признать, по всем правилам: трехбалльная система устойчивости,
повторяемости слухов-сплетен-пересудов, показатель цикличности, схемы
продвижения и прочее. Хваток Андропыч, хваток, не зря лопает хлебушек.
Мать твою...
На первом месте по всем трем показателям стоял незамысловатый, однако
неприятно царапнувший Петра слушок. "Хозяйская супруга вовсю трахается с
Митькой Елагиным, говорят даже, прямо в машине". Изложено, конечно, не в
пример деликатнее, обтекаемо-суконными канцелярскими оборотами, но суть
именно такова. И, что характерно, на первом месте по всем трем
показателям. Схема продвижения... черт, да если отвлечься от
канцеляризмов, получится, что об этом с оглядочкой болтают все - от особ,
приближенных к боссу, до уборщиц и бодигардов. Неприятно...
Морду набить сучонку? Пашке сдать? Вот и гадай тут...
- Павел Иванович! - под пульсированье синей лампочки промурлыкала Жанна.
- Аюшки?
- К вам господин Колпакчи, Георгий Спиридонович...
- Проси, - быстро сказал Петр.
И отвлечься от поганенькой сводки хотелось, и любопытство разобрало - что
это за господин такой с явственным греческим уклоном?
Глава шестая
МИРНЫЙ ГРЕК
Господин с греческим уклоном и в самом деле был мастью похож на грача -
черные как смоль волосы, аккуратно подстриженные, впрочем, без намека на
курчавость, такая же борода. Нос скорее славянский. Костюм отличный. Очки
в тонкой золотой оправе, элегантный коричневый портфель в руке.
- Прошу, - сказал Петр насколько мог естественнее, вежливо встал. Хотел
обойти стол и двинуться навстречу, но из въедливой осторожности не решился
- еще нанесешь ненароком ущерб Пашкиному имиджу, сам того не ведая...
Гость молча приблизился к столу. Походка его была в чем-то знакомой,
кого-то смутно напоминала.
- Прошу. - повторил Петр, указывая на предназначавшееся для посетителей
кресло. - Чай, кофе, коньяк?
И мысленно похвалил себя - до того непринужденно срывались с языка
реплики... Освоился, а?
Изящным жестом поддернув брюки, гость опустился в кресло, поставил на пол
небольшой плоский портфель и, прежде чем Петр успел придумать наиболее
подходящую светскую реплику, смутно знакомым голосом ответил:
- Водки давай, сучий потрох, водки...
Петр вздрогнул:
- Позвольте... - всмотрелся пристальнее, шумно вздохнул и в голос
матернулся. Покрутил головой: - Н-ну... Предупреждать надо!
- А ведь не узнал, сукин кот, не узнал! - ликующе воскликнул Пашка уже
своим обычным голосом. - Качественный паричок, а? И ботва. Как свои. Пока
топал по собственному офису, ни единая тварь не опознала кормильца-поильца.
- У тебя даже походка другая... И голос...
- Поставили, Петруччио, поставили. Даже Жанна, соска, не узнала...
впрочем, справедливости ради стоит уточнить, что она перед глазами имеет
главным образом не физиономию, а совсем другую деталь организма... Ты
Жанночку уже оприходовал?
- Нет.
- Ну и дурак. Рекомендую. Подсказать позу, в которой ее таланты наиболее
ярко проявляются?
- Спасибо, обойдусь, - ответил Петр суховато.
- Петруччио, а Петруччио! Что ты такой кислый? - Пашка так и сиял. - Бери
пример с меня. Ликовать надо, дубина. Как я вижу, ни одна сука не
усомнилась... Давани вон ту кнопку, белую.
- Зачем?
- Замок блокируется. Пока не отключишь, никто не войдет. У меня масса
свободного времени, у тебя тоже, можно поболтать не спеша... - Он раскрыл
портфель, нажал там что-то, послышался негромкий электронный писк,
курлыканье, и все смолкло. - Ну, все в порядке. Никаких клопиков, а и были
бы, глушилка даванет... Показываю еще один секрет, про который и Жанка не
знает.
Он подошел к стене, нажал обоими указательными пальцами на верхние углы
рамы небольшой яркой картинки, импрессионистски представлявшей взору букет
цветов в белой вазе. Картина тут же откинулась, как дверь. Достав бутылку
неизменного "Хеннесси" и две больших серебряных стопки, Пашка вернулся к
столу, ловко раскупорил, ловко разлил. Ухмыльнулся:
- Ну, каково оно - быть мною?
- Я бы сказал, не самый тяжкий труд... но временами быть тобою, Паша,
очень, я бы выразился, странно...
- Это пуркуа?
Петр оглянулся на картину за спиной, ощутив поневоле мимолетный сердечный
укол.
- Ах, во-он что... - ухмыльнулся в бороду "господин Колпакчи". - Взыграли
пуританские установочки русского офицерства? Ах ты Максим Максимыч мой...
- Слушай, а зачем все это? - серьезно спросил Петр.
- В психоаналитики потянуло?
Петр усмехнулся:
- Читал где-то, что хороший актер должен понять образ.
- А что тут понимать? - беззаботно сказал Пашка. - Сидит тут на моем месте
какой-нибудь мышиный жеребчик, поглядывает через плечо хозяину - и слюнки
текут. А ты сидишь и думаешь: "Хренов! Мое!" Уяснил? Как выражался герой
какого-то английского детективчика, обладание красивой женщиной как раз в
том и заключается, чтобы вызывать зависть ближних... Расскажи лучше, как
там у нас дома. Без проблем?
- Вроде - без проблем. Реджи на меня погавкивает временами...
- Серьезно?
- Ага. Что-то он такое чует, паразит. Его мы уж точно не провели.
- Ну и хрен с ним, - подумав, сказал Пашка. - Привыкнет, стерпится -
слюбится. На худой конец, попроси у Андропыча какой-нибудь химии и подсунь
ему в колбасе, чтобы откинул ласты.
- Жалко все же. Авось сживемся...
- Ну, дело твое, - сказал Пашка. - Ты мне собаками зубы не заговаривай.
Анжелу трахнул?
- Ну...
- Марианну трахнул?
Петр, отведя глаза, кивнул, уточил:
- Впрочем, неизвестно еще, кто кого...
- С ней это бывает, - хохотнул Пашка. - Ну, как тебе мои бабы?
- Ты что, специально их подбирал по красивым именам?
- По именам? А... да ну, Анжела никакая не Анжела, а Анька. Марианна -
Маринка. Вот Жанна - и впрямь Жанна, так уж получилось, родители наградили
имечком... Ну, а Катерину свет Алексеевну-то распробовал? Хороша?
Петр молчал, буравя взглядом стол. Потом сказал чуточку неуверенно:
- Вот про Катю я и хотел поговорить...
- Ну-ну? - с любопытством откликнулся Пашка.
- Слушай, не мое дело, наверное... По эти твои забавы, Станиславский ты
наш...
- Какие еще забавы? А-а! - прямо-таки ликующе воскликнул Пашка. - Вторник
же... Ты, я так понимаю, в театр угодил? Что тебе девки показали? Да не
жмись ты!
- "Лас-Вегас" и "Колючую проволоку".
- А, ну это - не фонтан, - деловито сказал Пашка. - Закажи ты им, пожалуй
что, "Консерваторию" или "Арабские вечера", совсем другое впечатление...
- Может, еще и "Палача" заказать?
- А почему бы и нет? Стоп, стоп... Что-то быстренько разобрался в
театральных буднях... Неужели Катька сама просвещала?
- Как тебе сказать... - Петр набрался смелости. - В общем, ты со мной
делай что хочешь, но спектакли я отменил. Так ей и обещал. И она, между
прочим, только рада. Я, в конце концов, не пацан, могу разобраться, чего
женщине хочется и чего не хочется...
- Ах, вот оно что... - протянул Пашка. - Правильный ты наш, вылитый
моральный кодекс строителей коммунизма... Решил, значит, стать избавителем
томящейся принцессы? - Он всмотрелся внимательнее и вдруг захохотал в
голос, хлопнул себя по колену: - Восток - дело тонкое, Петруха... Ну,
Петруччио! Ну. хер Питер! Ставлю сто против одного, что ты, простая душа,
всерьез запал на Катьку! Что заменжевался, брательничек? Дай-ка я к тебе
присмотрюсь... Ну конечно! Все симптомы. Взгляд блуждает, на роже - этакая
явственная пунцовость... - Он утвердительно закончил: - Ты ее на правах
законною мужа оттрахал и запал всерьез... Во-от такими литерами на роже
написано.
Петр поднял голову и взглянул брату в глаза:
- А если и всерьез?
- Ну что ты так смотришь, будто зарезать хочешь, чудило? - засмеялся
Пашка. - Только мне ревновать не хватало. Ежели помнишь, я тебе уже
говорил, что всерьез собрался развестись. Так что бери и пользуйся. Баба с
возу - кобелю легче... Серьезно. Катька для меня - отрезанный ломоть. Ты
что, - спросил он мягче, без насмешки, участливо, - всерьез запал, Петруха?
Петр молча кивнул.
- А, пардон, Кирочка?
- С этим - все, - признался Петр, опустив глаза. - Ничего не могу с собой
поделать, это моя женщина, хоть режь...
- Да успокойся, глотни коньячку... Кто тебя резать будет, дурашка? Я? Вот
уж нет. Говорю тебе, забирай. В придачу к обещанному гонорару. Нужно будет
только как следует обдумать, устроить это как-то... Ну, у нас еще пара
месяцев впереди, вот разделаемся с настоящими делами и будем думать, как
вас, голубков, соединить.
- Спасибо...
- За что, господи? Все укладывается в старую поговорочку - на тебе, боже,
что мне негоже. И только-то. Ох. да не сверкай ты на меня так глазами!
Ладно, ладно, согласен, что Дульсинея Тобольская - самая прекрасная дама
на свете... Ты и меня пойми, для меня-то Катька - отрезанный ломоть, а
посему сбиваюсь на легкомыслие, для меня-то романтика давно прошла...
Какая там, к черту, Джульетта? Но я за тебя рад. Душа болеть не будет, что
Катька в плохие руки попадет... Прекрасно все устроилось, а? Но ты мне
все-таки выдай, откуда знаешь про "Палача"?
- Она говорила. Знаешь, Паш, ей все это и в самом деле чертовски не
нравится...
- Ах, не нравится... А таскать на лебединой шейке и в розовых ушках
годовую зарплату доброй сотенки бюджетников ей нравится? Икорку небрежно
лопать с золотого ножика ей нравится? В конце-то концов не так уж и много
от нее требовалось - подыграть не всерьез на любительской сцене... Между
прочим, подобные забавы на Западе сексологи прямо-таки рекомендуют, точно
тебе говорю. Пробуждает угасший интерес к партнеру, привносит новые
оттенки... Я ведь не маньяк, Петруччио, ни мальчиков не трахаю, ни
первоклассниц. Все согласно наработкам западных эскулапов, за
консультации, между прочим, серьезные денежки плочены. Ты мне скажи по
правде: когда смотрел "Колючку" с "Вегасом", у тебя в штанах, часом,
ничего не торчало? Торчало... Наука, Петя, вещь авторитетная...
- Так что там все-таки с палачом?
- Господи, дался тебе этот "Палач"... - в сердцах бросил Пашка. - Ну,
выходит палач, этакий облом, с голым пузом, в красном, само собой,
колпаке. Берет очаровательную ведьмочку и начинает ее разоблачать, в
пыточный станок запихивать. Помацает немножко, не без этого... только в
том-то и смак, Петруччио, что ты в любой миг можешь действо прервать, и
совершенно точно знаешь, что она твоя и только твоя... Как мужик мужику -
здорово возбуждает.
- Палач - это Митька Елагин?
- Ну, а что? Не со стороны же людей звать. Непременно пойдут разговоры,
сколько ни заплати. А Митька, должен тебе сказать, при всех своих
недостатках верный, как собака. Молчок-язычок. Биография у парнишки
суровая, он не в штабах кантовался, как ты, он, по секрету, кучу народу
перерезал от имени государства и по его поручению - и держать язычок за
зубами ох, научили...
- Вот только руки придерживать его не научили, я смотрю, - не выдержав,
бросил-таки Петр.
- Конкретно?
- Не хотел я говорить, но без тебя тут не справиться... Катя жалуется, он
ей не дает прохода. То погладит, то тронет и ведь - на людях, Паша...
Пашка нахмурился:
- А ты не преувеличиваешь?
Петр двинул к нему бумагу:
- Только что сводку по сплетням принесли. До того дошло, Паша, что народ
стал болтать в полный голос и на каждом углу.
- На каждом углу - это да... - задумчиво протянул Пашка, читая творчество
Андропыча. - Но никак не в полный голос, тут уж дудки, им еще работенка не
надоела...
- Все равно. Надо с этим что-то делать. Катя нервничает. Я с ним
попробовал потолковать, вроде обещал завязать, но кто его знает...
- Не бери в голову, - небрежно оттолкнул сводку указательным пальнем
Пашка. - Ладно... Потолкую с Митяем. меня-то он послушает. Ну,
перевозбудился парнишка, дурь в голову полезла... Урегулируем. Зуб даю. С
этим все, лады?
- Лады, - сказал Петр, успокоившись окончательно. - Только вот... Что за
