дать - и прощайте! Но только часть, как участие, понимаете? Ты - не та,
я - другой, я иду стороной иной. В новый путь я хочу без пут. А начав
подозревать, мы не можем удержаться: доказательств. До-ка-зательств! Мы
влезаем в обязательства, не желая обязательств. Я кричу! Барабанами ти-
шины по мембранам расставленным - бей! Кислоту по ранам растравленным -
лей!..
...Эх, Тамара, Тамара! Что же мы с тобой наделали, а?..
Глава двадцатая
--===Северный ветер с юга===--
Глава двадцатая
Есть такие промежутки времени, когда и ни туда и ни сюда - времени слишком
много, чтобы бездельничать в ожидании, и слишком мало, чтобы заняться чем-то
путным. В больнице такое время - после дневного сна, перед ужином, где-то с
пяти до семи вечера. Можно погулять, да суетно одеваться, обуваться, на улице
холодно, темно, неуютно, можно сыграть в шахматы или домино, убить, растратить
время, но ничего мне не желалось в тот вечер. Я сидел на диване в холле и, о
чем бы ни подумал, незаметно для себя возвращался с утренней ссоре с женой. Ну
и иди ты замуж за своего Замойского...
Так продолжалось до тех пор, пока мне не стали мерзкими и диван, на
котором я сидел, и чехол серого полотна и его недомашний запах. Надо
сбить настроение, надо, я встал и пошел в палату, взять ли книгу или
коснуться пером бумаги - все равно. В палате были только двое. Титов,
что попал к нам из психушки и навестившая его жена. Посетители в больни-
це всегда выглядят инородно, как экскурсанты в белых халатах в каком-ни-
будь цехе. Жена Титова сидела на стуле между кроватями, у ног ее стояла
сумка. На кровати, по-турецки сложив ноги и свесив голову, сидел Титов.
Слезы текли по его небритым желтым щекам, он их размазывал пальцами, но
они опять наполняли влагой свои русла.
- Не хочу, не хочу, не хочу... - тихо давился Титов.
- Подыхать не хочется? Ничего, может, еще погуляешь, - с равнодушной
усмешкой сказала жена. - Ты от меня гулял, да еще как, удержу не было...
Титов, очевидно, не понимал в своей одинокой смертной тоске, что ему
говорит эта рядом сидящая, но бесконечно далекая и чужая женщина, с ко-
торой он прожил жизнь, и текли слезы, и качалась голова, и слышалось
раздавленное:
- Не хочу... не хочу... не хочу...
- Слышь, Дмитрий? - медленно спросила она, словно с трудом припомнила
она. - Роман Борисович велел купить тебе гематоген, это детям дают, если
у них кровь плохая. Говорит питательно, вот я девчонкам своим и куплю.
Тебе-то принести?
Ответа я не слышал. Какое тут перо, какая бумага! Здесь костлявая си-
дит на больничной койке, это же ясно, как дважды два... Эх, халаты мои
белые...
Глава двадцать первая
--===Северный ветер с юга===--
Глава двадцать первая
- Новый год, порядки новые, колючей проволокой лагерь обнесен, - пел Леха.
Он стоял на кровати, как на эстраде, в белой рубашке и в белых
кальсонах.
- И почему ты всегда одеваешься, стоя, как цыган на телеге? - спросил
его Семеныч.
Леха ответить не успел. Вошел Роман Борисович, старшая медсестра,
сестра-хозяйка, дежурная медсестра. Что-то не то, что-то будет. Так и
оказалось. Новый год раздаривал свои подарки и далеко не все им радова-
лись.
- Ага, Шатаев, очень кстати, одевайтесь и, как там у вас говорится, с
вещами по городу.
- За что, начальник? - Леха тихо сел.
- За распитие спиртных напитков, за нарушение больничного режима.
- Что же мне обратно в зону? Не имеешь права, лепило, я чахоточный.
- Если ваше здоровье позволяет вам пить, значит, оно позволяет вам и
работать. Трудоустройством вашим займется милиция. Сейчас же идите к
главному врачу, он вас ждет.
- Ясно, козел. Век воли тебе не видать.
Леха натянул пижаму, что-то переложил из тумбочки в карман и вышел.
Костя Веселовский своими удивленно-синими глазами выжидающе смотрел
на врача. Но его тот ждал тот же диагноз, что и меня когда-то: ждите ре-
зультатов лечения месяца через два-три.
Следующий.
Семеныч. Этому ждать нечего. Как стул? Как давление? Здесь получше,
там похуже, отдыхайте, не волнуйтесь, еще подержим вас с месяц.
Следующий.
Аркадий Комлев.
- Мы вам сделали томограмму пять дней назад. Смотрели ее и наши рент-
генологи и посылали мы ее на консультацию. Диагноз установлен всеми оди-
наковый - туберкулома ваша созрела. Вам необходима операция, делать ее
вам будут не здесь. Мы подготовили направление. Отрежут вам эту гадость
и будете жить спокойно до глубокой старости. Вы согласны?
Аркадий только чуть напрягся окаменевшим лицом.
- Надо, так надо. Если вы считаете, что это необходимо, делайте.
- Вот и хорошо. После обхода обязательно зайдите ко мне, договори-
лись?
Следующий.
Степан Груздев без улыбки спросил вставшего у его постели Романа Бо-
рисовича:
- Степан, ты же знаешь разницу между каверной и туберкуломой. У Ком-
лева небольшой мешочек с гноем, а у тебя открытая ранка. Знаешь что? Да-
вай-ка, мы тебе сменим лекарства. Хватит стрептомицин колоть, будем цик-
лосерин пить. Им, кстати, "Полтора Ивана" спасся.
- Можно и циклосерином потравиться, - равнодушно согласился Степан и
отвернулся.
Следующий.
Титов. У него даже одышка куда-то пропала, только буравит врача впа-
лыми, в черных кругах, горячечными глазами.
Роман Борисович тактично спокоен:
- Дмитрий Алексеевич, я вас попрошу сейчас встать и перейти в палату
номер четыре. Вам уже приготовлено место. Сестра поможет перенести ваши
вещи. Ваши товарищи по палате жалуются, что вы сильно кашляете по ночам,
спать им не даете. Кроме того, у вас опасная даже для них форма туберку-
леза. Да и удобнее вам там будет - свой звонок к сестре, своя лампочка,
горит даже ночью, можете читать, если не спиться. Вам жена гематоген
принесла? Вы его принимаете?
Меньше всего Титов ожидал, что может оказаться прокаженным среди та-
ких же. Кто же нажаловался на него? Подозрение может пасть на меня - на-
ши койки рядом, но это не я... скорее всего Сажин.
Титов молча встал, надел халат и в гробовом молчании вышел, шаркая
тапочками. С ним вышла старшая медсестра, а сестра-хозяйка, как только
за ними закрылась дверь, скинула на пол простыню, сложила в нее наволоч-
ку, пододеяльник и покрывало, подушки закатала в матрац и унесла все это
на дезинфекцию.
На конвейере опять освободилось место для следующего, с тайным ужасом
подумал я, и всей спиной ощутил, что на моей кровати побывали десятки,
может быть, сотни... А приступы кашля, действительно, душили Титова поч-
ти беспрерывно - надсадно, до испарины. Полное впечатление, что при та-
ком кашле видишь нутро человека.
Роман Борисович ждал окончания этой процедуры около моей кровати.
Следующий - я.
- Ну что, молодой человек, с вами все в порядке. Доктор Зацепина
прислала свое заключение. Рекомендует подлечить вас как следует, подер-
жать подальше. Но я считаю, хватит вам здесь находиться, ждите своей
очереди в санаторий. Поедете как только мы получим путевку. И чтобы
больше к нам не возвращаться.
Следующий.
Пустая кровать Лехи Шатаева.
Следующий.
Сажин с закрытыми глазами лежал на боку, лицом к окну, отвернувшись
от Гальштейна. Но по насупленным бровям, крепко стиснутым губам и едва
уловимому прищуру глаз ясно, что он не спит.
Роман Борисович тронул Сажина за плечо.
- Сажин!.. Сажин, проснитесь... Что с вами Сажин?
Сажин поднял веки. Глаза остались неподвижно устремленными в окно,
задумчиво созерцая ведомое только им.
- Что с вами? Почему вы не отвечаете?
Сажин перевернулся на спину и стал рассматривать в потолке палаты то
же, что он видел раньше в окне. Потом веско, размеренно сказал:
- Правды нет, не было и не будет.
Длинной паузы не выдержал Гальштейн:
- Все очень просто, Роман Борисович, - волновался Гальштейн.
На его лице всплыли красные пятна, он держался руками за край одеяла
и, лежа, напряженно держал вертикально голову. Как худая, носатая птица,
опрокинутая на спину.
- Я поспорил с товарищем Сажиным, о чем неважно, попросил супругу
принести из дому книгу, в которой черным по белому написано, что я, Петр
Дмитриевич Мальков, комендант Кремля, привел в исполнение приговор Фаине
Каплан. Показал книгу товарищу Сажину и тем доказал ему, что не мог он
Фаню видеть и разговаривать с ней. А товарищ Сажин стал грозить мне,
ударил по лицу, всех вас, сочинителей, перерезать надо, говорит. Я не
могу. Я больше не могу. Я прошу выписать меня, понимаете? Я вас очень
прошу...
Голова Гальштейна, как бы не выдержав напряжения, упала, наконец, на
подушку.
- Больной Гальштейн, немедленно успокойтесь! Что за истерика? Или вам
делать здесь, в тубдиспансере, нечего как доказывать правду? А вам, Са-
жин, стыдно бить пожилого человека, больного человека. Ведь это вы жало-
вались, что Титов не дает вам спать, просили удалить Титова из палаты,
как опасно больного, а теперь склоку затеваете? Вам здесь плохо? Я пере-
вожу вас в другую палату. Сейчас же.
Глава двадцать вторая
--===Северный ветер с юга===--
Глава двадцать вторая
Титов умер через семнадцать дней. Я заходил к нему два раза и при этом сам
превращался из сопалатника в посетителя.
Сидел у его кровати, не зная о чем говорить, с теплым яблоком в руке,
которое он суетливо мне сунул - ешь, Валерка, поправляйся. Он знал, что
его ждет и не верил, не мог поверить, отворачивался от смерти, как име-
нинник от безобразного подарка. За три дня до смерти он перестал есть -
токсикоз - его рвало до желчи от невинного кусочка хлеба. После этого он
буквально сгорел. Под подушкой у него нашли лезвие опасной бритвы. Я
вспомнил как он обмолвился в разговоре со мной:
- Не дамся я ей, отворю кровь, пусть попляшет, - и в глазах его
взметнулся злорадный огонек...
- Истомин, Веселовский, - позвал нас Роман Борисович, - пойдите с
сестрой, надо помочь.
Мы с Костей спустились вниз, прошли по коридору и попали на другую
лестницу, которая вела в палаты женского отделения, той самой лестницы,
где мы целовались с Надей. Титов лежал на носилках под лестницей, куда
его еще ночью отнесли медсестры. Одеяла, укрывшего голову и тело, не
хватило на ступни голых ног и они торчали длинными худыми пальцами, буд-
то точеными из желтой слоновой кости.
Сестра открыла дверь, толкнув ее плотным толстым задом, и лавина сне-
жинок засверкала в изгибе воздуха. Свет и холод ясного зимнего дня вор-
вались в полутемноту черного входа, мы зажмурились, задымился пар нашего
дыхания.
У дверей стоял медицинский пикапчик с включенным двигателем. Шофер в
полушубке поверх белого халата открыл заднюю дверцу.
- Давай, мужики, шевелись, мне еще за продуктами надо поспеть. Да не
так, ногами вперед! Во! - он с нажимом задвинул поднятые нами носилки
внутрь машины и громко хлопнул дверцей.
И заржал:
- Кто следующий?
- Носилки чтоб вернули, за нами числятся, смотри, - сестра поверну-
лась к нам, - а ну, пошли греться, не дай бог простудитесь, отвечай по-
том.
Мы зашли в дом, сестра закрыла дверь, и вновь на лестнице стало тем-
но. И опустевшее место под лестницей ждало следующего.
Смерть Титова... Жил, гулял, заболел, сам себя засадил в психушку,
поскользнулся, сломал ребро, умер... Смерть Титова безжалостно напомнила
мне, что я так и не ответил на вопрос Романа Борисовича: "Так в чем же
причина вашего заболевания, Истомин?"
Глава двадцать третья
--===Северный ветер с юга===--
Глава двадцать третья
После нашей новогодней ссоры Тамара приходила в больницу навещать меня редко,
как по обязанности, холодно задавала одни и те же вопросы, равнодушно
выслушивала ответы - да и что могло быть нового, я ждал путевки в санаторий, и
