конце концов не исключались и презираемые Степой нервы, ибо, как к ним не
относись, но имелись они не только у барышень, но и у красных командиров.
Сейчас, в пустом купе, ему попросту могло померещиться. Можно было забыть
и по возвращении отправиться в медицинскую часть.
Пусть так - зато все остальное было на самом деле, и тут уже никакой
врач не мог помочь. Мертвый Ирман, ночь в заброшенной церкви, старик в
пещере, командир Джор - все это было. Был и Шекар-Гомп - тело еще помнило
удары тока, а перед глазами то и дело вспыхивал странный, жуткий и
одновременно зовущий свет гигантского рубина. Значит, надо исходить из
реальности, как ни противилось этому все Степино естество.
"А если так? - вновь и вновь соображал Косухин. - Если я
действительно видел... Ксения, Семирадский, Ирман... Зачем?"
Ответ был один. Они - по своей либо по чьей-то иной воле - приходили
о чем-то сообщить. Сообщить - или предупредить... И очень жаль, что на
большее Степина фантазия была неспособна...
Степа лег, выключил ночник и, усилием воли заставив себя ни о чем не
думать, заснул мертвым сном без сновидений...
Утро было ярким, за окном уже мелькали протянувшиеся на многие
километры парижские пригороды, и Косухин поспешил привести себя в порядок.
У него будет время подумать обо всем. Сейчас - Париж...
...Толпа запрудила перрон, но Валюженича он узнал сразу. Тэд,
наряженный в совершенно буржуйского вида клетчатый костюм с розаном в
петлице, стоял рядом с каким-то пухлым коротышкой и, вытянув худую шею,
всматривался через поблескивающие стекляшки очков в окна тормозящего
состава. Степа радостно рассмеялся и помахал ему сквозь открытое окно.
Валюженич заметил, подпрыгнул от неожиданности и устремился к дверям,
возле которых уже толпились встречавшие.
- Оу! Стив! Ай эм... то есть... Глэд... Бардзо... - американец
беспомощно пытался составить приветственную фразу сразу на трех языках,
хлопая Степу по спине и кривя в радостной усмешке физиономию. Наконец, он
выдохнул воздух и произнес:
- Товарищ Косухин! Позвольте... э-э-э... витать тебя в Париже -
метрополи оф будущей мировая революция!
- Вот это хорошо! - солидно одобрил Степа. - Ну, привет, акэолоджи!
Как ты тут, среди буржуев, не закис?
Между тем оказавшийся тут же пухлый толстячок уже тянул на себя
Степин чемодан. Тэд помог отнять чемодан у сопротивлявшегося Косухина и
кивнул:
- Стив, это есть май френд Шарль Карно - потомственный пролетарий...
Степа с изумлением взглянул на "потомственного пролетария", но
коротышка Шарль улыбался столь весело, что Косухин решил покуда не
углубляться в классовые проблемы, крепко пожал маленькую ладошку
"пролетария", после чего все трое стали продираться через толпу к
подземному переходу.
- Шарль не разумеет по-русски, - сообщил между тем Тэд. - Зовсим не
разумеет, бат добже знает латыну, грецьку та чайниш...
Степа с уважением поглядел на знавшего загадочный "чайниш" Шарля,
тогда как тот, сообразив в чем дело, закивал и наконец уверенно произнес:
- Это... это не есть важно...
Степа взглянул на "пролетария" Шарля с удивлением, но уточнять не
стал. Между тем, пройдя бесконечными лабиринтами, они вынырнули на
гигантскую привокзальную площадь, где народу оказалось не меньше, чем на
перроне, вдобавок тут же стояли, ожидая пассажиров, долгие ряды
разнообразных авто. Шарль огляделся, затем уверенно кивнул в сторону чуть
ли не самого роскошного из всех - большого белого автомобиля, возле
которого суетился шофер, крепкий малый в кожаном пиджаке и таком же
картузе.
"Хорош пролетарий!" - усмехнулся Степа, покуда его чемодан размещали
в багажнике, а его самого, словно последнего буржуя, усаживали на
скрипевшее свежей кожей заднее сидение. Убедившись, что все расселись,
Карно произнес: "Огюстен!", - и шофер, даже не спрашивая адреса, осторожно
тронул машину с места.
- То, Стив, як я нау спик рашен, то есть по-русски? - не без гордости
поинтересовался Валюженич.
- Ничего, чердынь-калуга, - осторожно ответил Степа, стараясь не
охладить лингвистический пыл приятеля. - Ну, еще чуток подучишь...
- Это не есть важно, Степан, - вновь повторил Карно и пристально
взглянул в глаза Косухину.
- Бат вай, чердынь-калуга? - от удивления Степа перешел на иноземную
речь, щедро расходуя немногие известные ему английские слова (французских
он покуда подсобирать не успел).
- Стив, ты помнишь мистера Цонхава? - ответил вместо Карно Тэд. - Мы
размовлялы...
- Да помню, - Косухин действительно не мог забыть этого. - Так то
мистер Цонхава, Тэд!
- Сома дэви! - внезапно произнес Карно, а затем заговорил
по-французски, медленно, словно приглашая Степу вслушаться. Косухин
вздрогнул. В памяти всплыли слова старика в пещере - тогда они с
Ростиславом действительно смогли... Он заставил себя сосредоточиться,
вслушиваясь в совершенно непонятную ему французскую речь, и вот, словно
откуда-то издалека, к нему стали приходить слова, медленно проступал смысл
слышанного.
- Слушай, слушай внимательно, Степан, - говорил Карно. - Я тоже был
приобщен к этому ритуалу... Сома дэви - напиток Бога, и это не самое
великое из того, что мы теперь с тобой можем...
- К-кажется... я это... понимаю... - проговорил удивленный Степа.
Шарль улыбнулся, кивнул и тут же отбросил всякую важность.
- Ну в таком случае, как говорит наш друг Тадеуш - о, кей! Мы сможем
с тобой общаться без всяких переводчиков, Степан. Нужно лишь каждый раз
немного сосредоточиться...
- А, это... ну... на каком языке говоришь - все равно?
- Насколько я знаю - да. Впрочем, сома дэви способна на большее...
- Ой, ребята, давайте о другом - вмешался Тэд. Теперь он говорил
по-французски, но понимать Степе было куда проще, чем расшифровывать его
обычный русско-польско-английский суржик. - Шарль, Стив никогда не был в
Париже!
- Да, конечно, - усмехнулся Карно, и, обернувшись к шоферу, бросил: -
Огюстен, в центр...
Около часу, а то и больше, Косухина возили по Парижу, представляя
немного растерявшемуся от обилия впечатлений красному командиру все чудеса
столицы мира. Степа лишь неуверенно повторял вслед за Шарлем: Л'Арк,
Триомф, Сакр-Кер, Ситэ, Нотр-Дам... Тур д'Эфель добила его окончательно, и
Степа впервые осознал хорошо известные ему слова Карла Маркса о том, что
капитализм двинул вперед человечество невиданным ранее темпами - и тут же
желчно позавидовал. В пролетарской Столице ничего похожего покуда не было
- и не намечалось. Наконец, они пообедали втроем в уютном кафе, которое,
как пояснил Шарль, находится в районе Монпарнас и где вечерами бывают
какие-то неведомые Степе знаменитые художники.
Слово "Монпарнас" крепко засело у Косухина в голове, и только к концу
обеда, когда половой, которого здесь положено было именовать "гарсон" или
"гар", подавал буржуйский напиток "кофе-гляссэ", он вспомнил. Где-то
здесь, на Монпарнасе, живет генерал-лейтенант Аскольд Богораз, отец вечно
кашлявшего притворщика Семена...
- Сейчас приглашаю заехать ко мне, - заявил Шарль, покуда они курили
черные, незнакомые Степе папиросы "Галуаз". - Передохнем, а там надо
разработать для Степана программу. Лувр, Мэзон д'Инвалид... Да, Версаль,
конечно.
- Погодь, Шарль, - остановил его Косухин. - Ты это... У меня здесь
дело...
- Да, (то есть, конечно, "йе!") - подтвердил Валюженич, но при этом
посмотрел на Степу как-то странно.
- Ну, дело - делом, а Версаль посмотреть надо! - безапелляционно
заявил Шарль. - Там, Степан, французские короли жили.
- Ах, короли! - классовое чутье наконец-то проснулось, и Косухин с
подозрением воззрился на пухлого самоуверенного Карно. - Слышь, Шарль, а
чего это тебя Стив пролетарием назвал? Да еще потомственным?
Карно и Валюженич удивленно переглянулись.
- Оу! - сообразил Тэд. - Стив, я перепутал! Этот жаргон... Я хотел
сказать, что Шарль - из семьи потомственных революционеров.
Это было ничуть не лучше, скорее наоборот.
- Его прапрадед был командующим армией французской революции. Лазарь
Карно работал вместе с Робеспьером.
О Робеспьере Степа, конечно, слыхал и воззрился на Шарля с явным
уважением.
- Да, он был кем-то вроде Троцкого, - кивнул Карно. - Кое-кто до сих
пор не может простить нашей семье, что Лазарь Карно голосовал за казнь
короля. Моего деда убили за это...
- Ты что! - Степа сочувственно покачал головой. - Во гады! А дед
твой, он кто - тоже революционер был?
- Сади Карно был Президентом Французской республики, - пояснил
Валюженич, после чего у Степы отпала всякая охота расспрашивать дальше.
Шарль, показавшийся ему вначале похожим на обычного бакалейщика, вызывал
теперь совсем иные чувства.
- Ладно, - прервал молчание Карно. - Поехали все же ко мне. Мой отец
наслышан о тебе, Степан, и будет рад познакомиться. Не волнуйся - он не
президент Франции. Он всего лишь сенатор.
С точки зрения Степы это было ничуть не легче, но он вежливо
промолчал.
- Мы зайдем к тебе завтра, Шарль, - заявил Валюженич, вставая. -
Сейчас у нас со Стивом есть важное дело. Ты не обижайся.
- Ну конечно! Сейчас вы будете разглядывать находки из Шекар-Гомпа,
которые не показывали мне! - непонятно всерьез или в шутку обиделся Карно.
- Я всегда знал, что американцы бесцеремонны, а русские - те же
американцы, только голодные и небритые...
Тэд проигнорировал эту шовинистическую реплику, после чего Шарль
распрощался и укатил вместе с молчаливым Огюстеном, категорическим тоном
заявив, что ждет их завтра к пяти.
- Он хороший парень, - заметил Валюженич, когда роскошная машина
скрылась в одном из узких монпарнасских переулков. - Немного воображает...
- Наверно, хороший, - не стал спорить Косухин, а затем не без
злорадства добавил: - Вот его бы в Шекар-Гомп!..
- Он прекрасно дерется. Между прочим, он уже собирался ехать мне на
выручку, но я вовремя дал телеграмму из Морадабада... Кстати, экспедицию
он организовал на свои средства...
- Ясное дело - буржуй! - с пониманием кивнул Степа. - Ладно, Тэд,
рассказывай...
Валюженич вновь взглянул на Степу как-то странно и нерешительно
проговорил:
- Понимаешь, Стив, тут что-то случилось...
- Как? - обомлел Степа. - Чего ж ты молчал! С кем случилось? С
Наташей?
- Ну... В общем, я по порядку...
Валюженич начал рассказ, но Степа то и дело был вынужден
останавливать приятеля. Понимать Тэда стало почему-то сложно. Смысл слов
еле доходил до Степы, приходилось просить, чтобы Валюженич повторил то
одно, то другое. Похоже, без Шарля Карно таинственная сила, позволявшая
разбирать чужую речь, сразу ослабла.
- Я ведь не пил сома дэви, - пояснил Валюженич. - Тут нужен тот, кто
овладел этой силой - как мистер Цонхава, или Шарль - он недаром занимается
Тибетом...
Наконец Степа как-то приспособился, и смысл сказанного стал вновь
понятен. Тэд прямо с вокзала доставил Наташу на улицу Гош-Матье и сдал с
рук в руки господину Карлу Бергу. Они договорились увидеться с девушкой на
следующий день. Он позвонил - но Наташа к телефону не подошла. Тэду
сообщили, что девушка внезапно заболела. Валюженич попытался узнать
подробности, но трубку повесили. Он так и не смог дозвониться, и поехал на
улицу Гош-Матье, чтобы поговорить с Бергом. В дом его не пустили, сообщив,
что Наташа действительно тяжело больна. Приступ какой-то странной болезни
свалил ее в первую же ночь после приезда в Париж.
