грозит. Наверняка пятно будет. Но и тут ничего страшного: может быть, и
десять лет проживет, а то и шестнадцать..."
Он приладил клеммы к рукам и голове старухи и включил Машину. Стал
считать код.
- Ядвига Витольдовна, тут уж честно скажите - вам семьдесят семь лет?
Это нужно для вашего кода, иначе ничего не выйдет.
- Это абсолютная истина. Мне семьдесят семь лет и три месяца.
Он нажал "пуск", раздалось гудение, и на экране стали медленно
проступать черты лица старухи.
- Предупреждаю, клеммы будут греться, этого не пугайтесь, даже жечь
немного будет...
- Я весьма терпелива, - гордо сказала Ядвига и вдруг воскликнула с
детским восторгом: - О, смотрите, это же я! Честное слово, я!
- Да, это вы, - горько сказал Матвей, вспомнив ту же радость Милы.
- А почему нечетко видно? - требовательно сбросила старуха.
- Ну это же не кино, - усмехнулся Матвей.
- Жаль, - вздохнула она.
Машина гудела, изображение подрагивало, но не менялось.
- Ну а дальше? - попросила Ядвига Витольдовна.
- Кто ее знает, может, и вовсе ничего не выйдет, как у меня...
И только он сказал это, лицо на экране свернулось, смялось, будто в
комок, потом комок уменьшился до точки и пропал, Экран затянуло, как
туманом, ровным серым цветом. Потом на сорим замаячили неясные тени...
"Ну, вот и пятно собирается, - подумал Матвей. - Работает, гадина".
Внезапно туман исчез, будто занавес убрали, и на экране появились три
лица. У Матвея по коже, от висков к ногам, волнами, одна за другой,
побежали мурашки.
Необыкновенной красоты молодая женщина с тонким гордым, даже немного
надменным лицом и веселыми глазами смотрела с экрана. Она слегка
улыбалась, ветер развевал ее пышные светлые волосы, на них держалась
маленькая шляпка с лентами, падавшими на белое платье. Женщина сидела на
каком-то диванчике, и с обеих сторон к ней прижимались дети - темноволосая
девочка лет восьми, с робкой улыбкой на умном личике и белокурый мальчик
лет пяти, в белом костюмчике. Он поднял лицо на женщину и смотрел с
обожанием, держа ее за руки.
- Боже! Янек! Басенька! - закричала старуха и протянула к ним сухие
руки. - Дети мои, дети! Это же мои дети, мой Янек, моя Басенька, это я в
тридцать лет!
Внезапно, как будто камера отъехала от людей на экране, стало видно,
где они. Ядвига с детьми сидела в открытой коляске, катившей по широкой
улице мимо парка.
- Это Аллеи Уяздовски! Это Лазенки! - закричала старуха. - Это
Варшава! Мы никогда там не были вместе, но, значит, будем, будем, будем!
Вдруг гудение Машины стихло, и в тишине раздалось цоканье копыт.
- Я слышу! Слышите, слышите, Матвей! - Ядвига плакала и смеялась.
И тогда они услышали голос мальчика:
- Мама, а когда я вырасту взрослый, можно я каждый день на лошадке
буду кататься?
- Можно, милый, - ответила мама.
- Мама, а когда я вырасту взрослый?
- Вот пройдет время, а потом еще немного времени, а потом еще
чуть-чуть, и однажды настанет день, когда...
И тут коляска исчезла с экрана, но сразу появилась на нем вновь:
сдвига и Матвей видели и слышали, как удаляется она под цокот копыт,
видели вьющиеся волосы женщины и две детские головки, прильнувшие к ней.
- Боже, какое счастье, какое счастье! - плакала старуха, не отрывая
глаз от экрана. - Я увижу моих детей, я их снова обниму!
Матвей сжал руки в кулаки, отчаянно напрягся, чтобы вновь
почувствовать свою упрямую, жесткую силу: предвестие звука коснулось его.
Он понял, что сейчас услышит знакомые грузные шаги.
А Ядвига Витольдовна смеялась сквозь слезы и все вглядывалась в почти
неразличимую, укатившую вдаль коляску, в которой вели разговор мать и сын.
"Пора! - молил Матвей. - Пора! Иди же, иди, я вызываю тебя! Слышишь?!
Иди!"
ЙНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН»
є Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory є
є в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" є
ЗДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶
є Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент є
є (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov є
ИННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј
