она рассталась со своей знаменитой коллекцией. И действительно,
в ее распоряжении был поистине клад, ценность которого
многократно возросла благодаря нескольким великолепным
ювелирным изделиям, доставшимся Марии Федоровне от покойной
сестры, королевы Александры. Вскоре весьма прозрачные намеки
стал делать король Христиан X, рассчитывавший получить свою
долю от стоимости проданных драгоценностей. Не отставал от него
и Великий князь Александр Михайлович, с комфортом устроившийся
во Франции. В своих письмах он постоянно требовал от
Вдовствующей Императрицы, чтобы та если не продала, то, по
крайней мере, заложила бы свои драгоценности. Это позволило бы
семейству открыть бумажную фабрику, которая, по словам Великого
князя, принесла бы баснословные прибыли всем Романовым.
Находившаяся в Англии Великая княгиня Ксения Александровна
оказалась в бедственном положении, выход из которого она видела
лишь в продаже ее доли сокровищ. Короче говоря, шкатулка
Императрицы Марии Федоровны привлекала к себе взоры всех --
кроме Ольги.
Полковник Куликовский, неизменно державшийся в стороне от
всех семейных планов, интриг и стычек, не мог не заметить,
насколько редко -- если это вообще происходило -- считались с
мнением его жены. В конце концов он посоветовал Ольге
позаботиться и о собственных интересах, однако, как я понял из
слов Великой княгини, она не предприняла ничего в этом плане.
-- Все это было так неприятно, -- заметила Ольга
Александровна.
В своем письме английский король Георг V рекомендовал
"дорогой тетушке Минни" поместить ее драгоценности в банковский
сейф в Лондоне. Он также обещал лично проследить за подготовкой
и соблюдением условий продажи. Однако "дорогая тетушка Минни"
упорно отказывалась расстаться со своей шкатулкой несмотря на
все аргументы, приводившиеся ее английским племянником и всеми
родственниками, принадлежавшими к семейству Романовых.
Знаменитая шкатулка продолжала оставаться в ее спальне до самой
смерти хозяйки.
В октябре 1928 года Императрица Мария Федоровна впала в
коматозное состояние. Приехавшая из Англии за неделю до этого
дочь Ксения и ольга трое суток не смыкали глаз, дежуря у нее в
комнате. 13 октября Императрица скончалась, не приходя в
сознание.
Прах ее отвезли во дворец Амалиенборг. Окончательное
решение относительно похорон оставалось за королем, который
сначала заявил, что нет необходимости устраивать его тетке,
бывшей Императрице, торжественные похороны. Сам по себе факт
этот не имел большого значения для ее дочерей, однако они
оскорбились за мать, положение и достоинство которой попирались
столь недостойным образом.
-- В конечном счете, -- сообщила мне Ольга Александровна,
-- кузену пришлось изменить свое решение, уступив мнению
общества.
Однако, неохотно дав разрешение на торжественные похороны,
король обставил его рядом неприятных условий. Одно из них
заключалось в том, чтобы отец Леонид Колчев, духовник покойной
Императрицы, не смел появляться в соборе в облачении
православного священника, иначе, дескать, и сторонники
римско-католической религии потребуют для себя права совершать
богослужения в соборе, принадлежащем преимущественно
протестантам. Это, однако, не смутило преданного священника.
Отец Колчев сумел проникнуть в собор, надев поверх своего
облачения длинное пальто, и отслужил панихиду по православному
обряду у гроба почившей в Бозе Императрицы.
Гроб, задрапированный пурпуром, был доставлен в собор
Роскилде, традиционное место погребения членов датской
королевской фамилии. На непродолжительное время вновь ожили
блеск и величие Императорской России, когда воздавались почести
последней русской Императрице. Были представлены все
владетельные дома Европы; сотни русских эмигрантов, в их числе
многие представители Дома Романовых устремились в Данию, чтобы
отдать последний долг Вдовствующей Императрице.
-- Я с иронией наблюдала за ними, -- многие из них даже не
вспоминали о Мама, когда она жила в изгнании. Однако все они
поспешили на ее похороны -- даже мой кузен Кирилл, которому
следовало бы держаться подальше от нас, -- угрюмо заметила
Ольга Александровна. [В эпилоге отмечается роль, которую сыграл
Великий князь Кирилл Владимирович во время февральской
революции 1917 года. Великая княгиня Ольга Александровна, как и
многие другие члены Императорской фамилии, не простили ему
опрометчивого признания временного правительства.]
Каких-то два или три дня спустя после похорон Ольгу
навестил король Христиан X с единственной целью --
удостовериться, что драгоценности ее родительницы по-прежнему
находятся в Видере. Великая княгиня, не веря своим ушам,
ответила, что не знает этого наверняка. Она полагала, что
шкатулка находится на пути в Лондон.
В своих мемуарах покойный сэр Фредерик Понсонби
рассказывал, что от короля Георга V он получил указание
доставить драгоценности в Англию для их сохранности. Понсонби
обратился с просьбой к сэру Питеру Барку отправиться в Данию.
[Русский министр финансов (1914-17). После революции поселился
в Англии, где был пригрет королем, а затем возведен в рыцарское
достоинство.] Понсонби в своей книге сообщает о приезде Барка в
Копенгаген и встрече с обеими Великими княгинями. Барк объяснил
им, что прибыл по поручению короля, который находит
целесообразным отвезти драгоценности в Лондон, где они будут
храниться в банковском сейфе до тех пор, пока сестры не решат,
как ими распорядиться. По словам Понсонби, обе сестры
согласились с этим предложением. Шкатулка с драгоценностями
была опечатана в их присутствии, доставлена в британское
посольство в Копенгагене, а затем тотчас отвезена в Англию.
Но Великая княгиня Ольга Александровна поведала мне о том,
что эпизод, описанный сэром Понсонби, расходится с
действительностью. На самом деле с Барком она не встречалась,
шкатулка в ее присутствии не опечатывалась и не увозилась. О
договоренности знала лишь ее сестра Ксения.
-- Я совсем ничего не знала, пока на следующий день Ксения
не сообщила мне, что шкатулку уже увезли из Дании. План я
одобрила и испытала благодарность к Джорджи, который так о нас
заботится. В том, что произошло в Копенгагене, его вины нет.
Ксения сама занялась сделкой. Мне дали понять: меня все это
мало касается, поскольку я замужем за простолюдином. Это было
жестоко и несправедливо, -- добавила Ольга Александровна. Я
понял, что история со шкатулкой проложила глубокую пропасть
между сестрами.
Поставив Ольгу в еще более унизительное положение, Ксения
оставила сестру в Дании, а сама поспешила в Англию почти тотчас
же. Она присутствовала при вскрытии шкатулки в Букингемском
дворце, когда Понсонби имел первую и последнюю возможность
оценить сказочное богатство прежде, чем оно рассеялось.
Драгоценности оказались еще более великолепными, чем он вначале
предполагал. "Были извлечены целые нитки самых восхитительных
жемчужин, все в соответствии с их размерами. Самые крупные были
величиной с вишню... -- писал он в мемуарах. -- Затем разложили
изумруды, крупные рубины и сапфиры..."
Оценку произвела фирма Хеннель и сыновья, которая тотчас
же готова была выдать в виде аванса сумму в сто тысяч фунтов
стерлингов под заклад содержимого шкатулки. По словам Понсонби,
"впоследствии эти драгоценности принесли доход в триста
пятьдесят тысяч фунтов".
Король Георг V обратился к сэру Эдварду Пикоку,
родившемуся в Канаде директору Английского банка, позаботиться
о финансовом положении его обеих кузин из Дома Романовых. После
смерти Великой княгини Ольги Александровны сэр Эдвард сообщил
мне, что сумма, доверенная ему в 1929 году, составляла около
100 000 фунтов стерлингов, из которой приблизительно 60 000
получила Ксения, а остальное -- Ольга Александровна. Однако,
судя по мемуарам сэра Понсонби, разница между этой суммой и
той, которую принесли драгоценности, составляла 250 000 фунтов.
Я указал на это несоответствие сэру Эдварду Пикоку, но он не
смог дать толкового объяснения, заявив, что, возможно, в данном
случае сэру Понсонби изменила память.
Вряд ли следует согласиться с Пикоком. Сэр Понсонби мог
ошибиться в каких-то мелких деталях, но едва ли это могло
касаться общей стоимости Романовских сокровищ. Кроме того, ни
для кого не секрет, что коллекция стоила во много раз дороже,
чем 100 000 фунтов. Некоторые знатоки, в их числе сэр Питер
Барк, оценивали ее в полмиллиона фунтов стерлингов. Сомневаться
относительно суммы, выплаченной обеим сестрам, указанной в
заявлении сэра Эдварда Пикока, нет оснований. Поэтому тайна
исчезнувших 250 000 фунтов стерлингов и поныне остается
неразгаданной.
Вскоре после продажи Романовских сокровищ в коллекции
королевы Марии появились весьма примечательные ювелирные
изделия, как сообщила мне Великая княгиня Ольга Александровна,
добавив при этом, что леди Барк, жена бывшего русского министра
финансов, также приобрела украшение из Романовской шкатулки.
Каков же может быть ответ на загадку? Может быть,
английские правители полагали, что они вправе удержать разницу
в 250 000 фунтов стерлингов, чтобы компенсировать содержание
Императрицы Марии Федоровны, ее семьи и ее крохотного двора в
Дании? Если дело обстояло таким образом, то английской королеве
следовало объяснить это своим кузинам, которые были уверены,
что зависят от щедрости своих английских родичей! Моральное
состояние изгнанников значительно улучшилось бы, если бы они
знали, что их долг перед Англией выплачен сполна.
Как правило, Великая княгиня старалась не касаться столь
щекотливого предмета, но в одном случае она изменила обычной
своей сдержанности.
-- Действительно, -- проговорила она, -- в этом деле есть
некоторые стороны, которые я не могла понять. Да я и не думала
об этом слишком уж много и ни с кем не делилась своими
соображениями, кроме своего мужа. Я знаю, что Мэй [королева
Мария] всегда обожала ювелирные изделия хорошего качества.
Помню, в 1925 году советское правительство, крайне нуждавшееся
в иностранной валюте, отправило для продажи в Англии множество
драгоценностей, принадлежавших фамилии Романовых, и, как мне
стало известно, Мэй приобрела очень многие из них, в том числе
коллекцию пасхальных яиц работы Фаберже. Мне также известно,
что среди ювелирных изделий, вывезенных в Англию на продажу,
был по крайней мере один предмет, похищенный из моего дворца в
Петрограде. Но его цена оказалась слишком высока даже для Мэй,
и я полагаю, что предмет этот и поныне находится в Кремле. Это
был один из моих свадебных подарков -- изысканный веер из
перламутра, усыпанный алмазами и жемчужинами.
Я мог убедиться, что Великую княгиню не слишком-то
заботила окончательная судьба сокровищ ее родительницы и даже
распределение средств от их продажи. Но она была уязвлена до
глубины души манерой, в какой производились все эти сделки.
Видя, как с ней обращались в те трудные недели после кончины
матери, ей жить не хотелось.
Дворец Видере, Ольга Александровна вполне это сознавала,
не мог служить ей домашним очагом. Он был слишком велик, а
содержание его было ей не по карману.
После отъезда сестры Ксении в Англию Ольга Александровна
со своей семьей жили в Амалиенборге. Но оставаться там на
долгое время им не позволили. Король Христиан послал своего
двоюродного брата, принца Акселя, с настоятельной просьбой к
