производстве, и каждый своим путем пришел к выводу, что поля
сражений первой мировой войны - это просто такие особенно
опасные цеха, где горстка подрядчиков следит за тем, как
миллионы людей расстаются с жизнью, чтобы доходы, приносимые
заводом, еще больше выросли. И обоим им было ясно, что Америка
вскоре тоже включится в погоню за этими доходами. Им не хотелось
на таких вот европейских заводах работать, и поэтому оба они
примкнули к небольшой группе анархистов, итальянцев и
американцев, которая перебралась до конца войны в Мексику.
Анархисты - это те, кто всей душой верят, что правительство
всегда враг собственному народу.
Я и сейчас уверен: историю Сакко и Ванцетти будут глубоко
переживать будущие поколения. Может, просто нужно будет о ней
еще несколько раз им напомнить. И тогда все поймут, что бегство
в Мексику знаменовало собой только проявление благословенного
здравого смысла.
Как бы то ни было, после войны Сакко с Ванцетти вернулись в
Массачусетс уже неразлучными друзьями. Их здравый смысл,
благословенный или нет, основывался на книжках, которые студенты
в Гарварде читали только по принуждению, не делая из них
пагубных заключений, и этот здравый смысл большинство окружающих
находило смехотворным. Окружающие, а также те, кто привык
направлять судьбу этих окружающих, не встречая противодействия,
теперь сочли, что здравый смысл - ужас что такое, особенно если
его придерживаются родившиеся не в Америке.
Министерство юстиции составило тайные списки родившихся не в
Америке, которые не делали тайны из того, что многих властителей
так называемой обетованной земли они находят попирающими
справедливость, обманщиками, невежами и скопидомами. Сакко и
Ванцетти попали в эти списки. За ними везде ходили подосланные
правительством осведомители.
Печатник по имени Андреа Сальседо, друг Ванцетти, тоже попал
в эти списки. Полицейские агенты, не предъявив обвинения,
схватили его в Нью-Йорке и продержали в заключении восемь
недель, никого к нему не допуская. Третьего мая тысяча девятьсот
двадцатого Сальседо то ли сам выпал, то ли выпрыгнул, то ли был
выброшен из окна кабинета на четырнадцатом этаже, где
размещались службы Министерства юстиции.
Сакко и Ванцетти организовали митинг с требованием
расследовать обстоятельства ареста и смерти Сальседо. Митинг был
назначен на девятое мая в Броктоне, штат Массачусетс, родном
городе Мэри Кэтлин 0'Луни. Мэри Кэтлин было в ту пору шесть лет.
А мне семь.
Сакко и Ванцетти арестовали за угрожавшую общественному
спокойствию подрывную деятельность еще до того, как состоялся
митинг. Преступление их заключалось в том, что у них нашли
листовки с призывами принять в этом митинге участие. За это
полагался большой штраф или год заключения.
Но потом их вдруг обвинили еще и в двух нераскрытых
убийствах. Примерно за месяц до того были убиты два охранника,
когда произошло нападение на инкассаторскую машину в Саут-
Брейнтри, штат Массачусетс.
За такое, ясное дело, полагалось куда более суровое
наказание, безболезненная смерть на электрическом стуле - одном
для двоих.
19
Ванцетти заодно обвинили и в нападении на инкассаторскую
машину в Бриджуотере, штат Массачусетс. Судили по этому
обвинению и признали виновным. Вот так из торговца рыбой он
превратился в опасного уголовника еще до того, как их с Сакко
начали судить за убийства.
Был ли Ванцетти замешан в том нападении? Возможно, и да, хотя
это не имело особого значения. А кто заявил, что особого
значения это не имеет? Судья, который вел дело об убийстве, - он
так и сказал: особого значения это не имеет. Судьей был Уэбстер
Тейер, питомец колледжа Дартмут, представитель нескольких
почтенных семейств из Новой Англии. Он сказал присяжным: "Этот
человек, возможно, и не совершал преступления, в котором его
обвиняют, но он все равно морально повинен, поскольку он враг
существующих у нас институтов".
Даю слово, так именно и было сформулировано американским
судьей, который вел процессуальное разбирательство дела. Я
цитирую из книги, которая лежит у меня на столе: "Нерассказанная
история рабочего движения", авторы Ричард О.Бойер и Херберт
М.Морейс, издательство "Юнайтед фронт", Сан-Франциско, 1955.
Этот судья Тейер и рассматривал дело по обвинению Сакко и
опасного уголовника Ванцетти в убийстве. Их признали виновными,
вынеся вердикт примерно через год после ареста: в июле тысяча
девятьсот двадцать первого, когда мне было восемь лет.
Казнили их, когда мне было пятнадцать. Может, какие-нибудь
разговоры про это в Кливленде и велись, но я не помню.
На днях я разговорился в лифте небоскреба РАМДЖЕК с
посыльным. Он приблизительно моего возраста. Спрашиваю: вам
запомнилось что-нибудь про казнь Сакко и Ванцетти? Он отвечает:
да, отец говорил, что до чертиков надоели эти пересуды про Сакко
и Ванцетти, казнили их, и ладно, хоть болтовня эта прекратится.
Я спрашиваю: а ваш отец кто был по профессии?
- Президент правления банка в Монпелье, штат Вермонт, -
говорит. Посыльный этот совсем старичок, на нем шинель из тех,
которые после воины раздавали со складов армии Соединенных
Штатов.
Аль Капоне, знаменитый чикагский гангстер, тоже считал, что
Сакко и Ванцетти нужно казнить. По его мнению, они подрывали
исконно американские устои. Он чувствовал себя оскорбленным тем,
какую неблагодарность к Америке проявили эти итальянцы, такие же
иммигранты, как и он.
В "Нерассказанной истории рабочего движения" приведены
следующие слова Аль Капоне: "Большевизм стоит у наших дверей...
Нужно держать рабочих подальше от красных книжек и красных
приманок".
И тут я вспоминаю историю, сочиненную доктором Робертом
Фендером, с которым подружился в тюрьме. Это история про
планету, где худшим преступлением считалась неблагодарность. Все
время кого-то казнили за его неблагодарность. Казнили так, как
было заведено казнить в Чехословакии. Из окон вышвыривали. Из
тех, что повыше этажом.
Героя истории, сочиненной Фендером, в конце концов вышвырнули
из окна за неблагодарность. Он полетел вниз с тридцатого этажа,
и последнее его слово было: "Спа-а-а-а-и-и-о".
Но прежде чем Сакко и Ванцетти казнили, как это заведено в
Массачусетсе, по всему миру покатились мощные волны протеста.
Торговец рыбой и обувщик стали вселенскими знаменитостями.
"Никогда в жизни, - сказал по этому поводу Ванцетти, - мы и
надеяться бы не могли, что столько сделаем ради торжества
справедливости, человечности и понимания между людьми, если бы
не помогло несчастное стечение обстоятельств".
Если бы вправду разыгрывался современный миракль о страданиях
и искуплении, актерам, играющим представителей власти, всех этих
Понтиев Пилатов, все равно пришлось бы высокомерно третировать
мнение толпы. Только на этот раз они бы прямо высказались за
необходимость распять обвиненных.
И уже не стали бы умывать руки.
Так они, представьте себе, гордились тем, что вознамерились
совершить, что попросили комиссию из трех самых мудрых,
уважаемых, дальновидных и беспристрастных граждан, каких сумели
отыскать в пределах штата, высказаться, справедливо ли
задуманное к исполнению.
Вот только этот эпизод решил поведать Кеннет Уистлер на
митинге в тот бесконечно далекий день, когда мы с Мэри Кэтлин,
держась за руки, слушали его выступление.
С каким презрением охарактеризовал он хваленые достоинства
всех трех мудрецов!
Один из этих трех был Роберт Грант, ушедший в отставку судья
по делам о наследстве - в законах, стало быть, разбирается,
знает, как их нужно применять. Возглавил комиссию президент
Гарварда, он все еще был президентом, когда я туда поступил.
Подумать только! Лоуренс Лоуэлл его фамилия. И третий - о нем
Уистлер сказал, что он "в электричестве здорово разбирался, зато
уж ни в чем больше", - был Сэмюел У. Страттон, ректор
Массачусетского технологического института.
Пока они судили да рядили, на них сыпались тысячи телеграмм,
одни с одобрением казни, но большинство с осуждением. Среди
прочих телеграммы прислали Ромен Роллан, Джордж Бернард Шоу,
Альберт Эйнштейн, Джон Голсуорси, Синклер Льюис и Герберт Уэллс.
В конце концов триумвират объявил: нет сомнений, что в
случае, если Сакко и Ванцетти посадят на электрический стул,
справедливость восторжествует.
Так-то вот мудры даже мудрейшие из людей.
И я все думаю: а существует ли она, мудрость, может ли
существовать? Или в нашей отдельно взятой вселенной она такая же
химера, как вечный двигатель?
Кто считается самым мудрым в Библии - даже мудрее, чем
президент Гарварда? Ну конечно, царь Соломон. Пришли к нему две
женщины, поспорившие, кто из них настоящая мать ребенку, и
просят, чтобы царь их рассудил, ведь его мудрость овеяна
легендами. Так Соломон им посоветовал разрубить этого младенца
пополам.
А мудрейшие граждане Массачусетса вынесли решение, что Сакко
и Ванцетти должны умереть.
Когда объявляли это решение, вспомнил мой кумир Кеннет
Уистлер, он командовал пикетами перед зданием Сената
Массачусетса в Бостоне. Шел дождь.
- Природа их оплакивала, - сказал он, глядя прямо на нас с
Мэри Кэтлин, стоящих в первом ряду. И захохотал.
Мы с Мэри Кэтлин не рассмеялись ему вслед, и никто в толпе не
рассмеялся. А он-то с сарказмом хохотнул: вот насколько природе
все равно, что люди думают и чувствуют, наблюдая происходящее.
Свои пикеты перед Сенатом Уистлер не снимал еще десять суток,
до самого дня казни. А затем петляющими улицами и дальше через
мост повел пикетчиков в Чарлзтаун, где находилась тюрьма. Среди
пикетчиков бьши Эдна Сент-Винсент Миллэй, Джон Дос Пассос,
Хейвуд Браун*.
/* Видные писатели и журналисты того времени./
Подошедших пикетчиков встретили полиция и национальные
гвардейцы. На окружавшей тюрьму ограде засели пулеметчики,
направив стволы на собравшийся народ, который хотел, чтобы
Понтий Пилат проявил милосердие.
А Кеннет Уистлер тащил тяжелый сверток. Это было огромных
размеров знамя, длинное и узкое, - его скатали рулоном. Сшили
знамя по его просьбе нынче утром.
Лампочки в тюрьме стали мигать.
Когда они мигнули три раза, Кеннет Уистлер с товарищем
побежали в похоронную контору, куда должны были доставить тела
Сакко и Ванцетти. Штат в их телах больше не нуждался. Тела снова
стали собственностью родственников и сочувствующих.
Уистлер рассказывал: в переднем зале похоронной конторы были
поставлены два помоста для гробов. И тогда они с товарищем
развернули свое знамя, прикрепив его к стене за помостами.
Поперек знамени были написаны слова, которые человек,
приговоривший Сакко и Ванцетти к смерти, Уэбстер Тейер, вскоре
после вынесенного им приговора бросил одному знакомому: "Читал,
как я на днях этих гадов анархистов прищучил?"
20
Сакко и Ванцетти до конца сохранили свое достоинство, не
сдались. Уолтер Ф.Старбек этого не сумел.
Когда меня забрали в выставочном зале компании "Американские
арфы", я вроде бы держался неплохо. Даже улыбался, пока Дельмар
Пил размахивал перед носом двух полицейских циркуляром насчет
украденных кларнетов и растолковывал, почему они должны меня
арестовать. У меня же было стопроцентное алиби: два последних
года я просидел в тюрьме.
Я им об этом сказал, но они что-то не успокоились, как я
надеялся. Решили, видно, что я еще похуже типчик, чем им сначала
показалось.
Участок, куда мы прибыли, так и бушевал. Набежали репортеры и
эти, с телекамерами, - позарез им нужны были юнцы, которые
бесчинствовали в сквере перед Объединенными Нациями и бросили
министра финансов государства Шри Ланка в Ист-ривер. Министра
пока не выловили, так что хулиганам, скорей всего, предъявят
обвинение в убийстве.
Вообще-то полицейский катер вытащит этого шриланкийца из реки
часа через два. Он, оказывается, уцепился за буй у Гровернор-
айленд. Газеты наутро писали, что он от страха говорить не мог.
Еще бы!
Допрашивать меня не сразу начали, некому было. Просто отвели
