Сыграть на противоречиях, ударить в слабые места.
А где у нас слабое место? Да в самих людях, конечно. Они нервничают, они
напряжены, они, очень может быть, втихомолку подозревают друг дружку в
черных замыслах - и, безусловно, не ошибаются. Круг посвященных в тайну
подмены страшно узок, но внутри него непременно существует еще более узкий
круг знающих. Одни знают только о подмене, другие рассчитали, кто из
знающих должен остаться в живых, а кого следует списать в издержки
производства, как Елагина. Стравить их вполне возможно. Мотивы опять-таки
известны с седой древности и весьма немногочисленны: власть, тщеславие,
страх, деньги.
Деньги! Благо деньги наличествуют, и немалые...
Но прежде чем продумать этот вариант до мелочей, он решил окончательно
разобраться с кассетой. Вернул ее к самому началу, остановил кадр.
Да, никакой ошибки. Квартира, где вся эта гнусь происходила, располагалась
в том же доме, четырехугольником замкнувшем дворик. В кадр попал синий
"Хаммер" с запомнившимся номером, тот самый, что каждый день стоял в их
дворе. И трансформаторная будка та же самая, приметная. И детский городок
с резным деревянным ежиком высотой примерно в метр. Только этаж не пятый,
а, примерно прикидывая, третий-четвертый. Если провести воображаемую
линию, разделившую бы дом-квадрат на два треугольника, то его квартира и
хаза- "киностудия" расположены на катетах одного из них... Из окон одной
квартиры просматривается вторая, и наоборот.
Учтем...
Часть третья
ОДИН МИНУС ОДИН ПОЛУЧИТСЯ ОДИН
Глава первая
НАШЕГО ПОЛКУ ПРИБЫЛО, ГОСПОДА...
Правильно говорят, что утро вечера мудренее. Проснулся он, уже не
испытывая ни тягостной тревоги, ни прежнего саднящего беспокойства.
Опасность, и нешуточная, осталась, но отношение к ней стало ровное. Вполне
даже профессиональное. О ней не следовало забывать, ей следовало
противостоять достойно - и только. Никакой, с позволения сказать, лирики...
После завтрака, проводив Катю на необязательную службу, он скорчил рожу
начавшему кое-как его признавать бультерьеру и направился в кабинет.
Мимоходом подумал, что обнаружил, наконец, ответ на один из вопросов:
почему Пашка настаивал, чтобы Катя работала. Ответ незатейлив и подловат:
да чтобы ее не было дома, чтобы ненароком не помешала забавам...
Услышав непонятные звуки в каминной, заглянул туда. Неведомо почему
"театр" выглядел заброшенным и покинутым, хотя внешне ничего вроде бы не
изменилось - и шест поблескивал столь же ярко, и гроздья светильников
остались на своих местах...
Из той самой двери в углу спиной вперед появилась Марианна, тащившая за
собой огромный картонный ящик. Выпрямилась, заметив его, выжидательно
улыбнулась.
- Прибираемся? - спросил он вежливо.
- Вы же сами распорядились...
- Насчет чего?
Она поправила указательным пальцем упавшую из-под кружевной наколки прядь
волос, пожала плечами с видом легкого недоумения:
- Как это? Звонил Косарев, передал, что вы категорически приказали
ликвидировать театр. Так и сказал. Он, мол, сам не имеет понятия, что это
означает, но именно это вы приказать изволили... Я понимаю, что ему,
старому сморчку, сие знать и не полагалось, но все же к чему такая спешка?
Петр не растерялся:
- Почему - спешка? Просто ликвидируется театрик, вот и все. Цирк сгорел, и
клоуны разбежались... Ты против?
- Откровенно, Павел Иваныч? - Она подошла вплотную и уставилась с
блудливой подначкой. - Конечно, против. Привыкла как-то, мне его будет не
хватать... Вы не поторопились? - Нет, - сказал он сухо, демонстративно
отстраняясь. - Театрик погорел, Марьяшка, и это - суровая реальность...
- А я?
- А ты служи на прежней должности.
- И только? - спросила она разочарованно.
Он развел руками.
- Ох, Павел Иваныч, и надо ж было вам так неудачно головой приложиться...
- фамильярно сообщила она. - Положительно, я вас не узнаю...
- Ведь это же просто другой человек - а я тот же самый... - пропел он с
надлежащей хрипотцой. - Что делать, что делать... Тебе как Косарев велел
распорядиться реквизитом?
- Сказал, что пришлет машину. - Она заглянула в ящик, где навалом лежали
разноцветные тряпки. - Значит, на свалку?
- Вот именно, - сказал Петр, направляясь к двери.
И это прекрасным образом ложится в первоначальную версию, лишний раз
доказывая ее правильность. Рубка хвостов продолжается. Нужно в темпе
ликвидировать все следы домашних сексуальных забав, так или иначе
связанных с хозяином. Любые материальные следочки не вполне нормальных
эротических развлечений должны быть связаны исключительно с личностью
Митеньки Елагина, рехнувшегося снайпера. Значит, совсем скоро... Как? И
где? Интересно все же, что за обманку подсунули Елагину? Обманку,
успокоившую его, надо полагать, полностью? Ведь никак не может Пашка
оставить его в живых после всего, Елагин необходим исключительно в виде
трупа, каковой не в силах опровергать обвинений, а спиритизм нашим судом в
качестве доказательства пока что не рассматривается. Все они теперь
реквизит - и он, и Катя, и Елагин...
В кабинете Петр первым делом проверил сейф - фотографии пока что были на
месте. Не стоит ломать голову над тем, кто их должен забрать и когда, -
все равно по скудости информации не допрешь...
Он снял с полки зеленый томик Гюго - тот самый, зачитанный, с переплетом,
покрытым продольными трещинками. Раскрыл наугад. Очень похоже, Пашка
частенько здесь посиживал, перечитывая в сотый раз. Интересно, когда его
осенило? Быть может, давненько...
Вряд ли давно умерший классик мог предвидеть, что созданный им образ некий
русский бизнесмен воспримет как руководство к действию...
Образ, надо сказать, не из простеньких. Сьер Клюбен. Человек, долгие годы
считавшийся воплощением честности и благородства. И никто предполагать не
мог, что это - маска. Что многолетняя воплощенная честность служит не
более чем инструментом. Что сей субъект просто-напросто решил однажды не
размениваться на мелочи, то есть не нарушать одну из заповедей божьих по
пустякам, а с азиатским прямо-таки терпением ждать, когда в руки приплывет
настоящий куш. И дождался, благодаря той самой честности. И преспокойно
смотался бы с добычей, не слопай его осьминог. Ну, осьминога Гюго приплел
согласно традициям чопорного девятнадцатого века, когда считалось, что
порок непременно должен караться, по крайней мере, в литературе; в жизни,
есть сильные подозрения, сплошь и рядом обстояло наоборот - и во Франции,
и в других странах. Даже в девятнадцатом веке. Что уж говорить о
двадцатом, где...
Бросив случайный взгляд поверх книги на экран включенного телевизора, он
вскочил, схватил со стола черный пенальчик дистанционки, вдавил кнопочку.
Звук прямо-таки ударил в уши, и Петр торопливо сделал потише, глядя на
занявшую весь экран фотографию Бацы: цыган беззаботно ухмыляется в
объектив, оскалив великолепные зубы, усы топорщатся, шляпа лихо сдвинута
на лоб, толстенная золотая цепь под расстегнутой рубахой охватила мощную
шею...
И тут же другой снимок, тоже черно-белый: два трупа, заснятые со вспышкой,
распростертые, похоже, на асфальте. Лиц не видно, рубашка у одного
задралась, открыв пузо и рукоятку засунутого прямо за пояс пистолета...
ТТ. Точно, ТТ.
- ...вчера около полуночи неизвестный в упор расстрелял из револьвера
системы наган Петре Георгиевича Чемборяну, более известного в определенных
кругах под кличкой Баца, и его племянника, Константина Чемборяну, -
возбужденно повествовал репортер "Криминального канала". - Прибывшая по
звонку соседей милиция...
Петр слушал. чувствуя, как лицо вновь стягивает в застывшую маску. Две
пули в голову Баце. Пуля в затылок его племяннику. Наган обнаружен
милиционерами в трех шагах от трупов, а вот стрелявший не то что не
обнаружен, его никто и не видел вовсе, трижды нажал на спуск не
обремененного глушителем револьвера и растворился в сумерках, словно
денежки вкладчиков МММ. Интересно, скажут, сколько в барабане-то осталось
патронов?
Четыре. Полный был барабан... Это профи, конечно. Три пули на двоих, все
до одной в голову, грамотный отход при полном отсутствии свидетелей как
отхода, так и акции... Нормальный несуетливый профессионал.
А это уже совсем интересно... "Как полагают", "по слухам", "согласно
некоторой информации"
Баца имел кое-какое отношение к торговле наркотой в Шантарске. Что ж,
следовало ожидать - на одном бензине таких денежек не наваришь. В
заключение репортер одарил зрителей удивительно свежей, незахватанной
мыслью - объявил, что, по его личному разумению, убийство это, во-первых,
совершено киллером, а во-вторых, связано с деятельностью Бацы на
многотрудной ниве торговли дурью. Надо же, какова глубина анализа. Не
открой пацан глаза зрителям, можно было подумать, что убийство это
совершено бабулей-пенсионеркой на почве спора касаемо президентских шансов
Жирика... Молодой, а с толком...
Что же, снова совпадение? Сегодня Баца отдал на доверии Пашке двадцать
миллионов баксов, а завтра его шлепнул кто-то сторонний? По причинам, не
имеющим никакого отношения к обшарпанному "уазику", все еще пребывающему
на стоянке? Ох, плохо в такие совпадения верится с некоторого момента...
Точнее говоря, не верится вообще. Если Баца никому не сказал, кто именно
принял у него триста кило заокеанских денег, получается и вовсе пикантно.
А если и сказал - невелика беда. Спрашивать будут с П.И. Савельева, с
того, что сейчас сидит в этом вот кабинете с томом Гюго на коленях, а
этому Павлу Ивановичу по замыслу режиссеров вскоре предстоит покинуть наш
бренный мир, надежно оборвав все ниточки. Вся ответственность падает на
Румату Эсторского, ируканского шпиона и заговорщика... И...
- К тебе можно?
Он поднял голову, недоуменно уставился на Наденьку. Впервые на его памяти
юная "падчерица-племянница" зашла в кабинет, да вдобавок обратилась на
"ты" вместо обычных издевательски-вежливых подначек вроде "любезного
папеньки".
- Ну, заходи, цветочек жизни, - сказал он, недолго думая. - Что скажешь и
какими судьбами?
Она тщательно затворила за собой тяжелую дубовую дверь, надежно отсекавшую
все внешние шумы и, Петр успел убедиться, не позволявшую снаружи
подслушать разговор в кабинете. Пересекла кабинет с какой-то боязливой
осторожностью, будто опасалась нападения. Остановилась у кресла.
- Присаживайся, - сказал Петр, отложив книгу. - Что ты мнешься?
По-прежнему стоя, Наденька сообщила:
- Должна тебя для начала предупредить: я все скинула в Интернет знакомым,
и если со мной что-нибудь случится, останутся свидетели, хоть и
виртуальные...
- Интригующее начало, - признался он искренне. - Чертовски, я бы
выразился, интригующее... Ладно, не буду я тебя душить и в мясорубке
проворачивать не буду. Излагай.
- Я серьезно.
- Я тоже, насчет мясорубки. Садись и валяй. Она, наконец, уселась,
потянулась к его пачке "Мальборо"; прежде чем Петр успел высказать вслух
свое мнение по сему поводу, сунула в рот сигарету, щелкнула его
зажигалкой. Вполне умело, не закашлявшись, выпустила дым - и пытливо
уставилась серыми Катиными глазищами.
- Излагай, интриганка, - сказал он устало.
- Ты, вообще, кто такой?
- В смысле?
- В самом прямом. Ты кто такой? То, что никакой ты не Павел Иванович
Савельев, мне и так ясно. Интересно только, кто ты на самом деле такой?
"Вот это да", - подумал он не без уважения. Ни одна собака не догадалась,
включая тех, кому по долгу службы положено быть олицетворением
подозрительности. А эта сопля очаровательная, изволите ли видеть,
ухитрилась как-то...
- Кажется, я поспешил пообещать, что не пущу в ход мясорубку, - усмехнулся
он. - Эй, я шучу! Сядь на место. Дитя мое, а с чего ты, собственно говоря,
решила, что я - это не я?
- Повторяю, я все скинула в Интернет, хоть и в закодированном виде. Если
от меня завтра не поступит сигнала, все раскроется...
