исчерпывает сущности ценности, больше того, оно даже не является общим и
глубоким определением ее. Но оно представляет собою первый специальный закон
всякой теории ценности.
Достаточно будет совершить беглый обзор некоторых явлений, чтоб
убедиться в правильности выставленного положения. Люди очень мало придают
значения убеждению, которое еще недавно родилось в сознании человека. Они
вообще не считаются с мнением человека, взгляды которого находятся еще в
процессе течения, изменения и т. д. Напротив, неутомимое постоянство всегда
внушает нам уважение, даже в том случае, когда оно проявляется в
неблаговидных формах жажды мести и упрямства. Оно чарующе действует на нас
даже тогда, когда проявляется в безжизненных предметах. Вспомним только
"аеге parennis" у поэтов и 'quarante siecis" египетских пирамид. Слава,
которая выпала на долю человека, светлая память, которую он оставил по себе,
все это обесценивается в наших глазах вместе с мыслью, что они преходящи.
Разнообразные изменения, которые претерпевает на себе человек, тоже не
являются предметом особенного восхищения для него. Правда, когда ему
говорят, что он каждый раз проявляет себя с новой стороны, то он будет горд
и доволен и этим свойством. Но причина этой гордости лежит в том
постоянстве, в той закономерности, с какой проявляется в нем эта
разносторонность. Для людей, которые устали жить, не существует никаких
ценностей, они не видят ничего интересного для себя в упомянутом
постоянстве. Сюда же относится боязнь вымирания рода и исчезновения имени
человека.
Всякая социальная оценка, единственным выражением которой являются
законодательные акты и договоры, уже с самого момента своего возникновения
претендует на непреложность и полнейшую независимость от влияний времени,
хотя бы обычай и повседневная жизнь наносит ли ей очень существенные
изменения. Это относится и к тем правовым нормам, сила которых (по точному
смыслу их) должна сохраниться в течение только определенного промежутка
времени. Здесь время фигурирует в качестве величины постоянной, но не
переменной, взависимости от которой непрерывно или с перерывами изменялась
бы вся совокупность отношений. Этим обясняется тот факт, что вещь обладает
тем большей ценностью, чем продолжительнее ее существование. Никто не
подумает, что контрагенты особенно заинтересованы в предмете договора, если
он заключен только на весьма короткое время. Точно такое же отношение
проявляют к нему и сами контрагенты. Отсюда, несмотря на всевозможные
обстоятельства, вечные подозрения и недоверие, с которым они относятся друг
к другу. В выдвинутом нами ранее законе лежит единственное объяснение того
факта, что человеческие мысли направлены далеко за пределы смерти.
Потребность в наличности ценностей проявляется в общем стремлении освободить
вещи от всякой зависимости от времени это стремление сказывается даже на
таких отношениях, которые так или иначе изменяются "в связи со временем",
например, на богатство и владение, на все, что мы привыкли называть "земными
благами". В этом лежит глубокий психологический момент завещания, оставления
наследства. Не забота о своих родных создала этот институт. И человек,
лишенный семьи и родственников, составляет завещание. Более того: можно с
уверенностью сказать, что делает это он с большей серьезностью и
вдумчивостью, чем отец семейства, так как у него ведь больше риска
совершенно исчезнуть с лица земли, из памяти других людей.
Великий политик и властелин, в особенности же деспот, власть которого
кончается вместе с его жизнью, старается придать ей известную ценность.
Этого он достигает только тем, что связывает эту власть с чем-нибудь
вневременным: кодексом, биографией (Юлий Цезарь) или всякого рода
грандиозными просветительными учреждениями и коллективными научными
работами, музеями и коллекциями, постройками из твердого камня (saxa
loquntur) или, оригинальнее всего, созданием или упорядочением календаря.
Кроме того, его мысль направлена на то, чтобы сохранить власть в течение
всей своей жизни. Для этого недостаточно только обменяться договорами,
которые взаимно связывают стороны. или заключить какой-нибудь
дипломатический брак, которым прочно укрепил бы соответствующие родственные
отношения. Сообразно основной идее подобного стремления, необходимо
устранить все то. что одним только существованием своим угрожает вечному,
незыблемому продолжению этой власти. Так политик превращается в завоевателя.
Психологические и философские теории ценности оставили без всякого
внимания категорию вневременности. Они, несомненно, находились под влиянием
политической экономии и всячески старались внести нечто свое в эту область.
Тем не менее я не думаю, чтобы закон, развитый нами, не нашел никакого
применения в политической экономии только потому, что в этой сфере он
представляется менее ясным и более сложным, чем в психологии. И с
экономической точки зрения большой ценностью обладает тот предмет, который
дольше может служить потребностям человека. Вещь, которая в состоянии
просуществовать только каких-нибудь четверть часа, можно, например, всегда
купить значительно дешевле ее цены в поздний час перед наступлением ночи.
Конечно, такой случай немыслим там, где установление прочной цены возвышает
моральное значение торгового предприятия над случайными временными
колебаниями. Я напомню только о тех многочисленных учреждениях, которые
созданы для сохранения ценности предметов от разрушительного влияния
времени: склады, амбары, погреба, музеи со служащими при них кустодами.
Совершенно ошибочно определение психологов, которые под ценностью понимают
то, что удовлетворяет человеческим потребностям. Ведь и каприз есть не что
иное, как потребность (правда, ненужная), вместе с тем нет ничего более
противоречащею понятию ценности, как каприз. Каприз вообще не знает
ценности. Он вызывает желание обладать ценностью с тем, чтобы в следующий же
момент ее уничтожить. Таким образом, момент длительности входит, как
существенный признак, и понятие ценности. Даже те явления, которые по мнению
многих могут быть объяснены только с помощью менгеровской теории "предельной
полезности", вполне разрешимы с моей точки зрения (при этом я далек от мысли
ввести какие-либо новые точки зрения в политическую экономию). То
обстоятельство, что вода и воздух лишены ценности, объясняется исключительно
тем, что только индивидуализированные, оформенные вещи могут обладать
положительной ценностью: только все оформенное можно превратить в нечто
безформенное или даже совершенно разрушить, а потому, как таковое, не
обладает длительностью. Можно придать определенную форму горе, лесу, равнине
путем обработки или проведения границ, потому эти предметы даже в самом
диком своем состоянии являются объектами ценности. Атмосферный же воздух или
водную поверхность никак нельзя заключить в определенные границы, так как
они подвержены закону диффузии и расширены в беспредельность. Если бы
какому-нибудь чародею удалось сжать атмосферный воздух, окружающий со всех
сторон
земной шар, на каком-нибудь незначительном пространстве земли, подобно
тому, как это сделал дух в одной восточной сказке, если бы кто-нибудь собрал
всю водную массу, покрывающую наш земной шар, в один резервуар, предотвратив
испарение, вода и воздух приобрели бы определенную форму, а вместе с ней и
ценность. Понятие ценности только тогда связано с вещью, когда есть хоть
малейший повод беспокоится что эта вещь со временем может изменяться ибо
ценность рождается из отношений ко времени, из противопоставления времени.
Ценность и время взаимно обусловливают друг друга, как два соотносительных
понятия. Здесь я позволю себе не говорить по вопросу о том, к каким глубоким
последствия приводит нас подобный взгляд, настолько плодотворен он, даже для
создания целого мировоззрения. Для нашей цели вполне достаточно знать, что
там, где нет угрозы со стороны времени, отпадает всякий разговор о ценности.
Хаос, если он даже вечен, может быть оценен только отрицательно. Форма и в
невременность или индивидуация и длительность - два аналитических момента,
впервые создающих ценность и ее обоснование.
Таким образом, мы разобрали этот кардинальный закон ценности в его
применении, как в сфере индивидуально-психологической, так и в сфере
социально-психологической. Теперь только мы можем вернуться к главному
предмету нашего исследования и разрешить те основные вопросы, которые, хотя
и являются исключительными для нашей работы, тем не менее остались до сих
пор открытыми. Первое следствие, которое мы можем вывести из всего
предшествовавшего изложения, - это то, что во всех сферах человеческой
деятельности существует какая-то потребность в невременности, волевое
тяготение к ценности. Это именно тяготение, которое по своей глубине может
быть без всякого опасения поставлено наряду со "стремлением к власти",
совершенно отсутствует у индивидуальной женщины, по крайней мере в форме
стремления к вневременности. В очень редких случаях женщины дают какие-либо
указания на дальнейшую судьбу имущества после их смерти: это лишний раз
доказавает, что женщина лишена потребности в бессмертии. Ибо в завещании
лежит дух чем-то высшего, более общего. Именно это и является причиной,
отчего люди так свято соблюдают волю завещателя.
Потребность в бессмертии есть только частный случай из того общего
закона, что только вневременные вещи поддаются положительной оценке. В этом
законе лежит связь упомянутой потребности с памятью. Память человека о
разнообразных переживаниях пропорциональна тому значению, которое имели для
него эти переживания. Как ни парадоксально они звучат, однако следует
признать глубокую истину в словах: ценность, - это то, что создает прошлое.
Только то, чему при-дается значение положительной ценности, вырывается
памятью из когтей времени. Отсюда следует, что психологическая жизнь,
поскольку она рассматривается как положительная ценность, должна, как целое,
подняться над категорией времени путем вечной длительности, простилающейся
далеко за пределы физической смерти человека. Она ни в коем случае не должна
быть только функцией времени. Этим мы уже несравненно ближе подошли к самому
глубокому мотиву жажды бессмертия. Сознание того, что со смертью
окончательно теряет значение наша ослепительная, яркая индивидуальная жизнь,
которая таким образом превращается в бессмыслицу, - это сознание ведет нас к
жажде бессмертия. Ту же мысль, только другими словами, выразил Гете
Эккерману (4 февраля 1829 года).
Интенсивнее всех ощущает эту потребность бессмертия гений. Это свойство
находится в самой тесной связи с другими качествами его природы, которые мы
уже успели раскрыть. Память есть полнейшая победа над временем только в том
случае, если она выступает в своей универсальной форме, как у универсального
человека. Откуда следует, что гений один только и является человеком
вневременности, по крайней мере, это является его идеалом. Он, как видно из
его бесконечной, сильной жажды бессмертия, человек с интенсивнейшим
стремлением к вневременному, с властным тяготением к ценности.
Но вот глазу представляется еще более удивительное совпадение.
Вневременность гения обнаруживается не в одном только отношении к отдельным
моментам его жизни. Она проявляется также в отношении к тому периоду
