- не разбежишься. У тебя побольше, но тоже через край-то не
переливается...
- Мне хватает...
- Хвата-ает! - с издевкой протянул дядя Коля. - То-то твоя молодуха
сбежала! Но это я так, к слову, - осторожно поправился он. - А суть такая,
что пора начинать.
- Чего начинать? - давя смех, спросил Матвей.
- Экий ты, парень, бестолковый! - рассердился старик. Я уж тебе все
по косточкам разложил, а ты все чевокаешь!
- Да ты говори прямо!
- Куда прямей-то! Аппарат пора ставить - ясное ж дело! Не на продажу
- этого ни-ни, я себе не враг, но для души-то - одна прямая польза.
Дешевле - раз, место наше одинокое - два, успокоение нервам - три, ну и
так далее. У меня чего-то не выходит, а у тебя технические руки, у тебя
пойдет!
- Самогонку, что ли, гнать? - наконец понял Матвей.
- Для общего блага, - торжественно сказал дядя Коля.
- Не-е, дядя Коля, ты меня в такие истории не втравляй.
- От-т чудак-человек! Да кто ж в нашей глухомани нюхать будет! У нас
участкового, когда надо, не дозовешься, а чтоб он сам прибыл - я такого за
тридцать лет не помню.
- Да зачем тебе самогон?
- Говорю ведь - восемьдесят шесть рублев! По нынешним временам это ж
не деньги, а один намек.
- Дядь Коля, тебе восьмой десяток, пора и бросить пить-то.
- Бро-осить? - возмутился старик. - Да с чем я останусь тогда?
- То есть?
- Вот тебе и то есть До моих лет доживешь - тогда поймешь. Мне жизни
осталось - может, год, может, три, а макет, и до субботы не дотяну. Это ж
понимать надо! Ты-то мужик молодой, тебе еще бабу подавай, а я? Мне чего
ждать, каких таких радостей? А как выпью - так я сам себе хозяин. Захочу -
и будет мне двадцать. Думаешь, чего пою-то, чего играю ночь-заполночь? Это
ж я дружков своих созываю. Иду по улице, будто в двадцать седьмом году, и
жду - сейчас вот оттуда Митька Савелов выскочит, а с того проулка - Петька
да Гришка Ковалевы - и уж на всю ночь гульба! У околицы уже девчата
хороводятся, Сенька-гармонист с тальяночкой своей...
Дядя Коля вдруг замолчал, и Матвей увидел, как перед счастливыми его
глазами побежали, побежали живые картинки - и лица, и слова, и песни, и
еще много другого, уже ставшего небылицей, пылью, уже развеянного временем
и только малыми песчинками застрявшего в памяти старика. "А почему,
собственно, малыми?" - спросил себя Матвей. Старик сохранил все, и нужен
только легкий толчок, чтобы всплыло оно нерушимым и живым.
А старик сгорбился, ушел в память, и вдруг Матвей увидел на его щеке
медленную тягучую слезу.
"Ну что тут сделаешь, придется с утра начинать", - вздохнул
малопьющий Матвей и полез искать бутылку.
Оба быстро опьянели. Дядя Коля обнимал Матвея, тыкаясь в бороду, а
тот, фальшивя, терзал гитарные струны и печальным речитативом тянул одну
из песен, услышанных от Милы:
И в Коломенском осень...
Подобны бесплодным колосьям
Завитушки барокко, стремясь перейти в рококо.
Мы на них поглядим, ни о чем объясненья не спросим.
Экспонат невредим, уцелеть удалось им.
Это так одиноко, и так это все далеко.
Этих злаков не косим...
- Нет! - кричал дядя Коля. - Это не наша песня! Она не зовет! Давай
нашу:
Мы рождены, чтоб сказку сделать пылью,
Преодолеть пространство и простор!..
И невольно подпевая ему, Матвей вдруг ощутил обратный ход времени и
оказался не то в двадцатых, не то в тридцатых годах, и каждой клеточкой
тела, каждой паутинкой души стал человеком того времени, стремящимся все
выше, и выше, и выше, в счастливые сороковые, сияющие пятидесятые, и
дальше, дальше - в изобильное будущее, перед которым поповский рай
покажется скудным и жалким, скучным и пустым... А дядя Коля уже не плакал
и не жаловался: из своих убогих восьмидесятых он вызвал счастливые
двадцатые, и они пришли к нему, гремя и ликуя.
...Уже после полудня дядя Коля вышел от Матвея, и холодный ветер
разом отрезвил его. Он нагнулся, зачерпнул ладонью снега, потер им лицо. И
степенным стариковским шагом направился к дому - на соседнюю улицу. Он еще
не дошел до угла, когда там внезапно появилась и затормозила черная
"Волга". Из нее не спеша вышли двое мужчин. Дядя Коля замедлил шаг. "Это
еще кто такие?" - спросил он себя, и неприятный холодок пробежал по его
спине. Люди не понравились дяде Коле. А они огляделись и лениво
направились навстречу ему. "Господи, совсем опешил старик. - Вот тебе и
глухомань, вот тебе и участковый! Накаркал, дурак!" И остановился.
- Товарищ, - крикнул ему один из мужчин, - можно вас на минуту?
"Ой, не к добру", - подумал он и ответил угодливо:
- На минуту - это пожалуйста. Отчего же нельзя на минуту...
- Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где тут живет Матвей-инвалид? -
спросил, приближаясь, тот, что был повыше и похудей, чернявый.
- А чего ж не знать! - обрадовался дядя Коля. - Вона его дом, крыша
зеленая.
- А сам он где сейчас?
- Да там и сидит... А вы, товарищи, откуда будете?
- Мы так... по пенсионным делам, - пробормотал второй, толстый.
- Это - да, он - инвалид, пенсию получает, - покивал дядя Коля. - Там
у него собака, смотрите, - сказал в спины мужчин, уже шедших к дому
Матвея.
"Как же! - думал он, уходя побыстрей и в то же время стараясь не
терять стеленности. - Ежели бы по пенсионным делам на черных "Волгах"
разъезжали, у нас бы у всех пенсии были по полтыщи. Небось обэхаэс.
Накрыли Мотьку на нетрудовых доходах. А и правильно, поделом - мало что
военную пенсию получает, так еще на ремонте зашибает - кому телевизор,
кому утюг... То-то от аппарату отказался - хватает ему, говорит! Еще бы не
хватало... А теперь небось прижучат его. И правильно. Жизнь - она штука
справедливая".
А мужчины замедлили у калитки.
- Может, не стоит сегодня, Семен? - сказал Костя.
- А почему? - удивился тот.
- Да как-то... не чувствую себя готовым. Очень уже быстро нашли. Надо
продумать разговор, с Дедом посоветоваться...
- А может, сразу накроем? - азартно спросил Семен.
В доме коротко, настороженно гавкнула собака, почуяв, очевидно, чужих
людей.
- Слышишь? - сказал Костя. - Думаешь, он так тебе сразу и выложит про
зеркало? Наверняка тот еще жук...
- Это конечно, - согласился Семен. - Правильно, без Деда нельзя. Мы
нашли, а уж теперь пускай сам. Поехали.
И они быстро вернулись к машине.
...Ренат стал ходить по комнате - торопливо, даже суетливо:
туда-сюда, туда-сюда. Он поминутно поправлял очки и сквозь них испуганно
косил на Матвея. Тот смотрел на приятеля с испугом: не ждал такого. После
ухода дяди Коли Матвей стал маяться, места себе не находил, от выпитого
противно загудела и закружилась голова, и он по морозцу побежал к Ренату.
И там, почти неожиданно для себя, рассказал ему о прошлогодних событиях.
Все - как недавно Ядвиге Витольдовне. Старуха тогда замолчала так надолго,
что Матвей решил, будто она ничего не поняла. Потом сказала: "Человек не
может быть богом". Перекрестила по-католически и ласково проводила Матвея
- мол, привыкла ложиться пораньше.
А Ренат, выслушав, забегал, задергался - и все молчком. Вдруг как-то
боком, в углу встал, забормотал:
"Там, где жили свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей..."
Испуганно, исподлобья взглянул на Матвея и снова забормотал, как
молитву, забубнил:
"В беспорядке диком теней,
Где, как морок старых дней,
Закружились, зазвенели
Стая легких времирей..."
И тут кинулся к Матвею, с разбегу бухнулся на колени, завопил дурным
голосом:
- Ты гений, гений!
Очки свалились-таки, он стал шарить по полу, ползал, тыкался в
Матвеевы ноги и все повторял: "Гений, гений!"
- Брось, Ренат, что за шутки? - недовольно сказал Матвей.
- Ты гений! - заорал он опять и вскочил с колен. - Всех времен и
народов!! Как же мне повезло в жизни, что я знаком с тобой!
- Перестань, - раздраженно буркнул Матвей.
- Ты что, не понимаешь?! - возмутился Ренат. - Ты сделал грандиозное
открытие. Доказал, что будущее существует в нас всегда! Насчет прошлого и
настоящего никто не сомневался, а вот будущее представлялось какой-то
зыбкой неопределенностью. Твоя Машина строит образ будущего на основе
энцефалограммы, кардиограммы, принимает но внимание и ритм дыхания, и
биополе человека, ведь так?
- Ну да, примерно, - согласился Матвей вяло: не о том он думал, когда
рассказывал Ренату о Машине.
- Сигналы сегодняшнего состояния человека она экстраполирует в
будущее, расшифровывает, рассчитывает весь процесс их изменения на
семнадцать лет! Это значит, что время заложено в нас! Я то же самое
сколько лет пытаюсь доказать на материале литературы, а ты... Ты - гений!
И то, что мы называем судьбой, роком - это программа! Карма - программа!
"Не властны мы в самих себе". Гениально! И тогда само собой разумеется,
что моя гипотеза вовсе не гипотеза - аксиома! Человек есть человек потому
и постольку, поскольку в нем заложены три временные координаты!
Ренат восторженно носился по комнате, вдруг ему стало тесно, он
кулаком распахнул дверь, с конским топотом пробежал по другой комнате, по
веранде.
- Не властны мы в самих себе! - заорал он оттуда счастливо.
- А чего радоваться? - угрюмо спросил Матвей. - Чего же хорошего, что
не властны?
Ренат вернулся в комнату, сел, немного успокоившись, напротив Матвея.
- Как всякий гений, ты чудак, - сказал снисходительно. - И рядом с
тобой должен быть человек с умом средним, но дисциплинированным. То есть
я. Иначе ты сам себя не поймешь. Я не тому радуюсь, что мы в себе не
властны. Если бы ты доказал, что властны, я бы точно так же был счастлив.
Ученому безразличен знак открытия - плюс или минус, да или нет - ему важно
знание само по себе и его значение. А значение знания, которое ты добыл, -
всемирно. Революционно.
- Ну а как же Мила? - вдруг сказал Матвей, никак не разделяя радости
Рената.
- Что - Мила? - будто не понял он.
- Ей-то как теперь жить?
- Ну... ну, - растерялся Ренат, - это я, ей-богу, не знаю... Ну
как-нибудь образуется...
- Вот я и спрашиваю: как образуется? - гнул свое Матвей.
- Да откуда мне знать! - крикнул Ренат раздраженно. - При чем тут
она? При чем тут ты, я, дядя Коля?! Все мы в конце концов смертны! Речь -
о человечестве! Твое открытие меняет судьбу человечества, его взгляд на
себя, ты что, не понимаешь?! Это даже смешно, это картинка, достойная
пера: сидит бухой гений в ватнике и талдычит про какую-то Милу, а сам
только что цивилизацию перевернул!
Матвей пустил длинным армейским матюгом и резко пошел к двери. Ренат
кинулся ему на плечи, удержал.
- Ты псих! - кричал он радостно. - Ты классический гений-идиот! Два
года назад, когда ты мне первый раз про свой план рассказал, я решил, что
ты шизанулся. Каюсь - даже на книжной толкучке про тебя как анекдот
рассказывал. Теперь я точно вижу - ты псих! Но и гений, вот что
грандиозно!
Ренат обнял его, тянулся поцеловать. Матвей отпихнул его, пошел
прочь.
- Проспишься, приходи! - кричал Ренат вдогонку. - Еще тяпнем,
Нобелевский ты мой!
Пошел снег - сначала неспешно, потом быстрее, быстрее и вдруг повалил
густой, тяжелый... Матвей остановился и почему-то оглянулся на свои следы
