он лежал на спине, прихваченный очередным ремнем под горло. Попробовал было
открыть рот - и сразу же ощутил твердый край ремня подбородком.
Эскулап бросил на него беглый взгляд. Голос звучал по-прежнему мягко и
душевно:
- Не дергайтесь, батенька, работать вы мне, конечно, не помешаете, но вот
себе доставите неудобства...
- Что вы там делаете? - спросил Мазур, превозмогая боль в горле из-за
давившего на кадык ремня.
- Ничего страшного, милостивый государь. Несколько татуировочек, только и
всего. Еще с первобытных времен считалось, что татуировка украшает мужчину,
так что немного потерпите, главное, в общем-то, позади...
- Шутите? - выдохнул Мазур.
Врач промолчал. Конечно, он не шутил -боль то и дело несильно жалила
грудь, жгла кожу. Мазур стиснул зубы - не от боли, а от злости. Походило на
то, что он наконец получил окончательное подтверждение самой скверной
версии...
Справа раздался голос штабс-капитана:
- Док, а нельзя ему повыше задницы наколоть: "Заезжий двор"? С такой,
знаете, стрелочкой, недвусмысленно указующей на очко?
- А смысл, милейший?- не отрываясь от работы, бросил врач.
- А никакого смысла. Приятно просто, пусть походит с пидоровской
прошивкой на жопе... Ну, хоть точку ему над бровью наколите?
- Сочетаться не будет, батенька, с общим стилем...
- Ну и нахрен ее, гармонию. А я б вам ампулок отслюнил...
- И все это - только из-за того, что он вам слегка заехал?
- Вам бы так двинули, док... Ну, по рукам? Целую, упаковку хотите? У вас
же норма кончилась... Упаковку - и дам вам с его кошкой побаловаться. Свозим
ее на Таймунчи, рыбку половим, кошечку потрахаем...
- Шли бы вы, искуситель...
- Док, серьезно. Что, не договоримся, как старые знакомые?
Открылась дверь. Шаги. Елейный голосок Кузьмича:
- Беда мне с вами, как дети малые. На минутку оставить нельзя одних...
- Ермолай Кузьмич, да я...- растерянно проблеял штабс-капитан и умолк.
Кузьмич- судя по скрипу сапог, прохаживавшийся вокруг,- печально сказал:
- У меня от вас всех кошмары скоро начнутся. Где бы мне, грешному, взять
вместо вас заграничных людей, к дисциплине приученных... Голубь ты мой
златопогонный, ты разницу меж слабым звеном и ненадежным понимаешь ли?
Хорошо, хозяин- мужик предусмотрительный- все хоромы заморскими микрофонами
украсил, вот уж воистину клопы, хе-хе...
- Да я...
- Изыди, адъютант его превосходительства, пока я серчать не начал...
Сапоги проскрипели, удаляясь.
- Молодцом, доктор, молодцом- похвалил Кузьмич.-Хотя, по правде говоря,
интересно было бы еще пару минут послушать - вдруг да решились бы на что
противу дисциплины...
- Да я...
- Шучу я, ученый вы наш, не берите близко к душе... Как идет рукоделие?
Ага... Ну, солнышко, закончите- и шабаш. Не на выставку народных талантов, в
конце-то концов, мы его снаряжаем... Вошли еще несколько человек. Отвязывали
Мазура со всеми предосторожностями - сначала освободили шею и руки, замкнули
колодку, потом только взялись за ноги. Он так и не увидел, что красовалось
на груди - но кисти рук были прямо перед глазами. Две свежих наколки на
пальцах правой руки, одна - на безымянном левой. Кожа слегка вспухла, но
крови почти нет - одна-две капельки. Саднит еще пониже правого локтя -
значит, и там...
- Ну вот, теперь ты у нас полный красавец,- сказал Кузьмич.- Пошли назад,
на квартиру... И не дергайся ты, добром прошу, помни про наши правила...
Колодку с него сняли перед дверью. Перед этим Кузьмич отошел к выходу в
компании вооруженного автоматом Мишани и предупредил оттуда:
- Сокол ясный, не озоруй. У нас эти заграничные штучки с заложниками не
проходят- потому что, скажу тебе со всей печалью, ребятки и меня изрешетят,
если я к тебе в заложники попаду. По-моему же строгому приказу - ибо человек
я уже старенький, и не в пример лучше сразу отправиться на тот свет от своей
же пули. При этом раскладе я на небо прямиком отправлюсь- а в заложниках
побывавши, хозяина разгневаю, что меня к небесам не приблизит, зато земную
жизнь опаскудит чрезмерно...
Мазур, несмотря на ключом клокотавшую в нем злость, не удержался и
фыркнул:
- А ты уверен, старинушка, что на небеса попадешь? Может, тебе местечко
этажом пониже приготовлено? Где жарковато, а обслуга мохнатая и суетливая?
- Типун тебе на язык,- серьезно сказал Кузьмич, широко перекрестившись.-
Это за что же это ты мне сулишь такие богомерзкие страхи?
- За твои забавы, старче...- сказал Мазур.- За что ж еще?
- Потешил, сокол. Потешил- без улыбки сказал Кузьмич.- Забавы мои бога не
гневят, не стращай.
- А что там сказано насчет ближнего твоего?
- Так это ж - насчет ближнего,- сказал Кузьмич так, словно растолковывал
малому несмышленышу самые очевидные вещи.- А какой ты мне ближний, сокол?
Что-то я у тебя не заметил рвения к истинной вере...
- Я, между прочим, крещеный,- сказал Мазур.
- В церкви?
- Где же еще. В православной.
- В никонианской, сокол- мягко поправил Кузьмич.- В никонианском
мерзостном капище. А отсюда вытекает, что ты мне не ближний - самый что ни
на есть дальний, прости, Господи, за игру словесами... Какой же ты мне
ближний, если у никониан вместо души- пар смердючий? - он смотрел на Мазура
просветленным и яростным взором фанатика.- Как у собаки - только собака дом
сторожит, и от нее польза, а никонианин бытием своим пакостит божий мир...
Иди в горницу с глаз моих, пока я не рассердился. Ишь ты, тварь! - впервые
Мазур видел его по-настоящему закипевшим- В ближние он лезет... Щепотник
чертов...
Войдя в камеру, Мазур не обнаружил там Ольги- допрос, конечно... Лег на
спину, закурил. Окинул себя взглядом.
На безымянном пальце левой руки - цифры. 1979. Если это дата, семьдесят
девятый год для Мазура ничем не примечателен, поскольку прошел в
относительном безделье - проще говоря, он весь этот год безвыездно просидел
в Союзе, натаскивая молодняк, и никому не резал глотку за рубежами великой
родины...
На безымянном пальце правой- змея в короне, обвившая кинжал. На среднем-
пять точек: четыре расположены квадратом, а пятая - внутри. Меж запястьем и
локтем правой- череп в заштрихованном прямоугольнике с диагональными
светлыми полосами. И, наконец, на груди- заходящее солнце с длинными и
короткими лучами, причем те и другие чередуются без всякой симметрии и
последовательности. Ничего похожего на татуировки толстяка- у того
совершенно другие, и на груди, и на плече, и на пальцах...
Какой во всем этом смысл? Насчет пяти точек Мазур что-то смутно слышал.
Вроде бы это должно обозначать, что человек сидел: "Четыре вышки по углам, и
я -посередине..." Но вот значение остальных абсолютно непонятно. Выполнено
все крайне кустарно, как и у толстяка.
Рухнули последние сомнения. Родная служба, возьмись она проверять,
способна на любые болезненные измышления - кроме татуировок. В серьезном
спецназе (а в последнее время, увы, кое-где появились и несерьезные) на
татуировки наложено категорическое табу. Потому что по наколкам частенько
можно определить национальную принадлежность - неважно, молчаливого
пленника, или трупа. Так что в "зарубежные командировки" людей с
татуировками не берут. И если только не найдут способа в кратчайшие сроки
убрать эту дрянь, "Меч-рыба" для Мазура закрыта.
Можно, конечно, выдвинуть суперэкзотическую версию: будто завистливый
дублер, тоже жаждущий повышения по службе, решил подложить Мазуру свинью и
устроил все это дерьмо...
Отпадает. В первую очередь оттого, что ни один дублер не может знать
Мазура - как он не знает своих дублеров. И ни один дублер не располагал бы
такими возможностями. Возможности, как минимум, генеральские... Честолюбивый
дублер с папой-генералом? Слабо, вилами по воде...
Некая разведслужба другого ведомства, которой из-за сложнейших и
непонятных даже кое-кому из своих, запутанных интриг позарез требуется
обратное- чтобы "подводная кастрюля" прошла испытания в строжайшей тайне?
Бред. Любой, кто вознамерился сорвать операцию "Меч-рыба", будь он свой или
импортный, должен понимать простую, как перпендикуляр, истину: вывод Мазура
из игры ничего не сорвет. Или - почти ничего.
Вывод незатейлив: кто бы ни похитил Мазура с Ольгой, они не имеют
отношения к государству. Сейчас совершенно неважно, кто они и зачем
пустились в такие игры. Это уже вторично. Главное, отсюда нужно вырываться.
Любыми средствами. Ничуть не боясь крови.
Будут ли его искать свои? Ну естественно, и с превеликим тщанием. В
палатке на плоту у него была маленькая рация спутниковой связи. Каждый
вечер, в двадцать один ноль-ноль, он выходил на связь с Шантарском и кратко
сообщал, что жив-здоров, и все у него нормально. Сегодня вечером он этого по
вполне понятным причинам сделать не сможет. Ночью никто ничего предпринимать
не будет- как и Мазур, ни одна живая душа не верит в иностранных шпионов,
поджидающих на берегу Шантары. Сначала особенно не забеспокоятся, как не
беспокоился бы сам Мазур о Володе Сомове или Морском Змее - что может
случиться на спокойной воде с "морским дьяволом", вооруженным и готовым к
любым неожиданностям? Ни порогов, ни корсаров, ни акул...
К обеду, конечно, начнут слегка нервничать. А когда и во второй раз
сигнала не последует, зашевелятся всерьез. И не позднее послезавтрашнего
утра пошлют самолет вдоль Шантары. Даже в нынешние времена, когда за
неуплату по счетам отключают свет в ракетных стратегических центрах,
найдется и горючка, и желание - каперанг Мазур ценен не сам по себе, а тем,
что ему предстоит.
Но самолет будет искать плот. А Мазур уже понял, что захватившие его в
плен- люди неглупые. Когда вертолет улетел, на берегу вполне могли остаться
другие, которых он тогда не видел. Уничтожить плот не так уж трудно, а
отбуксировать его пониже по течению и пустить плыть без руля и без ветрил-
еще легче. Даже если он останется на месте, искать будут по берегу. Никому и
в голову не придет дать крюк километров на сто в глубь тайги. Никто, даже
увидев заимку с воздуха, не свяжет ее с исчезновением засекреченного
каперанга и его молодой жены. Честно признаться, сам Мазур, окажись он в
поисковой группе, и в ночном кошмаре не додумался бы...
Следовательно, на помощь надеяться нечего. Хотя и страшно хочется в
подмогу верить. Рассчитывать следует только на себя, бравого. Нужна обувь,
минимум продуктов и, коли уж шиковать в мечтах- оружие. А если жить скромнее
- то обувь, и не более того. Мазур еще прошел бы по тайге босиком. Ольга со
всем ее туристским опытом не пройдет. Обувь, причем крайне желательно- по
размеру. Если окажется мала или велика, выйдет еще хуже, нежели босиком...
Он пытался сосредоточиться на картах здешних мест, но никак не
получалось- беспокойство за Ольгу, неизвестность подавляли все остальное.
Позволил себе еще одну сигарету. Осталось восемь...
Минут через двадцать тихо лязгнул замок. Вошла Ольга, и у Мазура екнуло
сердце - она шла, повесив голову, в глазах стояли слезы, страшно было
подумать, что ее сломали надежно...
Взобралась на нары и упала ему в объятия, спрятала лицо на груди,
захлебываясь тихими рыданиями. На остальных Мазур не обращал внимания,
словно их тут и не было, гладил жену по волосам, сердце щемило от жалости и
бессильного гнева, шептал на ухо что-то бессвязное, не давая ей сорваться в
истерику.
Она подняла голову, и Мазур обрадовался - глаза все еще мокрые, на щеках
влажные дорожки, но сквозь тихий плач явственно просвечивает фамильное
упрямство...