"О национальной гордости великороссов", где Ленин выступает в роли ново-
го Карамзина, и в речах о брестском мире. Эти выражения достигают
большой поэтической выразительности. Но примеры второго рода пафоса, мо-
жет быть, еще более ценны, так как в них выразительная сила речи появля-
ется в противоположных средствах, с помощью простых и даже грубых слов и
образов, которые, однако, тем самым вернее бьют в цель и резче дают выс-
тупить сквозь них, словно отбрасывая высокую тень, подъем подлинной силы
и резче дают выступить сквозь "грязное белье", "грязная рубаха и хлев",
"ползать на брюхе в грязи", - это образы крайнего натурализма, в речи
Ленина, проникнутой страстным стремлением к последней правде, к послед-
ней обнаженности вещей, приобретают крайнюю степень выразительности. Ре-
шение загоняется здесь в самые низины, чтобы упереть его в самое дно и
показать осязательно, что другого выхода нет. И тут же вдруг эта отрица-
тельная характеристика преображается, получает оправдание и новый смысл
благодаря сопоставлению с героическими словами, подчеркнутыми резкими
антитезами: "не революционер, а болтун", "мы хотим... мы хотим" (огром-
ных деяний) "и мы боимся самих себя". В том и другом случае острота
сталкиваемых лицом к лицу контрастов, усиливает их до размеров, закрыва-
ющих все иные выходы зажатому в них решению. Этот замечательный прием
достигает у Ленина большой силы, так как пафос усиливается и оправдыва-
ется здесь суровым героизмом марксистского миропонимания.
Интересно также употребление метафоры, как перифраза, напр.: "в один
кровавый комок спутано"..., "бросать песок в глаза", "поливать маслице"
(взамен "утишить, успокоить", при чем и здесь Ленин как будто вкладывает
в ходячее выражение иронический смысл, которого оно первоначально не
имело, и подчеркивает его уменьшительным "маслице"). Эти выражения дают-
ся более или менее непосредственно как сами по себе понятные, при всей
своей иносказательности; они не служат конкретной иллюстрацией более об-
щей мысли и вообще не являются приложением к оправдывающему и мотивирую-
щему их прямому значению; перевести их на прозаический язык понятий не
всегда возможно и легко. И Ленин, повидимому, со своей стороны вовсе не
иллюстрирует здесь на частном примере какую-то отвлеченную мысль, а дает
сразу обратную, чувственную, "поэтическую" форму выражения просто пото-
му, что он так мыслит и, может быть, сам не всегда сумел бы другими сло-
вами передать их содержание, ибо иногда самая символичность подобных
фраз придает содержанию их общее и неопределенное значение, которое не
поддается исчерпывающему переводу. Примеры употребления Лениным подобно-
го символического языка весьма интересны.
Обратимся, наконец, к более сложным видам сравнения.
Прежде всего отметим случаи распространенного сравнения, к которому
речь возвращается. Один пример сочетания нескольких сравнений (авангард
и проч.) уже был приведен, к нему могут быть примкнуты примеры повторе-
ний ("увертываются" и "скатились" и "связали"), в которых был отмечен их
своеобразный "музыкальный" характер композиции. Приведем еще несколько
примеров стойкости образов сравнения. Таковы, например, исторические па-
раллели: необходимость новой экономической политики мотивируемых анало-
гией с осадой Порт-Артура и вся статья, которая так и называется "От
штурма к осаде", построена на этой параллели; заключение брестского мира
сравнивается метафорически с тем внутренним "договором", который партия
как бы заключила со Столыпиным в 1907 г., отказавшись от решения бойко-
тировать Государственную Думу, и, с другой стороны, с Тильзитским миром.
"Мы заключили Тильзитский мир. Новый Тильзитский мир... Мы придем и к
нашей победе, к нашему освобождению, как немцы после Тильзитского ми-
ра"... В этих примерах позорному и похабному братскому миру противопос-
тавляется "неслыханный позорный договор со Столыпиным" и "неизмеримо бо-
лее тяжкие (перед этим "архитяжкие"), "зверские, позорные, угнета-
тельские мирные договоры", "похабные и похабнейшие мирные договоры" (см.
приведенные в примерах повторения слова "позорный" во всех степенях) и
таким образом по контрасту, напряженному до высшей степени целой систе-
мой повторений, выступающих особенно резко на общем фоне сопоставлений
бьющих особенно в атмосфере газетной и устной травли "похабного мира" и
даже борьбы внутри самой партии.
Другая аналогия, привлеченная Лениным по тому же поводу, сравнение
России и Германии с домашним животным и "хищником, вооруженным до зу-
бов": "Лежит смирный домашний зверь рядом с тигром и убеждает его"...
"рядом с нашим смирным домашним зверем лежит тигр", "армии нет, а рядом
с вами лежит хищник"... "чтобы следующим прыжком захватить Петербург.
Этот зверь прыгает хорошо", (Речь 7/III-18 г., на съезде РКП). Сравнение
с хищником, ставшее шаблонным, затасканное газетами и митингами, поднов-
ляется и получает новую силу и выразительность в образе тигра и в наг-
лядных картинках, изображающих положение дела. Эти картинки даются не в
виде прилагательных к тексту иллюстраций, а метафорически, т.-е. непос-
редственно в языке образов.
По этому же поводу, говоря об истерических воплях о похабном мире
(доклад 14/III-18 г., на Съезде Советов), Ленин сопоставляет психологию
антибрестского негодования с "психологией дворянчика-дуэлянта, истери-
чески призывающего к войне, с буржуазными вояками, театрально размахива-
ющими шпагой", "дворянчиков-дуэлистов" (см. в другой речи, там же, на
следующий день: "бросать слова и махать картонным мечом бесполезно").
Оба данные здесь варианта развились, повидимому, из речи, произнесенной
неделей раньше, по поводу статьи "Коммуниста". "Ей (этой газете) следует
носить кличку "Шляхтич", ибо она смотрит с точки зрения шляхтича, кото-
рый сказал умирая в красивой позе со шпагой - "Мир, это - позор, война,
это - честь. Они смотрят с точки зрения шляхтича, но я подхожу с точки
зрения крестьянина".
Наконец, все по тому же поводу, обсуждая революционные возможности в
Германии, Ленин пользуется сравнениями из области эмбриологии: "эмбрио-
нальное состояние"... "республика в России родилась сразу, так легко ро-
дилась... массы дали нам скелет, основу этой власти... республика сове-
тов родилась сразу"... Эти сравнения, несомненно, подготовлены речью,
произнесенной двумя месяцами раньше: "Но ведь Германия только еще бере-
менна революцией, а у нас уже родился здоровый ребенок - социалистичес-
кая республика, которую мы можем убить, начиная войну" и во второй речи
того же дня: "движение на западе", "германское движение", но суть в том,
что там движение еще не началось, а у нас оно уже имеет новорожденного и
громко кричащего ребенка".
Одним из излюбленных образов сравнения, встретившихся мне в речах Ле-
нина, является "икона". Он употребляет его даже так эпизодически, не
подготовляя и не разъясняя, что оно кажется даже мало понятным, как
напр., в следующей фразе: "Социализм уже теперь не есть вопрос отдален-
ного будущего или какой-нибудь отвлеченной картины или какой-нибудь ико-
ны", где неясность усиливается еще неловким сочетанием "вопрос... карти-
ны или... иконы". В другом месте сравнение развивается: "после их (вели-
ких революционеров) смерти делаются попытки превратить их в безвредные
иконы, так сказать, канонизировать их, представить известную славу их
имени для утешения угнетенных классов и для одурачения их". (Т. XIV,
стр. 298). Еще полнее разъяснение того же сравнения в следующем его ис-
пользовании: "Резолюции лонгетистов превращают "диктатуру пролетариата"
в такую же икону, какой бывали резолюции Второго Интернационала: на ико-
ну надо помолиться, перед иконой можно перекреститься, иконе надо покло-
ниться, но икона нисколько не меняет практической жизни, практической
политики". (Т. XVII, стр. 16). Сравнение развито здесь и объяснено че-
тырьмя параллелями (вернее, тремя параллелями) и заключительным "перпен-
дикуляром" отрицания, при чем три параллели варьируют повторяющееся сло-
во в падеже и предлоге и рифмуют в глаголе. В противоположность ирони-
ческому рассуждению предыдущего примера, здесь сравнение разъясняется
тремя наглядными иллюстрациями, метафорически определяющими положение
лозунга, оставшегося только священной фразой. И в контраст с этим скоп-
лением образов последняя фраза низводит образ "иконы" в язык деловой
прозы, уже этим подчеркивая бессилие и отчужденность всего, что символи-
зуется этим словом, в жизненной обстановке. Это довольно сложный пример
как по построению, так и по развитию метафорической темы и по тонкой иг-
ре лексических функций входящих в него словесных элементов.
Эти примеры, помимо стойкости образов, свидетельствуют и об осторож-
ности ленинской речи. Он может употребить образ неловко или неряшливо
только, если такое слово стало для него привычным термином и, следова-
тельно, потеряло рельефную образность. Иначе он его подготавливает,
разъясняет и иллюстрирует. Скромность и требовательность Ленина к мета-
форическим, "фигуральным" сравнениям сказывается и в его оговорках и из-
винениях. Несколько таких случаев нам уже встретилось. Также, по поводу
"бюрократического извращения" рабочего государства, он признает, что "мы
этот печальный - как бы это сказать? ярлык что-ли - должны были на него
навесить." ("О профсоюзах и проч." 1921, стр. 10). Или, употребляя образ
"пересадки", повидимому получивший распространение, Ленин дважды в раз-
ных речах вводит его с оговоркой, как бы извиняясь, и подготавливая ее к
его восприятию: "пересесть, выражаясь фигурально, с одной лошади на дру-
гую; именно, с лошади крестьянской, мужицкой, обнищалой, с лошади эконо-
мий... на лошадь, которую ищет и не может не искать для себя пролетари-
ат, на лошадь крупной машинной индустрии, электрофикации, Волховстроя и
т. д." ("Лучше меньше, да лучше", 1923 год). Замечу в скобках, что мета-
форическая перифраза получает здесь развитие и разъяснение также метафо-
рически и при том двухстепенное: сначала в наглядном образе "крестьянс-
кой, мужицкой обнищалой лошади", при чем эти конкретные эпитеты усилива-
ют наглядность и контраст, а потом в отвлеченно-аллегорическом словосо-
четании" лошади экономии, приложенной к первому и скрепленному с ним
анафорическим повторением основного слова "лошадь"; далее, опять метафо-
рически простая и ясная фраза, с такой же анафорой, подготовляет парал-
лельную первой аллегорией, которая все же кажется тяжелой, как содержа-
ние, которое она представляет. Такое аллегорическое употребление метафо-
ры редко у Ленина; в приведенных раньше примерах можно найти его, пожа-
луй, в "маслице реформистских фраз". В другой раз, вспоминая об этом
сравнении, Ленин все же опять вводит его извинительным, так сказать, ха-
рактерным для его взыскательной, сдержанной речи: "в этом отношении у
нас не было, так сказать, если употребить старое сравнение, никаких пе-
ресадок ни на другие поезда, ни на другие упряжки". (Речь в Московском
Совете 20/XI-22, см. том XVII, 527).
Остановимся еще на сравнениях, выводимых в порядке примера или более
сложных форм характеристики, портрета, воображаемой речи, собственного
выступления и т. д.
В речи по поводу брестского мира Ленин, в качестве примера, берет
следующее сравнение: "Два человека идут на них, нападают 10. Один борет-
ся, другой бежит, это предательство. Две армии по сто тысяч; против них
пять таких же армий. Одну армию окружили двести тысяч; другая должна ит-
ти на помощь, но вдруг узнает, что триста тысяч подготовили ей на пути
ловушку. Можно ли итти на помощь? Нет нельзя. Это уже не предательство и
не трусость. Простое увеличение числа изменило все понятие" и т. д.
(Заключит. слово на съезде РКП 8/III-18).
Возражая против веры Суханова в добровольную уступку власти пролета-
