походило.
- Ваши пиявки, - с радушно-капризной миной прокомментировала хозяйка. - С
пылу, с жару, час назад еще кровопийствовали...
- Правильно, э, - густым басом прогудел необъятный кавказский человек
Самвел, ловко ставя рядом со сковородкой соусник. - Хорошее кушанье, для
мужчин полезное, Николаевна...
И с достоинством удалился к шашлыкам. Петр, внутренне содрогнувшись,
присмотрелся к жареным кровопийцам, не решаясь ткнуть в ближайшую вилкой.
Соседи по столу поглядывали равнодушно - у парочки из них на тарелках
красовалось то же самое и один уже жевал с видимым удовольствием.
Хозяйка подняла бровь:
- Павел Иванович, что вы так странно смотрите на ваше любимое яство?
Честное слово, получилось ничуть не хуже, чем в прошлый раз...
"Предупреждать надо, - сердито подумал он, имея в виду, конечно же, Пашку.
- Гурман, тоже мне". Собрав всю силу воли, опрокинул в рот рюмочку
коньяку, осторожно насадил на вилку ближайшую пиявку, поднес ко рту и,
мысленно охнув, откусил половину. К его облегчению, на вкус пиявка
оказалась не столь уж и омерзительной, вполне приемлемой, желудок вовсе не
проявлял желания вывернуться наизнанку. Прожевал остальное, прислушался к
ощущениям - ну что же, хорошо пошла... Отважился сжевать вторую, а там и
третью, с радостью констатировав, что соседи не обращают на него внимания,
словно он мирно рубает пельмени в дешевой забегаловке. К тому же появилась
еще одна опоздавшая парочка - мужчина лет пятидесяти с первой сединой на
висках и ослепительная блондинка лет двадцати, державшаяся с уверенностью
и непринужденностью законной супруги. Все дамы здесь, впрочем, были
законными супругами - пикничок из разряда совершенно светских...
"Данил Петрович Черский, - машинально отметил Петр. - Насчет него тоже
имеются прямые и недвусмысленные инструкции".
- Плохо ты что-то своих кровопийц наворачиваешь, - тихонько сказала Катя,
покосившись не без лукавства. - Обычно за уши не оттащишь...
- Смакую, - ответил он, покорно нацеливаясь вилкой на следующую, чтобы не
выходить из образа. Ну, могло быть хуже. Могли оказаться любимым Пашкиным
лакомством какие-нибудь тухлые яйца по-китайски или собачатина
по-корейски...
Уминая пиявок, он украдкой рассматривал субъектов, которых предстояло
легонько обработать. Карсавин, отвечавший в области за природные ресурсы,
оказался ровесником Петра, этаким местным изданием английского джентльмена
- в строгой тропке, при золотых очках и жемчужине в галстучной булавке.
Рыжов, из "Шантарского кредита", выглядел не в пример более плебейски -
располневший мужик лет шестидесяти, компенсировавший обширнейшую лысину
густыми запорожскими усами. Костюм на нем сидел, как на корове седло,
сразу чувствовалось, что ему гораздо больше пришелся бы по вкусу и наряд
попроще, и застолье без лишних затей, с водочкой и неразрезанными крупными
огурцами. Зато его супружница, рыхлая бабища, на вид немногим младше
супруга, но раза в два его габаритное, морщинами напоминавшая шарпея, изо
всех сил старалась показать себя светской львицей: без умолку, перебивая
всех, кого только удавалось, трещала о своей коллекции фарфора - конечно
же, громадной, конечно же, невероятно антикварной. Банкир косился на
супругу страдальчески, но прервать поток красноречия не осмеливался с
выдержкой старого, законченного подкаблучника.
Потом подали шашлыки. Потом их ели. Потом пили чай с коньячком и коньячок
без чая. Светскую, в общем-то, заурядную болтовню Петр воспринимал
вполуха, ухитряясь время от времени встревать с уместными
репликами-междометиями. Дожидался подходящего момента. Таковой настал,
когда немного отяжелевшие гости стали разбредаться от стола. Петр
подметил, что Карсавин с Рыжовым временами так и щупают его пытливыми
взглядами. Юная блондинка Лара, громко посетовав на вялость и
чурбаноподобность кавалеров, заставила вездесущего Сам вела включить
магнитофон на веранде, утащила туда Катю, самого молодого из
присутствующих мужиков и они там принялись беззаботно отплясывать втроем.
Не теряя времени, Петр подошел к Черскому, оказавшемуся в одиночестве на
уголке стола, присел рядом на тяжеленный стул:
- Данила Петрович...
- Да? - равнодушно отозвался Черский.
- Вы так и не дали окончательного ответа по поводу проекта. В конце-то
концов он не требует непременного присутствия вашего "Интеркрайта", но
двери открыты для всех желающих... - и сделал выжидательную паузу.
Не шевелясь и не меняя позы, Черский лениво протянул:
- Дражайший мой Павел Иванович, вы помните старый анекдот на тему о том,
что есть демократия?
- Ну... - на миг растерялся Петр.
- Правда не помните? Демократия - это когда человека посылают к, в, и на,
а он волен идти куда захочет...
Поза, интонация, усмешка - все это, вместе взятое, неопровержимо
свидетельствовало, что ни о каких шутках и речи нет. Открытое, прямое
оскорбление. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это понять.
Петру кровь бросилась в лицо, но он сдержался, пожал плечами:
- Была бы честь предложена, а от убытка бог избавил...
- Была бы честь, была бы честь, была бы честь... - на манер известных
гардемаринов негромко пропел Черский, ухмыляясь, все так же глядя в
сторону с холодным презрением аристократа, в упор не замечавшего
выскочку-нувориша.
Чтобы не нарываться далее на совершенно непонятные сложности, Петр снова
пожал плечами, повернулся спиной и отошел. О такой реакции Пашка его не
предупреждал. Похоже, пробежал меж ними целый табунок черных кошек...
На веранде танцевали. Петр постоял, все с той же щемящей тоской глядя, как
взлетают Катины распущенные волосы, как она, став совсем юной и невероятно
красивой, раскованно и грациозно отплясывает в такт музыке, словно
колышется на легком ветерке пламя костра. "Пропал ты, подполковник, -
подумал он с волнующей обреченностью, - совсем пропал".
- Павел Иванович?
Он нехотя обернулся. Точно, оба зверя выбежали на ловца...
- Ну пойдем, побеседуем, соколы мои... - сказал он, с сожалением
отворачиваясь от веранды.
Огляделся в поисках подходящего местечка, направился к дальней беседке у
забора из проволочной сетки, ажурному сооруженьицу из тонких досок,
опять-таки в стиле древнерусских теремов. Оба покорно тащились за ним,
однажды показалось даже, что Рыжов тяжко вздохнул.
Петр первым уселся прямо на краешек квадратного низкого стола, занимавшего
всю середину беседки. Вытащил сигареты, с расстановкой выпустил дым,
оглядел их, выжидательно взиравших. "Поциничнее, понапористее, - наставлял
вчера Пашка. - Чтобы ни тени сомнения не зародилось у ореликов, чтобы
чувствовали себя, как глупенькая семиклассница, когда ее физрук
недвусмысленно притиснет к стеночке..."
- Ну что. друзья мои, - сказал Петр. - Близится великий день?
Оба почти синхронно закивали в том смысле, что да, близится, Петру в их
взорах почудилась прямо-таки собачья преданность. "А ведь Пашка, похоже,
держит этих бобров в кулаке, - подумал он не без гордости. - Ишь, как
уставились, а ведь не пацаны, не дешевые столоначальники".
- В общем, хочу верить, что могу полностью на вас полагаться, соколы мои,
- произнес он не без металла в голосе. - Прав я, хочется думать?
Рыжов торопливо закивал. Вальяжный Карсавин пожал плечами:
- Какой может быть разговор, Павел Иванович? - и несколько вымученно
усмехнулся: - Неужели вы сомневались?
- Ну, я не сомневался... - сказал Петр. - Просто в последнее время по
Шантарску бродят разные идиотские слухи - Савельев-де здорово треснулся
башкой об асфальт, сдал и пришел в постыдную слабость... Могу вас
заверить, соколы, что ничего подобного нет. И башкой об асфальт не
трескался, и, что гораздо более важно, прежней хватки ни в коем случае не
утратил...
- Это ж видно... - заискивающе поддакнул Рыжов. - И я не сомневаюсь, и
Олег Викентьевич нисколечко не сомневается... Верно? Вот видите, Павел
Иванович, если вам кто-то что-то нашептал - не верьте вы, бог а ради,
слухам... Мы все сделаем в точности, как было прежде оговорено. Можете на
нас положиться.
- Ну смотрите, мужики... - Петр еще более подпустил металла в голос: -
Давши слово - крепись, а не давши - держись...
- Павел Иванович, - вкрадчиво сказал Карсавин. - Но мы-то, со своей
стороны, можем надеяться на скрупулезное выполнение... э-э, прежних
договоренностей?
- Я вам, по-моему, твердо обещал? - поднял брови Петр.
- Да, разумеется...
- Тогда к чему экивоки? Как вы ко мне, так и я к нам. Как только - так
сразу... - протянул он многозначительно. - Вы все выполняете в точности -
и я делаю все, что обещал... Ну как, договорились?
Оба закивали.
- Рад, что не пришлось в вас сомневаться... - сказал Петр, кивнул им и
вышел из беседки.
Он был доволен собой. Представления не имея, о чем вообще идет речь,
блестяще провел партию, так, что оба они ни в чем не засомневались, ничего
не просекли, прямо-таки на задних лапках ходили. Смотри-ка, не столь уж
это и трудное дело - закулисные переговоры бизнесменов, финансистов и
чиновников... Интересно, что они должны сделать и что Пашка им в обмен
обещал? Солидные люди, в годах - а оба разве что хвостиками не виляли,
исключительно по причине отсутствия хвостиков...
Музыка на веранде уже не играла. Там в одиночестве стояла Лара,
облокотившись на перила, прихлебывая из высокого бокала. Больше никого в
пределах прямой видимости не наблюдалось.
- А где общество? - непринужденно спросил Петр, поднимаясь к ней. Вот
именно, побольше непринужденности, они же с Пашкой наверняка знакомы...
- Как обычно, лицезреют ботанические ухищрения Нины Николаевны, - кивнула
Лара в сторону высокой стеклянной теплицы, изнутри сплошь затянутой до
потолка какими-то вьющимися растениями. - Охают и ахают над цветочками,
чтобы сделать приятное хозяйке... - Она допила, поставила бокал на широкие
перила и с дерзкой ухмылочкой балованного ребенка глянула Петру в глаза. -
А вы отчего бродите в одиночестве, господин Савельев? Вид вроде бы не
скучающий...
Он пожал плечами, придумывая подходящую фразу, непринужденную, светскую.
Лара опередила:
- Что, снова?
- Простите?
- Дорогой Павел Иванович, - протянула она с усмешечкой. - Бога ради, не
начинайте. Я согласна, что я - жемчужина, но никак не согласна быть
жемчужиной коллекции...
Он так и не успел сообразить, о чем идет речь, не говоря уж о том, чтобы
ответить. Сзади послышались шаги, на веранду вышел Черский, остановился в
двух шагах от них и, глядя в сторону, безразличным тоном сказал:
- Ларка, погуляй...
- Извините, - улыбнулась она Петру не без ехидства, спустилась с веранды и
направилась к теплице.
- Слушай, Павло, - нехорошо выпятив челюсть, негромко сказал Черский. - У
тебя с памятью что, в самом деле провальчики?
- То есть? - спокойно спросил Петр.
- Я же тебе, по-моему, говорил - если снова начнешь пускать слюнки возле
Ларки... Организм может пострадать.
Несмотря на его неприкрыто агрессивный тон, Петру стало вдруг смешно - до
того происходящее перекликалось с бессмертной кинокомедией. "Я тебе
говорил, доцент, чтобы больше не приходил?", "Я тебе говорил, что с
лестницы спущу?" И в кино, и в жизни никто не подозревал, что имеет дело с
двойником, подменышем...
- Что-то такое помню... - сказал Петр, гадая, во что конфликт может
вылиться.
- А что я с твоей мордой обещал проделать, часом, не помнишь? - нехорошо
прищурился Черский.
"О господи, - подумал Петр без всякого страха, - угораздило же..."
Он попросту представления не имел, как держался бы в такой ситуации Пашка.
Но сам он никак не хотел позволять, чтобы этот супермен с красивой
проседью держался с ним, словно король дворовой шпаны, решивший постращать
очкарика-вундеркинда со скрипочкой.
- Когда я бегал в школу, была такая поговорочка, - сказал он спокойно. -
"У каждой морды хозяин есть". Не доводилось слышать? Мы с вами почти одних
годочков, уверен, на одном дворовом фольклоре воспитаны...
Черский удивленно моргнул. Положительно, он ожидал другой реакции. Не
