Степы в его кабинете и так затянулось.
- Какое же дело, сударь? - теперь голос звучал громче, и в нем
чувствовалось раздражение.
- Рцы, мыслете, покой, - рубанул Косухин, вспомнив странный пароль,
который когда-то услыхал на ледяном холоде посреди утонувшего во тьме
кладбища. - Я по поводу "Мономаха"...
Берг секунду-другую молчал, затем медленно опустился в огромное
кресло. Черные глаза смотрели на Степу не мигая, но в этом взгляде
по-прежнему не чувствовалось ничего, даже легкого любопытства.
- Какое отношение, сударь, все это имеет ко мне?
- Я брат полковника Лебедева.
Черные глаза на миг вспыхнули, но в них и теперь не было любопытства
- в них горел гнев.
- Значит, вы - Косухин, комиссар Челкеля? Забавно...
"Интересно, а за кого он меня раньше принимал? - удивился Степа. -
Ведь я же, чердынь-калуга, сразу представился?"
- В таком случае попрошу вас немедленно покинуть этот дом. Я не
приемлю теории и практики господ большевиков. Вы и вам подобные - хуже
чумы. Уходите!
- Я уйду! - Степан старался говорить как можно спокойнее, но теперь
уже проняло и его. - Но сначала вы сообщите мне, господин Берг, что
случилось с моим братом.
- У меня нет сведений о полковнике Лебедеве, - тихо и как-то устало
проговорил Берг. - Ни он, ни господин Богораз не выходили на связь.
Тускула молчит... Это все, что я могу вам сообщить...
Степе показалось, что в комнате внезапно стало совсем черно. Николай
не вернулся! Случилось что-то страшное. Что именно, не хотелось и
думать...
- Хотя и не разделяю ваших политических симпатий, все же считаю своим
долгом выразить свое сочувствие. Надеюсь, все же, что господин Лебедев еще
выйдет на связь и вы сможете встретиться с братом...
Тон сочувствия был ледяным, и Степе стало еще тяжелее. Берг стоял у
стола, огромные руки легли на раскрытую страницу древней книги, и тут
Косухин вздрогнул: на указательном пальце Берга тускло сверкнул большой
тяжелый перстень, которого он вначале не приметил. Похоже, хозяин дома
уловил его взгляд - рука с перстнем исчезла за спиной.
Впрочем, эту мелочь Косухин приметил лишь мимоходом. Он все еще не
мог осознать случившегося - брат не вернулся.
- Я... хочу... Я вам не верю! - наконец, не выдержал Степа. - У вас
должна быть система связи! Этот... "Пространственный луч"! Вы должны
знать, что случилось с "Мономахом"!
- Я не обязан отвечать на подобные вопросы, но, если настаиваете,
объясню. Связь с "Мономахом" велась с земли - с полигона Челкель. Из того,
что мне успела рассказать Наталья Федоровна, я понял, что рубка управления
взорвана и связь, естественно, прервалась. Установка, о которой вы
упомянули, должна заработать в случае благополучного прибытия "Мономаха"
на Тускулу. Одно из двух: или господину Богоразу не удалось наладить ее,
или случилось нечто худшее. Нам с вами, господин Косухин, остается лишь
ждать...
- Ладно, - Степа мотнул головой. - Я буду ждать. А сейчас я хочу
видеть Наташу... Наталью Федоровну. Я должен увидеть, что с ней все в
порядке.
- Я уже говорил вам, сударь...
- А я уже слышал! Я ничего не буду это... напоминать. Познакомьте
нас, будто я ваш гость и все. Я хочу увидеть, что она здесь и жива.
Берг на мгновение задумался, затем нажал кнопку вмонтированного в
крышку стола электрического звонка. Дверь кабинета бесшумно растворилась,
и на пороге возник тип в смокинге.
- Где сейчас Наталья Федоровна?
- Они с господином Сен-Луи собираются в театр...
- Пригласите...
Косухин повернулся к двери и замер. Минута, другая - и вот в коридоре
послышались быстрые шаги. Во рту у Степы пересохло. Секунда - и Наташа уже
была в кабинете. На ней оказалось роскошное вечернее платье, на шее
сверкало большими камнями колье. Девушка ничуть не походила на ту, с
которой Степа пробирался черными подземельями Шекар-Гомпа. Встреть он
раньше такую - то и не оглянулся бы. Обычная дворяночка, каких Степа, в
силу своего классового чутья, не выносил.
- Что случилось, дядя? Добрый вечер, сударь. Извините, не заметила...
Последнее, естественно относилось к Степе. Сказано это было так,
словно в кабинете Карла Берга появился новый предмет мебели.
Между тем в кабинет вслед за Наташей вошел еще один субъект:
невысокий брюнет с пухлым брюшком и уже весьма заметной проплешиной. Вид у
него был сонный и одновременно высокомерный, особенно после того как его
взгляд упал на Косухина. Очевидно, брюнету с пухлым брюшком явно не
доставила удовольствия перспектива знакомства с каким-то Степой.
- Прошу знакомиться, господа, - спокойно, но с еле заметной иронией
бросил Берг. - Господин Косухин, наш гость из Большевизии. Моя племянница
Наталья Федоровна. Гастон де Сен-Луи, ее жених...
- Вы из России? - Наташа поглядела на Степу с искренним любопытством
и протянула ладонь, которую тот нерешительно пожал. - Вы, наверное,
офицер? Мой дядя телефонировал каким-то офицерам...
Степан сглотнул, не зная, что ответить. Между тем мсье де Сен-Луи с
явной неохотой протянул руку, затем подумал мгновение - и Косухин внезапно
сообразил, что ему протягивают для рукопожатия два пальца.
- Гастон! - Наташа, похоже, и сама заметила это, но Сен-Луи лишь
улыбнулся, окинув Степу с ног до головы взглядом, в значении которого
трудно усомниться.
Кровь ударила в голову. Косухин протянул руку - и подал Гастону один
палец. Тот дернулся - и убрал руку, затем что-то шепнул Наташе. Та
нерешительно кивнула:
- Господин Косухин... Дядя... Извините, мы спешим...
Степа по-прежнему молчал. Сил хватило лишь на то, чтобы кивнуть в
ответ. Уже в дверях Наташа оглянулась. Взгляд девушки скользнул по комнате
и на миг остановился на Степе. Косухин вздрогнул: если Наташа
действительно собиралась в театр, то настроение ее было не из самых
подходящих: в ее глазах он прочел страх, такой, какого не видел даже в
подземном склепе Шекар-Гомпа, когда в лицо им дышала смерть. Впрочем, он
мог и ошибиться, ведь девушка смотрела на него лишь какой-то миг...
Подождав, покуда стихнут шаги в коридоре, Берг выглянул в окно, а
затем повернулся к гостю:
- Итак, вы убедились. Наталья Федоровна здорова, но совершенно не
помнит ни вас, ни того, что было в последние месяцы. Я еще раз прошу не
напоминать ей об этом и, лучше всего, оставить ее в покое. Если будут
новости о господине Лебедеве, я вас извещу...
"Интересно, чердынь-калуга, как это он меня известит? - подумал
Степа, покуда молчаливый лакей в смокинге провожал его к выходу. - Он ведь
и адрес-то мой не спросил! Вот гад!"
То, что господин Берг не говорил всей правды, было ясно. Он, конечно,
знал, кто такой Степа с самого начала. Знал о Челкеле и о Шекар-Гомпе,
иначе бы не стал беседовать с ним о "Мономахе"...
...Впрочем, трезво рассуждать Степа покуда был не в силах. Пропал
Николай - и по сравнению с этим даже поганая рожа талантливого физика
Гастона де Сен-Луи казалась обстоятельством абсолютно второстепенным.
И еще одна мысль не давала покоя. Какая-то мелочь, на которую он
вначале не обратил внимания. Степа перебрал еще раз подробности встречи в
полутемном кабинете - и тут его осенило. Перстень! Перстень на руке Берга!
Большой серебряный перстень, который так похож на тот, что был у
Арцеулова! Но ведь Слава дал его брату перед стартом! Правда, Степа видел
этот перстень лишь секунду, не больше, но зачем тогда Бергу так поспешно
его прятать?
...Стемнело. Улица Гош-Матье была почти пустынна. Степа, плохо
знавший местность, с трудом вспомнил, откуда подъехало такси, и побрел в
ту сторону, надеясь выйти на более людную магистраль и там поймать авто,
чтобы добраться до квартиры Валюженича. Он шел медленно, не обращая
внимания на то, что происходило вокруг. Внезапно его внимание привлек
смех: на тротуаре, возле большого черного автомобиля, стояло четверо
совершенно буржуйского вида молодых людей, о чем-то болтая, точнее
перебрасываясь фразами на непонятном Степе французском языке. Похоже, у
этой компании было превосходное настроение. Когда Косухин поравнялся с
ними, один из четверки ленивым движением достал из кармана большой
портсигар, вынул папироску и хлопнул себя по карману, вероятно в поисках
спичек. На лице у буржуя появилось легкое разочарование, но тут его взгляд
упал на Степу. Курильщик сделал жест, понятый всем вдыхающим никотиновый
дым без всякого перевода. Косухин вздохнул и полез в карман за спичками.
Когда он поднес огонек к папиросе, то внезапно заметил взгляд одного из
четверки. Тут тоже не требовалось перевода. Степа резко отпрянул назад, но
было поздно: курильщик отбросил папиросу, и его ладонь метнулась прямо к
Степиному горлу. Косухин успел взмахнуть рукой, пытаясь задержать удар, но
тут кто-то из стоявших рядом выбросил вперед руку с кастетом.
"Как мальчишку взяли!" - мелькнула последняя мысль, и все исчезло.
2. СВЯТЫНИ ЛОГРОВ
Вначале он услышал гул мотора и почувствовал легкий запах бензина.
Болела голова, а кисти, стиснутые наручниками, затекли и ныли. Степа
понял, что сидит на заднем сиденье авто, стиснутый с двух боков и лишенный
всякой способности к сопротивлению. Ноги, правда, были свободны, но в
данном положении они годились лишь на то, чтобы наступить кому-либо из
похитителей на мозоль.
- Поручик, он жив?
- К сожалению. Эти большевистские паскуды живучи, словно кошки.
- И все-таки - проверьте пульс...
Говорили, естественно, не на французском, а на самом обыкновенном
русском языке, и Косухин горько пожалел, что напрочь потерял столь
необходимую бойцу мировой революции классовую бдительность. Выходит,
покуда он глазел на Л'Арк Триумф да на Тур д'Эфель, белые гады не теряли
времени. Степе стало не страшно, а стыдно.
Чья-то рука легко сжала запястье.
- Как у младенца, господин капитан. Не понимаю, зачем мы с ним
возимся?
- Вы на фронте тоже обсуждали приказы, поручик?
- По-моему, он уже пришел в себя, - уверенно предположил третий
голос. - Взгляните господа - веки дергаются.
"Ах ты, чердынь-калуга!" - еще раз пожалел о своей неосторожности
Степа, но, ясное дело, жалеть было уже поздно.
- Вы совершенно правы, - констатировал тот, кого называли капитаном.
- Господин чекист, можете не притворяться...
Косухин никак не реагировал, и тут кто-то сильно ударил его по лицу.
- Прекратите, поручик! - голос внезапно стал злым и резким. - Не
смейте бить пленного!
- Но господин капитан!
- Немедленно извинитесь! - тон явно не допускал возражений. Тот, кого
называли поручиком, недовольно пробормотал:
- Прошу прощения, господин чекист...
Играть в прятки было бессмысленно, и Степа открыл глаза. Он не
ошибся. Его везли в том самом черном автомобиле, двое молодых людей в
штатском сидели рядом с ним на заднем сиденье, еще двое, включая шофера,
на переднем. Шторки на окнах салона оказались опущены, но сквозь переднее
стекло можно было увидеть освещенную фарами дорогу, вдоль которой мелькали
выхваченные неровным светом силуэты деревьев. Итак, его вывезли из Парижа.
Кто и зачем - особых сомнений по этому поводу не оставалось.
- Очухались, ваше комиссарское превосходительство? - спросил поручик,
сидевший, как выяснилось, слева. Он был молод, даже моложе Степы, но его
юное лицо пересекал глубокий рваный рубец.
Косухин решил не реагировать.
- Ничего, у генерала разговорится, - заметил тот, что был за рулем. -
