ней свойств. На этот вопрос придется с большой вероятностью ответить
отрицательно. Если бы животные способны были уноситься своей мыслью в
прошлое или предвосхищать будущее, то они не могли бы оставаться целыми
часами на одном месте без всякого движения, а ведь подобное спокойное
состояние является для них характерным. Животные обладают способностью
узнавать и чувства ожидания, как, например, собака, приветствующая своего
господина после многолетнего отсутствия, свиньи у ворот мясника или кобыла,
которую ведут на случку. Но они совершенно лишены воспоминания и надежды.
Они способны узнавать при помощи "Notal", но память у них отсутствует.
Итак, память представляет собою определенное свойство высших сфер
психологической жизни человека. Кроме того, она, как было указано, является
достоянием исключительно последнего. Поэтому нет ничего удивительного в том,
что она стоит в самой тесной связи с предметами такого высокого значения,
как понятие ценности и времени, как потребность бессмертия, которая едва ли
тревожит животный мир, как гениальность, доступная только человеку. Больше
того, следует ожидать, что логические и этические феномены, которые,
по-видимому, подобно памяти, отсутствуют у всех прочих живых существ,
приходят каким-нибудь образом в соприкосновение с памятью. Это ожидание
может оправдаться только при существовании единого понятия о человеке, о
некоторой глубочайшей сущности человечества, понятия, которое проявляется во
всех отдельных качествах его. Задача наша - найти эту связь.
Для целей этого исследования возьмем общеизвестный факт, что у лжецов
плохая память. Никто уже не спорит, что "патологический лжец" почти
совершенно "лишен памяти". В дальнейшем я вернусь еще к лжецам - мужчинам.
Вообще говоря, они являются исключением. Если иметь в виду то, что было
сказано относительно памяти женщин, то ясно будет, что это придется
поставить рядом с только что упомянутым по-ложением относительно
недостаточной воспоминательной способности лжецов. Отсюда всевозможные
предостережения против лживости женщин в пословицах, поэзии и сказках. Ясно:
человек, у которого едва мерцает искра сознания того, что он пережил,
прочувствовал, когда-нибудь говорил, очень часто будет врать, если он,
конечно, не лишен дара речи. Такому человеку нелегко будет подавить в себе
импульс лжи в тех случаях, когда его помыслы направлены к достижению
каких-либо практических целей. Искушение солгать должно быть особенно сильно
в тех случаях, когда память лишена той беспрерывности, которой обладают
мужчины, когда она сосредоточивается на отдельных бессвязных изолированных
моментах вместо того, чтобы подниматься над ними или, по крайней мере,
подчинить их собственным проблемам. Особенно резко это проявляется, когда
существо не способно отнести, подобно М все свои переживания к единому
носителю их, когда отсутствует апер-цепционный "центр", который
сосредоточивает в себе все прошедшее, как нечто единое, когда человек лишен
сознания единства и неизменности своей сущности в многообразных жизненных
положениях своих. Бывает, что и мужчина себя иногда "не понимает". У
большинства из них является вполне обычным, что, воспроизводя в сознании
свое, прошлое, вне какой-либо связи с феноменами психической периодичности,
никак не могут признать себя носителями прежних переживаний. Они часто
отказываются понимать, как могли они то или другое думать, сделать и т.д.
Несмотря на это, они отлично знают и чувствуют, что в свое время они думали
и делали именно это, они даже нисколько не сомневаются в этом. Это чувство
тождественности в различных жизненных положениях совершенно отсутствует у
настоящей женщины. Даже в тех единичных случаях (они несомненно бывают),
когда ее память поразительно хороша. Последняя совершенно лишена свойства
непрерывности. В потребности себя понять проявляется сознание единства
мужчины, который в данный момент себя не понимает, но эта потребность
предполагает, несмотря на временное самонепонимание, постоянное единство и
неизменность. Женщина никогда не в состоянии понять себя, размышляя о
прошедшем, но она не ощущает никакой потребности себя понять. Это можно
заключить из ее поверхностного отношения к словам мужчины, когда тот говорит
именно о ней. Женщина не интересуется собою, поэтому нет женщины-психолога,
нет психологии женщины, написанной женщиной. Ее пониманию совершенно
недоступны конвульсивные, чисто мужественные усилия представить свое прошлое
в виде логически и причинно упорядоченной, беспрерывной цепи
последовательных переживаний, так же мало понимает она стремление установить
определенное соотношение между началом, серединой и конечным пунктом
индивидуальной жизни.
Здесь, на границе двух областей, уместно будет перекинуть мост к
логике. Существо, подобное Ж, абсолютной женщине, которое не в состоянии
познать свою тождественность в различные последовательно сменяющие друг
друга моменты, не постигнет также идентичности объекта мышления за различные
периоды времени. Если же обе части, т.е. субъект и объект, подвержены
изменению, то мы таким образом лишены так сказать, координатной системы, к
которой можно было бы отнести это изменение, а ведь без нее мы совершенно не
в состоянии даже заметить изменение. Действительно, существо, лишенное
способности благодаря мизерной памяти своей высказать суждение, что предмет
сохранил все свои черты и остался неизменным по истечении известного
промежутка времени, не в состоянии будет оперировать в каком-нибудь длинном
вычислении с математическими постоянными величинами. Подобное существо (я
беру крайний случай) не в состоянии будет при помощи своей памяти преодолеть
тот бесконечно малый промежуток времени, во всяком случае психологически
необходимый для того, чтобы высказать суждение, что в ближайший момент А не
изменилось, что оно осталось тем же А, словом, высказать суждение тождества
А = А. Ему так же затруднительно будет произнести суждение противоречия,
которое предполагает, что А не тотчас же исчезло с поля зрения мыслящего
субъекта, в противном случае последний не мог бы отличить А от не А, от
того, что не есть А, чего именно он, в силу ограниченности своего сознания,
не может одновременно охватить своим взором.
Это не хитроумная выдумка, не злой математический софизм и не вывод,
поражающий нас неожиданностью своих предпосылок. Конечно, суждение тождества
всегда направлено на понятия, мы вернемся еще к этому предмету, здесь же я
замечу об этом мимоходом во избежание возможного возражений, понятия же
логически находятся вне времени. Они сохраняют свое постоянство безразлично,
мыслит ли их психологический субъект постоянными или нет. Но человек никогда
не мыслит понятие, как нечто чисто логическое, ибо он кроме логического
содержит в себе и психологическое существо, подверженное "условиями
чувственности". Он мыслит общими представлениями, выросшими на почве
индивидуального опыта путем сглаживания различия и усиления сходных
элементов ("типичное", "созначающее", "замещающее" представление). Это
именно представление содержит в себе абстрактный момент присущий понятию, и
в этом смысле оно может быть рассматриваемо в качестве понятия, как это ни
удивительно. Он должен иметь возможность сохранить свое представление, в
котором он созерцательно мыслит фактически несозерцаемое понятие. Эту
возможность ему опять-таки может доставить память. И если у него нет памяти,
то он лишен способности логически мыслить. Эта способность всегда нуждается,
так сказать, в психологическом медиуме для своего воплощения.
Таким образом, после приведенных доказательств никто спорить не будет о
том, что вместе с памятью уничтожается способность в правильном логического
мышления. Этим положением мы нисколько не задеваем основ логики. Оно скорее
сводится к тому, что правильное применение этих основ обусловливается
наличностью памяти. Положение А=А психологически имеет отношение ко времени,
поскольку то может быть высказано в противоположность времени: At1= Ft2. С
логической стороны это положение совершенно лишено отношения ко времени, но
в дальнейшем мы еще увидим, почему оно чисто логически, как особое суждение,
не имеет никакого специального смысла, а потому столь сильно нуждается в
дополнении психологического характера. Сообразно этому, психологически
суждение простирается в определенном отношении ко времени и представляет
собою несомненное отрицание последнего.
В предыдущем изложении я определил память, как некоторую способность
господствовать над временем. Отсюда ясно, что память вместе с тем является
необходимым психологическим условием представления о времени. Таким образом,
факт беспрерывной памяти является психологическим выражением логического
суждения тождества. Абсолютная женщина, лишенная совершенно памяти, не может
принять это положение за аксиому своем мышления. Principium identitatis не
существует для абсолютной женщины (так же, как и contradictionis или exclusi
tertii).
Не только эти три принципа, но и четвертый закон логического мышления,
принцип достаточного основания, который является необходимым условием
правильности всякого суждения, а потому обязательный для каждого мыслящем
человека, - также и этот принцип теснейшим образом связан с памятью.
Закон достаточного основания является жизненным нервом, основным
принципом силлогизма, посылками являются суждения, которые психологически
предшествуют выводу. Ясно, что для правильного вывода необходимо удержать в
памяти эти посылки в том чистом и нетронутом виде, в каком сохраняются наши
понятия под влиянием законов тождества и противоречия. Основания духовного
мира человека следует искать всегда в прошлом. А потому беспрерывность,
которая является центральным пунктом человеческого мышления, так тесно
связана с причинностью. Каждый случай применения принципа достаточного
основания психологически предполагает непрерывную память, ревниво охраняющую
все тождества. Так как Ж лишена подобной памяти, как и вообще лишена понятия
непрерывности во всех других отношениях, то для нее не существует также
princinpium rationis sufficientis.
Таким образом, вполне справедливо положение, что женищина лишена
логики.
Георг Зиммель считал это положение совершенно неприемлемым на том
основании, что женщины очень часто проявляют весьма строгую
последовательность мышления. То обстоятельство, что в конкретном случае,
когда это необходимо для достижения какой-нибудь цели, женщина проявляет
способность к строгому и последовательному умозаключению, одинаково мало
доказывает ее отношение к закону достаточного основания, как и к закону
тождества, тем более, что и в подобном, наиболее счастливом случае, весь
спор сводится к тому, что она упорно и настойчиво возвращается к своим
прежним положениям, давно уже опровергнутым. Весь вопрос заключается в том,
признает ли человек аксиомы логики критерием правильности своего мышления,
верховным судьей своих мнений и взглядов, словом, руководящей нитью и высшей
нормой своих суждений. Женщина не видит особенной надобности в том, чтобы
решительно все должно было покоиться на известных основаниях. Так как ей
чужда категория непрерывности, то она не ощущает никакой потребности в
логическом подтверждении своих мыслей, отсюда - легковерность всех женщин. В
отдельных случаях она может поэтому быть весьма последовательной, но именно
тогда логика является не масштабом, а орудием, не судьей - а палачем. И
