многих иностранцев, желающих эмигрировать в Канаду. Кажется,
где-то в середине апреля 1948 года сотрудники Скотланд-Ярда
впервые связались со мной по поводу Великой княгини. В данном
случае речь шла о том, чтобы установить, желателен ли ее
приезд, будут ли ей предоставлены право убежища и надлежащей
защиты, и не приведет ли ее присутствие к трудностям и
осложнениям для наших властей. Я заявил, что уверен в том, что
приезд ее будет приветствоваться, и что как правительство
Канады, так и правительство провинции Онтарио предоставят ей
всю необходимую защиту.
Из переговоров можно было сделать вывод, что дело не
терпит отлагательств, что оно рассматривалось на самом высоком
уровне и что для безопасности Великой княгини и ее семьи
необходимо, чтобы они покинули Великобританию как можно скорее.
Впоследствии я узнал, что семейству серьезно угрожали в Дании,
и что это вынудило их спешно оставить эту страну. Какие-то люди
пытались установить местонахождение семейства и в Англии. Я был
приведен к присяге и ко мне обратились с просьбой всеми
способами помочь переезду семьи в Канаду, если будет принято
окончательное решение по этому поводу. Я согласился помогать
всяческими способами.
Приблизительно неделю спустя сэр Эдвард Пикок обратился ко
мне с просьбой принять его по вопросу, носящему
конфиденциальный характер. Он хотел выяснить у меня, считаю ли
я, что провинция Онтарио будет подходящим местом для проживания
Великой княгини и хорошо ли она будет встречена. Он рассказал
мне историю семьи, поведал об ее бедственном положении, и
выразил надежду, что семье будет оказано гостеприимство и
всяческая помощь.
Сэр Эдвард попросил меня встретиться с Великой княгиней у
нее дома и рассказать подробно о канадском образе жизни,
стоимости жизни, жилищных условиях, сельском хозяйстве и т.д.
Он организовал мою первую встречу с ней, подчеркивая сохранение
в тайне ее домашнего адреса и дальнейших планов.
Я хорошо помню обстоятельства, при каких происходил мой
визит в апартаменты Хэмптон-корт пэлис, которые предоставила
семейству королева Мария в качестве временного прибежища. Они
находились в квартале, представляющем собой ряд невысоких
домов, расположенных на одной из улиц города, и я с трудом
отыскал нужный адрес. Подъезжая к указанному мне дому, на
противоположной стороне улицы я заметил мужчину, стоявшего под
дождем без всякой видимой необходимости. Неожиданно я
сообразил, что было бы глупо с моей стороны припарковать
большой канадский автомобиль с канадскими номерными знаками
перед нужным мне домом, поэтому свернул на боковую улицу и,
проехав пару кварталов, вернулся назад пешком. Мужчина
по-прежнему стоял под проливным дождем. По-видимому, это был
переодетый полицейский.
Меня провели в похожую на столовую скудно обставленную
комнату, расположенную на первом этаже. Огонь в камине не
горел, шторы на окнах задернуты. В помещении было так холодно и
сыро, что пальто снимать я не стал. Спустя несколько минут
вошла Великая княгиня. Представившись, она предложила мне
раздеться и сесть и поблагодарила за то, что я пришел. На ней
был теплый костюм из плотного материала темного цвета,
закрывавший даму от горла чуть ли не до щиколоток. На плечах
теплый шерстяной платок. Великая княгиня очень нервничала. Она
оказалась чрезвычайно обаятельной, умной и интересной женщиной.
У нее была царственная осанка, как и у ее знаменитой подруги
королевы Марии. Когда я ее увидел, Великая княгиня показалась
мне усталой, грустной, издерганной и озабоченной, однако,
несмотря на все это, в каждой жилке лица, в каждой черте фигуры
этой женщины были видны решимость и отвага. Она искала
прибежища, где могла бы жить с семьей в мире и безопасности
простой деревенской жизнью, как можно меньше привлекая к себе
внимание со стороны общества. Сама она смерти не боялась,
главной ее заботой было уберечь от гибели ее детей и внуков.
Во время беседы она привела в комнату своего мужа,
полковника Куликовского, и сыновей, которые стали задавать мне
вопросы. Полковник был не вполне здоров и, хотя много вопросов
не задавал, слушал меня внимательно. Мне предложили перекусить,
и Великая княгиня, которая, по-видимому, принимала все важные
семейные решения, поручила мне предпринять необходимые меры.
Говорила она очень быстро и четко. Объяснила мне свою
проблему и подчеркнула, как важно, чтобы она и ее семья как
можно раньше уехали из Великобритании. По ее мнению, в Канаде
они будут в большей безопасности, чем в США. Она поблагодарила
меня за предложение помочь ей и более часа осыпала меня
вопросами касательно таких проблем, как иммиграция, транспорт,
финансы, стоимость жизни, стоимость фермы, наиболее подходящее
ее расположение и о канадцах вообще. Хотя сыновья ее, очевидно,
были довольны ее быстрым решением, муж не проявлял такого же
энтузиазма и полагал, что вопрос следует обсудить более
внимательно. Никакого спора не было. Великая княгиня заявила,
что они уезжают, и проводила меня до дверей.
Мы договорились о следующей встрече, чтобы я смог сообщить
о предпринятых шагах. По причинам безопасности возможен был
лишь личный контакт: ни телефоном, ни почтой воспользоваться
было нельзя.
В мае я еще два раза нанес визит Великой княгине. Перед
самым отъездом она вместе с мужем и двумя сыновьями зашли ко
мне в "Дом Онтарио", чтобы поблагодарить за помощь".
Рассказ господина Армстронга приводится здесь целиком по
двум причинам. Во-первых, Ольга Александровна предстает перед
нами совсем не такой, какой хотела бы казаться. Оказавшись
перед серьезным выбором, она, мечтательница, непрактичная
художница, предстает перед нами, как совершенно другой человек
-- женщина энергичная, полная сил, несмотря на ее усталость,
быстро принимающая важные решения, причем, по существу, не
обращая внимания на реакцию членов ее семьи. Второй аспект
имеет большее значение.
Шел 1948 год. Минул тридцать один год после октябрьской
революции 1917 года. Казалось бы, что семейство Романовых не
должно было больше тревожить Кремль, но все факты
свидетельствуют о противоположном. В Дании, недалеко от границ
которой стояли советские войска, жизнь Великой княгини
находилась под угрозой. Но тот факт, что то же самое
происходило и в Англии, говорит сам за себя. Магия имени
Романовых все еще была жива, и угроза, нависшая над Великой
княгиней, отнюдь не существовала в чьем-то воображении.
В спешке, сопровождавшей отъезд из Дании, никто не
позаботился о том, чтобы получить паспорт для верной и
незаменимой помощницы Ольги Александровны -- Мимки, которой к
тому времени исполнилось уже восемьдесят три года. Отъезд
пришлось отложить на две недели, пока не выправили документы
для Эмилии Тенсо. Великая княгиня часто отлучалась из
Хэмптон-корта, что лишь прибавляло забот Скотланд Ярду.
-- Я обрадовалась задержке, -- призналась мне Ольга
Александровна. -- Мне нужно было повидаться со столькими
людьми. Я даже сумела отыскать родственников моей старой милой
Нана. Надо было увидеться и с Джимми, который, уйдя в отставку,
поселился в Букингемшире. Мы с ним пили чай. На стене у него
висела одна из моих картин. Увидев ее, я воскликнула: "Я и не
знала, что умею так хорошо рисовать". Мне было так приятно
увидеть его и поговорить о прежних временах. Потом мы
праздновали день рождения Мэй -- ей исполнился восемьдесят один
год, затем мне надо было нанести ряд совершенно частных визитов
в Марлборо-хаус.
-- Вы не коснулись вопроса о драгоценностях при встрече с
королевой Марией? -- осмелился я спросить.
Ольга Александровна решительно покачала головой.
-- К чему было обострять отношения?
2 июня 1948 года Великая княгиня вместе со своей семьей
поднялась на борт судна "Эмпресс оф Канада", стоявшего в
Ливерпульском порту. Еще день жизни ушел на грустные прощания.
Кроме шестидесятишестилетней Великой княгини и ее
шестидесятисемилетнего супруга группу отъезжающих составляли
двое их сыновей -- Тихон, которому было тридцать, и Гурий,
который был на год моложе, вместе с их женами-датчанками --
Агнес и Рут, -- шестилетней внучкой Ксенией и пятилетним
Леонидом.
-- После того, как в тумане скрылись свинцовые берега
Англии, мне показалось, будто опустился некий занавес, оставив
позади годы жизни, проведенные в России и Дании, -- вспоминала
Ольга Александровна. -- Конечно, я твердо знала, что никогда
больше не увижу Европу. Но я знала и то, что до конца своих
дней сохраню в своей памяти много дорогих и милых сердцу
воспоминаний.
В новом свете на склоне дней
В прошлом у Великой княгини было столько бед и невзгод,
что можно предположить, будто она пришла в уныние, очутившись в
незнакомом мире и видя необходимость приспосабливаться к
совершенно незнакомым условиям жизни. Ольге Александровне было
шестьдесят шесть, годы ее не сломили, но, естественно, оставили
свой след.
Однако, сознавая, что распрощалась с Европой навсегда,
Великая княгиня не стала предаваться ностальгическим
воспоминаниям. Канада начала представляться ей чем-то вроде
приключения, а в приключение следует пускаться без оглядки или
вовсе отказаться от него. Ее мужество подверглось суровому
испытанию еще во время плавания. Как сообщил Великой княгине
капитан, это был самый трудный рейс "Эмпресс оф Канада". От
морской болезни страдали почти все пассажиры, в том числе и ее
семья, и лежали пластом. Но на Ольгу Александровну и Мимку
качка не произвела никакого воздействия. Мимка, превратившаяся
в ссохшуюся старуху восьмидесяти трех лет, заботилась о своей
хозяйке и не спускала глаз с кофты, которую купила ей в Крыму
Великая княгиня много лет назад. Ночью Мимка клала кофту под
подушку, а днем надевала на себя. Любому, кто случайно взял бы
в руки кофту, она показалась бы необыкновенно тяжелой, однако
Мимка следила за тем, чтобы никому такого случая не
представилось. Дело в том, что между тканью и подкладкой верная
старая служанка зашила несколько замшевых мешочков, в которых
хранилось все, что осталось от драгоценностей ее хозяйки. Ни
количество безделушек, ни их стоимость не шли ни в какое
сравнение с содержимым шкатулки покойной Императрицы-Матери,
но, по мнению Мимки, даже тоненькая золотая булавка, не
представляющая особой ценности, что называется, могла
пригодиться.
-- Старый лайнер все время раскачивался из стороны в
сторону. По спокойной воде, думаю, мы плыли не так уж много
часов, -- рассказывала Ольга Александровна. Я не понимала,
почему я не страдала от морской болезни, как остальная моя
семья. Хорошим моряком я никогда не была, Бывало, во время
плаваний на "Штандарте" я лежала пластом -- к огорчению моих
племянниц.
Кто-то из членов экипажа назвал судно "пьяной княгиней".
Реплику эту услышал какой-то датский журналист, находившийся на
корабле. Решив, что она относится к Ольге Александровне, он
возмущенно заявил капитану: "Замечание крайне непочтительно и
совершенно несправедливо -- ее Императорское Высочество
известна своими трезвыми привычками". Капитан заверил его, что
шутка не имеет никакого отношения к Великой княгине. Каким-то
образом о происшедшем стало известно самой Ольге Александровне,
и фраза, оброненная моряком, ее страшно рассмешила. Она
