь, которому подчинялся Задорожный, ждал особых
инструкций на этот счет из Петрограда.
В феврале 1918 года разногласия между обоими советами
обострились. Задорожный заставил своих узников Ай-Тодора
перебраться в Дюльбер -- серое, похожее на крепость здание,
обнесенное высокой прочной стеной, которое было легче защищать
от нападения, чем изящный белокаменный дворец в Ай-Тодоре.
-- И снова мы с мужем оказались на свободе. Я и
представить себе прежде не могла, что быть замужем за незнатным
человеком так выгодно.
Однако вскоре супруги пожалели об обретенной ими свободе.
Они остались в Ай-Тодоре одни -- во власти любых случайных
налетчиков. Не могли они и связаться с кем-либо из обитателей
Дюльбера. Не желая рисковать, Задорожный приказал своим людям
бдительно охранять имение днем и ночью. Иногда Великая княгиня
поднималась на гору, возвышавшуюся над Дюльбером, в надежде
кого-нибудь увидеть. Раз или два ей удалось разглядеть
Императрицу- Мать.
Постоянное ощущение опасности для их жизни оказало
благотворное влияние на обитателей Ай-Тодора. В Дюльбере им
приходилось жить бок о бок с Великими князьями Николаем
Николаевичем и Петром Николаевичем, чьих жен недолюбливала
Императрица Мария Федоровна и ее дочери. Там же никаких ссор
между ними не возникало, и, как позже узнала от своей матери
Ольга Александровна, "черногорки" вели себя -- лучше некуда.
3 марта 1918 года был заключен Брестский мир. По условиям
договора огромные территории в западной части России отдавались
Германии. Одно из условий предоставляло немцам право
оккупировать Крым. Ялтинский совет решил ликвидировать
Романовых до прихода немцев.
Разведчики Задорожного предупредили его о том, что ялтинцы
намерены подвергнуть Дюльбер артиллерийскому обстрелу.
Гигант-матрос, прекрасно сознавая, что, имея под своим началом
сравнительно немного людей, не сможет защитить имение от
нападения крупного отряда, рискнул послать в Севастополь за
подкреплениями. Однако Ялта ближе к Дюльберу, чем Севастополь.
Доктор Малама предупредил Великую княгиню и полковника
Куликовского о неминуемой опасности.
-- В тот день я была так встревожена, что едва не лишилась
чувств, -- вспоминала Ольга Александровна. -- Муж пошел на
встречу с нашим вежливым комиссаром, который совсем потерял
голову. Потом к нам снова пришел доктор Малама. Едва он успел
присесть, как со стороны дороги послышались дикие вопли. Мы
кинулись к двери и увидели нескольких татарок, бежавших мимо
нашего дома. Одна из них крикнула мне: "Они убьют нас всех!", и
в этот момент вернулся мой муж. Я завернула ребенка в одеяла и
мы побежали к берегу.
Несколько часов они скрывались среди скал. А потом стали
пробираться в сторону Дюльбера. На первый взгляд, все было
спокойно.
-- Вы только представьте себе! Я, Романова, стояла у ворот
имения и умоляла большевиков, чтобы они взяли меня в плен! К
тому времени стало почти темно.
Часовые не хотели их впускать. Ольга и ее муж узнали, что
за несколько часов до этого крупный отряд, прибывший из Ялты,
попытался проникнуть в крепость и увести с собой узников, но
люди Задорожного отбили атаку.
-- Тогда ялтинцы пообещали вернуться на следующий день. На
обратном пути они наткнулись на нашего милого комиссара и
закололи его штыками.
Иззябшие, голодные, измученные, тревожась за здоровье
ребенка, Ольга Александровна и ее муж стали подниматься на
другую гору в поисках убежища. В доме одного из их друзей им
предоставили кров, пищу и постели.
-- Утром нас разбудили возбужденные голоса. У меня чуть не
разорвалось сердце, когда я увидела улыбающееся лицо какого-то
человека, который сообщил нам, что ночью врага разбили. Наши
родные в Дюльбере свободны.
Оказалось, что по приказу кайзера на спасение членов
Императорской фамилии от ялтинского отряда и расстрела была
брошена передовая колонна немецких войск. Немцы прибыли на
рассвете, когда ялтинские налетчики успели сломать ворота
крепости. Императрица Мария Федоровна и остальные члены фамилии
находились на волоске от смерти.
-- Я даже не знала, радоваться мне или печалиться. Надо же
такому случиться! Нас, Романовых, спасает от нашего же народа
наш злейший враг, кайзер! Что может быть унизительнее этого! --
свидетельствовала Великая княгиня.
Немецкий офицер, командовавший частью, освободившей
Дюльбер, намеревался расстрелять всех большевиков, в том числе
людей Задорожного и его самого, который только что вернулся из
Севастополя. Каково же было изумление немца, когда все Великие
князья принялись уговаривать его пощадить этих людей.
-- Этот немец, -- сказала Великая княгиня, -- должно быть,
подумал, что от долгого заточения мы рехнулись! Последний штрих
к гротескной этой картине добавила Мама. Полагая, что Германия
все еще находится в состоянии войны с Россией, она отказалась
принять немецкого офицера, который спас ее от русской пули.
Несколько дней спустя Задорожный и его матросы покидали
Ай-Тодор. Они титуловали своих недавних пленников и целовали им
руки.
-- Я глядела им вслед, и сердце мое было наполнено
глубокой благодарностью. Они вели себя порядочно. Они не только
спасли нам жизнь, но и возродили в нас веру в природную доброту
русского народа. По крайней мере, для меня это было гораздо
важнее, чем жизнь.
С немецкой оккупацией в Крыму установилось некое подобие
мира. На первый взгляд, Романовы находились в безопасности,
однако Ольга Александровна, несмотря на счастье, в котором она
купалась, предчувствовала грядущие невзгоды. Довольно скоро
предчувствия ее сбылись. С севера стали просачиваться страшные
вести. Происходили массовые аресты и убийства. Петроград,
Москва и другие города были схвачены удавкой Чека. В Крыму
стало известно о ссылке в Сибирь Великого князя Михаила
Александровича, о том, что за Урал отправили Великого князя
Сергея Михайловича и других, и, наконец, о том, что Императора
вместе со всей его семьей перевезли в Екатеринбург.
Однако, несмотря на дурные предчувствия, Ольга
Александровна, жившая с Императрицей-Матерью в Гараксе, на
побережье, гораздо ближе к Ялте, отказывалась верить "слухам" и
все еще "надеялась на лучшее". Полные нервного напряжения
месяцы, проведенные в Ай-Тодоре и Дюльбере, остались позади, и
все облегченно вздохнули. Члены Императорской Фамилии гуляли,
работали в саду, ловили рыбу, а молодежь издавала еженедельную
газету. Великая княгиня что-то упоминала о пикниках, но,
отмечала она, "все мы должны были приносить свои продукты --
из-за нехватки продовольствия". Видя вежливое отношение к себе
со стороны немцев и дружелюбие крымских татар, все были
уверены, что это всего лишь своего рода промежуточный период,
после которого "что-то произойдет, они вернутся в свои дворцы и
забудут пережитый ими кошмар".
-- Действительно, наша трагедия состояла в том, что,
несмотря на ужасы, свидетелями которых мы были в 1917 году,
никто из нас не мог предвидеть террора 1918 года. Я полагаю,
именно это и явилось причиной крушения Дома Романовых: все мы
еще воображали, будто армия и крестьянство придут нам на
помощь. Это было слепотой и даже кое-чем похуже; многим из нас
заблуждение это стоило жизни! [Мало кто из Романовых, помимо
тех, кто уехал в Крым, Великого князя Димитрия Павловича,
высланного в Персию (после убийства Распутина) и троих сыновей
Великого князя Владимира Александровича пережили Красный
террор.]
Некоторая видимость мира в Крыму исчезла до того, как 1918
год подошел к концу. После поражения Германии немцы начали
выводить свои войска с Крымского полуострова. Дорога в Крым
была открыта. Правда, в гавани Севастополя стояли корабли
союзников, однако спорадические попытки организовать
сопротивление большевикам могли задержать, но ни в коем случае
не остановить их продвижение на юг. Белые армии, действовавшие
на Дону и в Кубани, были разъединены и не имели перед собой
единой цели. Одни выступали за республику. Другие -- за
