этими штырьками, пристроить полоску между валиками. Талисман
улегся в узкую ложбинку так ловко, что даже швейцарский часовщик
остался бы доволен.
Констант обзавелся множеством хобби, которые помогали ему
коротать время в целительном климате Титана.
Самое интересное его хобби заключалось в том, что он возился
с останками Сэло, тральфамадорского гонца, который сам себя
разобрал. Констант провел не одну тысячу часов, пытаясь снова
собрать Сэло и пустить его в ход.
Пока что это ему не удавалось.
Констант вначале решил возродить маленького тральфамадорца,
надеясь, что Сэло согласится переправить юного Хроно обратно на
Землю.
Сам Констант на Землю не стремился, и его подруга, Беатриса,
тоже об этом не мечтала. Но Констант и Беатриса считали, что их
сын, у которого вся жизнь впереди, должен прожить эту жизнь
среди деятельных и веселых людей на Земле.
Но к тому времени, как Константу стало семьдесят четыре,
можно было уже не торопиться с отправкой юного Хроно на Землю.
Юный Хроно стал немолодым человеком. Ему было уже сорок два. И
он настолько хорошо, настолько тонко приспособился к жизни на
Титане, что переправлять его в любое другое место было бы
вопиющей жестокостью.
В семнадцать лет Хроно сбежал из своего домадворца и стал
жить среди синих птиц - самых чудесных существ на Титане. Хроно
и теперь жил в их гнездовье, неподалеку от Заводей Казака. Он
носил накидку из их перьев, высиживал их птенцов и знал их язык.
Констант больше не видел Хроно. Иногда он слышал в сумерках
крики Хроно. Констант не откликался на эти крики. Крики Хроно не
предназначались ни для одушевленных, ни для неодушевленных
обитателей Титана.
Хроно приветствовал криком Фебу, проплывающую в небе луну.
Временами, когда Констант собирал титаническую клубнику или
пятнистые двухфунтовые яйца титанических ржанок, он натыкался на
небольшой алтарик, сооруженный на открытом месте из палок и
камней. Хроно соорудил сотни таких алтарей.
Алтари всегда были построены по одной схеме. В центре
помещался один большой камень, символизировавший Сатурн. Вокруг
лежала зеленая ветка, согнутая в кольцо,- это были кольца
Сатурна. А за этим кольцом располагались девять камней - по
числу лун Сатурна. Самый большой из этих камней-спутников
представлял Титан. И под этим камнем всегда лежало перо синей
птицы Титана.
По следам на земле было видно, что юный Хроно уже не первой
молодости - проводил целые часы, передвигая планеты своего
игрушечного мира.
Когда старый Малаки Констант находил один из таких алтарей в
запущенном виде, он обязательно старался по мере сил навести в
нем порядок. Он выпалывал сорняки и разравнивал землю, приносил
свежую ветку, которая изображала кольца Сатурна. Он непременно
клал новое перо синей птицы под камень, изображавший Титан.
Прибирая священные для сына алтари, Констант духовно
сближался со своим сыном, насколько это было возможно.
К попыткам сына создать религию он относился с уважением.
Порой, глядя на возрожденный алтарь, Констант по разному
передвигал элементы собственной жизни - но только в голове,
камней он не трогал. В такие минуты он с грустью размышлял о
двух вещах: о том, что он убил Стоуни Стивенсона, своего
лучшего, единственного друга, и о том, что на склоне лет он,
наконец, заслужил любовь Беатрисы Румфорд.
Констант так и не узнал, догадался ли Хроно, кто обновляет
его святилища. Может быть, он думал, что его Бог или боги об
этом заботятся.
Все это было так печально. Но это было прекрасно.
Беатриса Румфорд жила одна в румфордовском Тадж-Махале.
Встречи с сыном беспокоили ее гораздо больше, чем Константа.
В совершенно непредсказуемые дни, с неравными интервалами, Хроно
переплывал пролив, являлся во дворец, облачался в какой-нибудь
из костюмов Румфорда, объявлял матери, что сегодня ее день
рождения, и весь день развлекал ее ленивой, неспешной, вполне
цивилизованной беседой.
К концу дня Хроно надоедала н одежда, и мать, и цивилизация.
Он с яростью срывал с себя костюм, издавал клич синих птиц и с
размаху бросался в Море Уинстона.
Пережив празднование очередного "дня рождения", Беатриса
обычно втыкала весло в песок в том месте, которое было видно с
ближайшего берега, и поднимала на нем простыню - белый флаг.
Это был сигнал для Малаки Константа, означавший, что она
очень просит его как можно скорее приплыть и помочь ей прийти в
себя.
А когда Констант спешно являлся на этот зов отчаяния,
Беатриса всегда встречала его одними и теми же словами, стараясь
утешить себя:
- По крайней мере,- говорила она,- он не маменькин сынок. По
крайней мере, у него хватило величия души, чтобы выбрать самые
благородные, самые прекрасные существа из всех, какие здесь
водятся.
И вот простыня - сигнал бедствия - развевалась на берегу.
Малаки Констант пустился в путь в долбленке. Золоченая лодка,
доставшаяся им вместо с дворцом, давным-давно рассыпалась в
прах.
Констант был одет в старый купальный халат из голубой шерсти,
оставцшйся от Румфорда. Он нашел его во дворце и взял, когда
костюм Звездного Странника вконец износился. Халат был его
единственным одеянием, да и надевал он его только когда навещал
Беатрису.
В долбленке у Константа лежали шесть яиц ржанки, две кварты
дикой титанической клубники, трехгаллонный торфяной горшок с
перебродившим молочком маргариток, бушель семян титанических
маргариток, восемь книг, которые он брал почитать из дворцовой
библиотеки, насчитывавшей сорок тысяч томов, и самодельная метла
с самодельным совком для мусора.
Констант вел натуральное хозяйство. Он выращивал. собирал и
делал своими руками все, что ему было нужно. И необычайно этим
гордился.
Беатриса не нуждалась в помощи Константа. Румфорд оставил в
Тадж-Махале грандиозные запасы земной еды и земных напитков. У
Беатрисы всего было вдоволь, и запасы были неистощимы.
Констант вез Беатрисе местные лакомства только потому, что
гордился своим искусством лесного жителя и сельского хозяина. Он
очень любил показать, какой он замечательный добытчик.
Это стало для него необходимостью.
Констант прихватил с собой щетку и совок по той причине, что
во дворце у Беатрисы всегда накапливались кучи отбросов.
Беатриса сама никогда не занималась уборкой, так что Констант
пользовался случаем и убирал мусор, когда бывал у нее в гостях.
Беатриса Румфорд была жилистой, одноглазой, темнокожей старой
леди с золотыми зубами - сухой и крепкой, как спинка стула. Но
ни физический урон, ни пережитые страдания не могли скрыть
благородства старой леди - сразу был виден высокий класс.
Каждому, кто понимал, что такое поэзия, смертность и чудо,
гордая подруга Малаки Константа со своими высокими скулами
показалась бы прекрасной, насколько это возможно для
человеческого существа.
Не исключено, что она слегка повредилась в рассудке. На Луне,
где кроме нее, жили только два человека, она писала книгу под
названием "_Истинный_смысл_жизни_в_Солнечной_системе_". Это было
опровержение теории Румфорда, который утверждал, что цель
существования человечества в Солнечной системе - помочь
застрявшему на Титане гонцу с Тральфамадора снова отправиться в
путь.
Беатриса начала писать книгу, когда сын покинул ее и ушел
жить к синим птицам. Рукопись, написанная ее рукой, теперь
занимала тридцать восемь кубических футов в комнатах Тадж-
Махала.
Каждый раз, когда Констант ее навещал, она читала ему вслух
новые главы.
Сейчас она как раз читала вслух, сидя в старом кресле
Румфорда, а Констант бродил по двору. Беатриса была закутана в
белое с розовым покрывало с кровати, которое тоже осталось во
дворце. В пушистую ткань были вплетены буквы: "_Богу_все_
_равно_".
Это было собственное покрывало Румфорда.
Беатриса читала, не останавливаясь, словно пряла нить из
доводов против воображаемого могущества Тральфамадора.
Констант не прислушивался. Он просто с удовольствием слушал
голос Беатрисы - звучный, торжествующий. Он спустился в бассейн
и отвинчивал крышку клапана, чтобы спустить воду. Вода
превратилась в нечто похожее на гущу горохового супа - так в ней
расплодились титанические водоросли. Каждый раз, приезжая к
Беатрисе, Констант вступал в бежнадежное единоборство с этой
массой зеленой тины.
- Я не стану отрицать,- читала вслух Беатриса,- что
воздействие Тральфамадора действительно ощущалось на Земле. И
все же - те люди, которые служили исполнителями воли
Тральфамадора, исполняли ее настолько в свом личном стиле, что
можно смело сказать - Тральфамадор практически не имел к этому
никакого отношения.
Констант, сидя в бассейне, приложил ухо к открытому клапану.
Судя по звуку, вода едва просачивалась.
Констант выругался. Румфорд унес с собой важнейшую тайну, а
вместе с Сэло она умерла - как им удавалось, пока они здесь
жили, сохранять бассейн в такой кристальной чистоте С тех пор,
как этим занимался Констант, водоросли постепенно заполонили
бассейн Дно и стенки бассейна заросли покрывалом скользкой
слизи, а три статуи на дне - три сирены Титана были погребены
под студнеобразной зеленой массой.
Констант знал, какую роль сыграли три сирены в его жизни Он
об этом читал - и в "_Карманной_истории_Марса_", и в
"_Авторизованной_Библии_под_редакцией_Уинстона_Найлса_Румфорда_"
Эти три невиданные красавицы теперь его не особенно трогали -
разве что на поминали, что были времена, когда секс его еще
тревожил.
Констант выбрался из бассейна
- Каждый раз стекает все хуже,- сказал он Беатрисе.- Придется
откапывать и чистить трубы
- Вот как?- сказала Беатриса, отрывая глаза от рукописи.
- Да, вот так,- сказал Констант.
- Ладно, делай то, что нужно делать,- сказала Беатриса.
- В этом вся история моей жизни,- сказал Констант
- Мне только что пришла мысль, которую непременно надо
записать,- сказала Беатриса.- Непременно надо, пока она не
ускользнула.
- Если она побежит в мою сторону, я стукну ее совком,- сказал
Констант.
- Погоди, помолчи минутку,- сказала Беатриса.- Дай мне
сосредоточиться, найти нужные слова.
Она встала и ушла во дворец, чтобы ее не отвлекал ни
Констант, ни кольца Сатурна.
Она долго смотрела на громадный портрет ослепительно чистой
девочки в белом, держащей в поводу собственного белоснежного
пони.
Беатриса знала, кто это. На картине была прибита бронзовая
дощечка с надписью: "Беатриса Румфорд в детстве".
Контраст был поразительный - контраст между маленькой
девочкой в белом и старой женщиной, которая ее разглядывала.
Беатриса резко повернулась спиной к портрету, снова вышла во
двор. Теперь мысль, которую она хотела записать для книги, четко
оформилась у нее в голове.
- Самое худшее, что может случиться с человеком,- сказала
она,- это если его никто и ни для чего не использует.
Эта мысль ее успокоила. Она прилегла на старый шезлонг
Румфорда, посмотрела на фантастически красивые кольца Сатурна -
Радугу Румфорда.
- Благодарю тебя за то, что ты мной воспользовался,- сказала
она Константу.- Несмотря на то, что я не желала, чтобы кто-нибудь
ко мне прикасался.
- Не стоит благодарности,- сказал Констант.
Он принялся подметать двор. Мусор, который он выметал,
состоял из песка, принесенного ветром, кожуры семян маргариток,
скорлупы земных арахисовых орехов, пустых банок из-под курятины
без костей и скомканных листов писчей бумаги. Беатриса питалась
главным образом семенами маргариток, арахисом и готовыми
куриными консервами - их даже не надо было разогревать, так что
она могла есть, не отрываясь от рукописи.
Она умела есть одной рукой и писать другой - а ей больше
всего на свете хотелось успеть записать все, все.
Не закончив подметать, Констант на минуту остановился
посмотреть - как там стекает вода из бассейна.
Вода стекала медленно. Студенистая куча водорослей,
закрывавшая сирен Титана, едва показалась над зеркалом воды.
Констант наклонился над открытым стоком, вслушался в журчанье
