Охватить целиком и уяснить сколько-нибудь полно речь Ленина в ее су-
щественных и отличительных особенностях, дать характеристический анализ
его ораторского слова - задача вряд ли возможная. Для этого было бы не-
обходимо, прежде всего, быть вполне своим во всей конечно сложной обста-
новке его речей; не только зорким очевидцем, но непременно и активным
соучастником как идейно-политической, так и фактической обстановки его
выступлений. Только подобная непосредственная близость могла бы позво-
лить надеяться с достаточной полнотой и правильностью оценить все ре-
альное значение его слова. Без этого мы рискуем не разглядеть за напеча-
танным текстом важнейших, существеннейших элементов его подлинного со-
держания. Для сколько-нибудь правильной оценки речи оратора, политика,
деятеля нужно испытать все интонационное могущество его голоса и всю
экспрессию его лица, жеста и фигуры; нужно, разумеется, отдавать себе
ясный отчет фактической ситуации каждого данного момента речи, чтобы
быть в состоянии следить за воздействием каждой фразы, взвесить ударную
силу каждого шага и поворота мысли. Только тогда, учитывая и взвешивая
все это, можно было бы сколько-нибудь удовлетворительно понять и оценить
все подлинное содержание и всю силу слова такого политического деятеля,
каким был Ленин.
Ораторское слово - наиболее сильное из всех видов произносимого и
звучащего слова, в нем, по преимуществу, может проявиться прямая актив-
ность, переводящая его в волевой акт. Ораторское слово обладает в макси-
мальной степени действием. Его нельзя только слушать, как повесть, его
нужно встретить, как вызов воли к воли и перебороть в себе, принявши ре-
шение за или против. И вот к этим-то действенным элементам ораторской
речи, существеннейшим для ее понимания и оценки, недостаточно подходить
путем литературного анализа. Тем более в грандиозных масштабах революци-
онного переворота мирового значения, когда его воздействие получает ре-
зонанс в многомиллионных массах, слово вождя революции приобретает такое
огромное значение, которое делает его совершенно несоизмеримым с "текс-
том". Напряжение упорной решимости, готовой к действию, обаяние личного
темперамента, смывающего всякое сопротивление, острая стальная логика
диалектической мысли, запирающая сознанию все выходы, кроме одного, -
все это настолько бесспорно доминирует в политической речи над чисто
"словесным" содержанием, что исследователь, беспомощный перед этим, сто-
ит перед текстом речи, как перед текстом едва понятного ему иностранного
языка.
Действительно, почти все без исключения ораторы всех времен и партий
воспитывали свою технику речи на литературе, часто на образцах специ-
ально ораторской литературы. Более или менее мирная обстановка, окружав-
шая речь рядом традиций и условных манер, позволяла ей развиваться в
пышное и декоративное искусство. Для Ленина речь, статья, книга были
"искусством" в совсем ином значении, таким "искусством", каким по Марксу
должно быть восстание. Слово для него - средство политического ис-
кусства, орудие революционной борьбы. Вместе с тем, как и весь дух марк-
сизма, которым дышит Ленин, оно служит необходимому, суровому и герои-
ческому делу. Поэтому бесполезно искать в речах Ленина "поэзию" или "ри-
торику"; он не думает об изяществе построения, не щеголяет поэтической
культурой и эрудицией; напыщенность и претенциозность, любование поэти-
ческими красотами и стилистическими украшениями ему претит; он ненавидит
"фразу" и презирает "декламацию" и даже к собственным принципам и лозун-
гам относится не как к священным догматам, а как к служебным, утилитар-
ным формулам действия, т.-е. поскольку они для данного момента и в дан-
ной обстановке действительно полезны. Слово для Ленина - только переда-
точное средство, диалектическое и практическое орудие политического воз-
действия. В своем словесном составе речь Ленина кажется всегда прямой,
безыскусственной, даже бесцветной и безразличной, как язык науки, состо-
ящий из технических терминов и точных определений и констатирований,
чистейшей прозы, лишенной всякой образности, всякой словесной игры, ко-
торая делает слово живым. Но это не так.
Речь Ленина не "литературна", не "художественна"; в ней нет "поэзии"
и "риторики". Это не значит, однако, что рассмотрение ее со стороны сло-
весной является ненужным и бесплодным. Напротив, тем интереснее в таком
актуальном для нашего времени, в таком безыскусственном и вместе с тем
таком могучем жанре ораторства, уяснить роль слова, обнаружить хотя бы
основные рычаги и приводы, подающие и распределяющие течение речи, несу-
щие на себе мысль. И тем замечательнее, что при всей суровой простоте,
можно сказать техничности ленинской речи, которую он держит в строгом
спартанском воздержании в ее механизме явственно обнаруживаются такие
формы и приемы ведения речи, постоянно и как будто привычные, которые
формально можно с полным правом определить в терминах традиционной, - в
конце-концов античной, - риторики.
Что это значит? Это означает, прежде всего, что античная система ри-
торики была верна, более верна и универсальна, чем это было принято ду-
мать. И в самом деле, сопоставление революционной речи с античностью не
случайно. Нигде и никогда в мире нельзя найти в области политической ре-
чи чего-либо подобного той исключительной свободе и непосредственному
действию слова, которые в Афинах составляли органическое и постоянное
явление государственного быта, неотъемлемый, как воздух, факт политичес-
кой обстановки. - Это во-первых. Во-вторых, это означает настоятельную
необходимость воскрешения подлинной античной риторики в ее существе, ос-
вободить ее от крепостной зависимости, в которую она попала к гос-
подствующей до сих пор идеологии слова, превратившись в мертвую схолас-
тику. Наклеить ряд словесных оборотов и форм построения речи, ярлыки с
греческими или латинскими названиями: анафоза, матафора, апострофа, эпи-
фоза, метонимия, гипербатон, оксоморон, просопея, гипотиноз и т. д. -
так же мало делает науку, как аптека не создает медицины. Нужно раскрыть
действительное содержание этих терминов, понять их систему, как систему
жизненных действенных функций слова.
Формальный, технический анализ ленинской речи - единственный, который
сейчас доступен, ввиду соображений, высказанных в начале статьи, - про-
изведенный в терминах античной риторики в этом отношении может быть осо-
бенно убедителен. Никто не заподозрит речь Ленина в искусственности и
претенциозности, она целиком прагматична. Если, тем не менее, в ней мож-
но обнаружить все типические приемы, канонизированные античной системой,
то это означает, что они имеют реальное прагматическое значение, играют
определенную деятельную роль, а не только декоративную или, шире, "эсте-
тическую". А это, в свою очередь, приводит к необходимости усвоить новый
взгляд и на самое содержание "эстетического". Границы словесного твор-
чества все более и более колеблются под напором новых данных, вводимых
новым сознанием. На примере ленинской речи - частном случае, но случае
огромного исторического значения вообще и случае чрезвычайно типическом
- несостоятельность старой эстетики слова обнаруживается необычайно яр-
ко. "Что такое справедливость?" - сказал крестьянин, обсуждая в Госу-
дарственной Думе вопрос о земле. "Справедливость, это - человек". Не то
же ли самое можно сказать и об эстетических нормах?
Обычно различают в речи "фигуры мысли" и "фигуры словесные". Я буду
различать приемы "конструктивные" - построения или ведения, "хода" речи
- и приемы "функциональные" - обороты и "окраски" речи; иначе говоря,
приемы синтаксиса и фразеологии и приемы семантики в широком смысле сло-
ва. Как те, так и другие применяются в пределах предложения, фразы, пе-
риода и даже в более широких пределах. Разумеется, и конструктивные при-
емы имеют свою семантическую функцию, и функциональные приемы, в свою
очередь, служат конструктивной задаче, и те и другие являются фактами и
факторами стиля и экспрессии. Но очевидно, что перевес в том и другом
случае лежит на разных сторонах. И те и другие чрезвычайно разнообразны
и могут достигать большей сложности во всей совокупности их вырази-
тельных свойств. Я не имею в виду давать здесь исчерпывающий их разбор и
каталогизировать все виды и подвиды всевозможных приемов речи Ленина. Я
остановлюсь только на наиболее простых, определенных и разительных фор-
мах конструктивных и функциональных приемов и не буду во что бы то ни
стало давать их систематическую классификацию, которая неизбежна получи-
лась бы схоластической. Я думаю, что многое будет ясно из примеров, -
может быть больше, чем из комментариев.
Наиболее интересными конструктивными приемами ленинской речи предс-
тавляются те, в основе которых лежит повторение в самых разнообразных
видах и степенях. Можно различать здесь повторение отдельного слова -
существительного, прилагательного, глагола, наречия, местоимения, союза
- или отдельного словосочетания, выражения и целой фразы; далее повторе-
ние, подчеркнутое изменением формы слова, например: степени сравнения,
числа, времени и наклонения и проч., либо усиленное приложением опреде-
ления и т. п., либо развитое присоединением аналогичных элементов или
распространенное в более сложную группу. Повторение может быть двойным,
тройным и т. д. Далее повторение может быть не прямым, а синонимическим
или аналогическим, перечисляющим или градирующим, при чем оно может сов-
падать отчасти с перифразой, сравнением, примером и т. п. приемами, а
также с разными видами метафоры и т. д. С другой стороны, повторение мо-
жет быть симметрическим и ассимметрическим, анафорическим и эпифоричес-
ким (начальным и конечным) и т. п., смотря по его положению во фразе и
периоде и в интонационной системе речи. Наконец, повторение может быть
параллельным и антитетическим по значению и по модальности, включая сюда
и всевозможные формы противопоставления и противоречия (парадокс, окси-
морон, евфемизм литотес, антифраза, антопомасия, катахреза и т. п.);
иногда с этим соединяются игра слов (каламбур) и острота.
О чисто интонационных повторениях, которые могут сказываться только в
построении периода или фразы или в аналогии морфологических форм или в
смысловой аналогии, а может быть могут и вовсе не сказываться, трудно
говорить, судя только по тексту. Все эти приемы повторения, от простей-
ших до самых сложных, комбинированных, многочленных и фигурных повторе-
ний в системе периода чрезвычайно употребительны в ленинской речи. Их
можно считать излюбленными, обычными, типическими для Ленина видами
построения.
Нет надобности входить в формальный анализ многочисленных примеров
повторения в ленинской речи и разносить их по многочисленным графам
сложнейшей терминологии. Примеры будут говорить сами за себя. Читатель
извинит их скученность в одном месте, но иначе пришлось бы поневоле при-
водить многие из них в нескольких местах.
1. "Самое главное теперь, это...; самое главное, это...; самое глав-
ное, это - работать на себя, а не на капиталиста, не на барчука, не на
чиновника, не из-под палки".
2. "Если не разъяснить,... если не искоренить из голов, из сердец, из
политики рабочих этой измены, нельзя спастись от бедствий капитализма,
нельзя спастись от новых войн"...
3. "Правительство измены демократизму и революции, правительство им-
периалистической бойни, правительство охраны капитала и помещиков от на-
рода"...
4. "В одиночку" - мы себе сказали. "В одиночку" - говорит нам почти
каждое из капиталистических государств, с которыми мы какие бы то ни бы-
ло сделки совершали, с которыми мы какие бы то ни было условия завязыва-
ли, с которыми мы какие бы то ни было переговоры начинали".
