Уотергейту Эмиля Ларкина, который во всю глотку горланил
негритянский духовный гимн "А бывает, заплачу, словно я сирота".
У Грейтхауса как-то времени не нашлось отозваться на этот
голос, потому что с ближайшей полосы взлетел истребитель,
разодрав небо в клочья. У каждого, кто такого не слышал сотни
раз, от этакого грохота в кишках начинает ныть, словно сейчас
лопнут. И ведь всегда без всякой подготовки. "Бабах!" - как
будто конец света настал.
Грейтхаус с адвокатами, да и шофер, тоже на землю повалились.
Потом поднимаются и друг над другом посмеиваются, отряхиваясь.
Решив, и правильно решив, что над ним небось исподтишка
наблюдают да прикидывают, что за гусь, Грейтхаус принял боевую
стойку, замолотил кулаками по воздуху, а сам на небо
поглядывает, точно подзуживает: "Ну, где следующий? Теперь уж
врасплох не застанете". А в тюрьму они не торопятся войти. Возле
лимузина своего околачиваются, будто ждут, что их выйдут
встречать как почетных гостей. Я так понял, Грейтхаусу, пока он
на ничьей земле стоял, надо было, чтобы в последний раз
показали, как ценят его высокое положение в обществе,
капитуляцию при Аппоматоксе* чтобы разыграли: тюремный
смотритель пусть будет Улисс С.Грант, а сам он, получается, -
генерал Роберт Ф.Ли.
/* При Аппоматоксе в 1865 г. командующий армией Севера генерал
Улисс С.Грант принял капитуляцию от командующего силами Юга
Роберта Ф.Ли./
Только смотритель в тот день вообще находился не в штате
Джорджия. Он бы приехал, если бы его заранее предупредили, что
Грейтхаус решил капитулировать именно сегодня. А так он был в
Атлантик-Сити, выступал на съезде Американской ассоциации
контроля над выпущенными под залог. Поэтому вышел к ним Клайд
Картер, который как две капли воды похож на президента Картера,
помялся у дверей и к лимузину направился.
- Пройдемте, прошу вас, - улыбается Картер.
Они и пошли, сзади всех шофер два чемодана несет из отличной
кожи да еще несессер в придачу. У входа Клайд забрал у него эту
поклажу и вежливо так говорит: вы назад к машине ступайте.
- Мы тут сами справимся, - говорит.
Шофер и двинулся обратно к лимузину. Звали этого шофера
Кливленд Лоуз, очень похоже на Леланда Клюза, человека, которого
я заложил. Он только начальную школу кончил, но по пять книг в
неделю прочитывал, дожидаясь за рулем своих клиентов, а это
большей частью были служащие РАМДЖЕКа, поставщики его да
покупатели. Этого шофера взяли в плен китайцы, когда он в Корее
воевал, и какое-то время он среди китайцев прожил, плавал
разнорабочим на каботажном судне вдоль побережья Желтого моря,
оттого и по-китайски может говорить вполне сносно.
Кливленд Лоуз читал сейчас "Архипелаг ГУЛАГ", рассказ о
тюрьмах Советского Союза, написанный еще одним бывшим
заключенным, Александром Солженицыным.
А я опять остался один-одинешенек на своей скамеечке, сижу,
словно в пустоту погрузился, в самый ее центр. Я снова в ступор
начал впадать, смотрю прямо перед собой и ничего не вижу, а
потом руки свои дряблые вверх и - хлоп! хлоп! хлоп!
Если бы не хлопки эти, Кливленд Лоуз говорит, он бы и
внимания на меня не обратил.
Но я все хлопал и хлопал, вот ему и стало любопытно. С чего
это я хлопаю-то?
Думаете, я ему рассказал, с чего? Нет. Долго рассказывать, да
и глупая история. Говорю: так, прошлое вспоминается, а как про
что-нибудь очень хорошее вспомню, сразу руки сами от колен
отрываются и - хлоп! хлоп! хлоп!
Он предложил до Атланты меня подбросить.
И вот пожалуйста: всего полчаса на воле, а уже в лимузине
сейчас поеду рядом с шофером. Неплохо для начала.
А если бы Кливленд Лоуз не предложил подбросить меня до
Атланты, черта с два он бы стал тем, кем теперь стал, -
начальником отдела кадров транспортного управления корпорации
РАМДЖЕК. Транспортное управление ведает всеми лимузинами,
которые по заказу предоставляются, а также таксопарками,
агентствами автомобилей напрокат, стоянками и гаражами по всему
свободному миру. Там и мебель можно взять на срок, если
потребуется. Многие берут.
Я его спрашиваю: пассажиры-то ваши не против будут, что я с
вами до Атланты поеду?
Да я, говорит, никогда их не видел и не увижу больше, они же
в РАМДЖЕКе не служат. И еще пикантную такую подробность
сообщает: не знал он, оказывается, что главный его пассажир -
сам Верджил Грейтхаус, только когда в тюрьму приехали,
выяснилось. А пока до нее добирались, на Верджиле борода была
нацеплена фальшивая, чтобы изменить внешность.
Оглянулся я назад - точно, вон она, борода эта, проволочкой
за дверную ручку зацепилась.
Кливленд Лоуз шутит: да они, адвокаты эти, и не выйдут из
тюрьмы-то. "Они, - говорит, - когда корпус этот осматривали, все
вроде прикидывали, просторно ли будет в камере".
Спрашивает: вы в лимузине раньше ездили хоть раз? Зачем,
думаю, человеку голову всякой ерундой забивать, и говорю: нет,
не приходилось. Хотя, конечно, много раз рядом с отцом ездил на
переднем сиденье разных лимузинов Александра Гамильтона
Маккоуна, это еще когда мальчишкой был. А когда подрос и в
Гарвард поступать готовился, на заднем сиденье разъезжал рядом с
мистером Маккоуном, а от отца стеклянная перегородка нас
отделяла. Мне тогда вовсе и не казалось странным, что от шофера
отгораживаемся, даже никакой я тут символики не чувствовал.
Потом в Нюрнберге катался я на могучем мерседесе "дракон" -
так эта марка называется. Только мерседес был с откидным верхом,
дурацкая такая махина, даже если бы корпус у нее пулями не был
пробит и сзади было бы нормальное стекло, а не ветровое.
Баварцы, как меня в этом мерседесе увидят, сразу думают - пират
какой-то, зацапал краденое, ну ничего, ненадолго, у него машину
эту скоро уведут, уж будьте уверены. А сейчас вот, на скамеечке
сидя, я вдруг подумал: в настоящем-то лимузине мне уж лет сорок
пять проехаться не выпадало! Я, хоть и высоко взобрался по
служебной лестнице, таких чинов не достиг, чтобы мне
предоставили лимузин, еще ступеньки три надо было одолеть, вот
тогда и свой лимузин был бы или хоть присылали бы за мной по
заявке. И ни разу не удавалось мне свое начальство так к себе
расположить, чтобы мне было сказано: "Послушайте, молодой
человек, надо бы это обсудить без спешки. Садитесь в мою машину,
по дороге и побеседуем".
А Леланд Клюз, хоть до собственной шикарной машины и не
дотянул, вечно раскатывал со всякими важными стариками в их
лимузинах, и они от него прямо-таки глаз не могли оторвать.
Подумаешь!
Спокойно.
Кливленд Лоуз говорит: а вы, видно, образованный.
Я признался: да, Гарвард кончил.
Тогда он мне рассказал, что коммунисты-китайцы взяли его в
плен в Северной Корее, а тот китайский майор, который командовал
лагерем, оказывается, тоже учился в Гарварде. Похоже, этот майор
примерно моих лет, может, мы с ним даже были на одном курсе,
хотя в Гарварде я с китайцами не водился. Лоуз говорит: тот
китаец физику изучал и математику, а раз так, мы с ним и не
могли познакомиться.
- Папаша у него был богатый, земли имел много, - рассказывает
Лоуз. - А когда пришли коммунисты, они его поставили на колени,
собрав всех, кто жил в той деревне, и у всех на глазах отрубили
ему голову шашкой.
- И после такого сын все равно стал коммунистом?
- А он говорил, папаша у него земельный собственник, а
значит, очень плохой человек.
- Да, - отвечаю, - хорошо его, видать, в Гарварде научили.
Этот гарвардский китаец близко сошелся с Кливлендом Лоузом и
уговорил его, когда война кончилась, поехать в Китай, а не
домой, в Джорджию. Когда Лоуз еще мальчишкой был, его
двоюродного брата заживо сожгла толпа, а отца ночью вытащили из
дома и отхлестали бичами эти, из Ку-Клукс-Клана, да и его самого
перед армией два раза избивали за то, что он хотел на
избирательном участке зарегистрироваться. Понятно, коммунисту
этому сладкоголосому не стоило больших трудов его убедить. Ну
вот, он, как сказано, два года плавал на судне вдоль побережья
Желтого моря, разнорабочим был. Говорит: несколько раз он
влюблялся, только никто не ответил взаимностью.
- Так вы поэтому и вернулись назад?
Нет, говорит, прежде всего по другой причине - там церковной
музыки негде было послушать.
- И гимн ни с кем не споешь, - продолжает он. - Да и еда у
них, знаете...
- Плохая? - спрашиваю.
- Ну что вы, очень даже хорошая, - говорит. - Только такая,
про которую как-то и вспоминать неохота.
- Угу, - кивнул я.
- Нельзя же просто жевать да жевать. Хочется словечком
перекинуться: славно, мол, приготовлено или не очень. А много ли
таких, кто в этой их еде толк знает?
Я сказал: здорово, что вы по-китайски выучились, а он в ответ
- теперь бы уж ни за что не выучился.
- Голова слишком забита, - жалуется. - Тогда-то я молодой
был, наивный, откуда мне было знать, что китайский язык такой
трудный? Думал, ничего особенного, вроде как птицы друг с другом
разговаривают, подражай им, и все дела. Ну, в общем, слышишь,
как птичка поет, и сам пробуешь изобразить такую же песенку, а
птичка-то тебе не верит, не дура какая-нибудь.
Китайцы, когда он сказал, что хочет вернуться домой, с
пониманием отнеслись. Он им нравился, вот они и стали за него
хлопотать, пытались по замысловатым дипломатическим каналам
выяснить, что его ждет на родине, если он вернется. Тогда в
Китае американских представителей не было, и дипломатов из
стран, с которыми Америка в союзе, тоже не было. Запрос пришлось
через Москву направлять, потому что в то время Москва еще
дружила с Китаем.
И вот из-за этого негра, бывшего рядового пехоты, который в
армии корпус тяжелого миномета таскал, пришлось вести очень
сложные переговоры на высшем дипломатическом уровне. Американцы
требовали его выдачи, чтобы подвергнуть Лоуза наказанию. А
китайцы утверждали, что наказание должно быть краткосрочным и
почти символическим, а потом пусть он вернется к нормальной
гражданской жизни, в общем-то и не отсидев, - если же нет, они
отказываются его выдать. Американцы возражают: Лоуз должен
каким-то образом объяснить общественности, почему он сразу после
войны не отправился домой. А затем его дело рассмотрит трибунал,
даст ему срок до трех лет и распорядится уволить из армии без
отличия, то есть без всяких льгот и выплат. Но китайцы свое
гнут: Лоуз ведь дал обещание не предпринимать шагов,
компрометирующих Китайскую Народную Республику, где к нему так
хорошо относились. Если же Лоуза заставляют это обещание
нарушить, они его не выпустят в Америку. Кроме того, китайцы
настаивали на том, чтобы Лоуза вообще не сажать в тюрьму и
выплатить все, что ему положено как военнопленному. Американцы
не соглашались: обязательно надо его посадить, какая же армия
позволит, чтобы дезертирство оставалось безнаказанным. И лучше
бы всего посадить Лоуза еще до трибунала. А трибунал даст ему
срок, который он уже отбыл, находясь в плену, да плюс то, что
отсидел, дожидаясь судебного разбирательства, а значит, Лоуз
может сразу после суда домой ехать. Но выплаты исключаются.
На том и сошлись.
- Понимаете, очень им было нужно, чтобы я вернулся, -
объяснил мне Лоуз, - потому что нескладная получалась ситуация.
Они же не могли допустить, чтобы хоть один американец, какой он
там ни черный, взял да задумался, пусть только на минуточку, а
что, если Америка не самая лучшая страна на свете.
Спрашиваю его: а вы про доктора Фендера слышали, который
осужден за государственную измену во время Корейской войны? Он
вот в этой тюрьме и сидит, робу сейчас для Верджила Грейтхауса
подбирает.
- Нет, - говорит. - Мне все равно, кто еще по таким делам
вляпался. Это же не клуб по интересам, правда?
А легендарную миссис Джек Грэхем-младшую, у которой
контрольный пакет акций корпорации РАМДЖЕК, не приходилось ему
встречать?
- Вы бы еще спросили, не доводилось ли мне встречать Господа
Бога, - говорит.
Вдову Грэхем к этому времени уж лет пять никто в глаза не
видел. Последний раз она появилась на публике в нью-йоркском
