карниз из затейливо вырезанных дощечек. И над воротами лениво трепыхается
под легоньким ветерком чрезвычайно странное знамя: на зеленом фоне - идущий
черный медведь, а над ним - золотая корона. Это еще что за геральдика?
Единственный аналог - флаг штата Калифорния, но там совсем другие цвета и,
разумеется, нет короны...
Донесся лай собак.
Глава третья
ЗИНДАН ПО-ТАЕЖНОМУ
Возница, запрокидываясь назад, натянул вожжи, и лошадь нетерпеливо
заржала.
- Вот и прибыли, благословясь,-облегченно вздохнул Кузьмич.- Будьте,
гости дорогие, как дома...
Мазур с намеком пошевелил руками.
- Подождешь, душа моя,- сказал Кузьмич твердо.- Всему свой черед, и время
всякой вещи под небом... Э нет, ты уж сиди, завезут внутрь, как барина...
Приоткрылась калитка, высунулась бородатая физиономия в черном картузе и
тут же спряталась назад. Внутри захлопотали, проскрежетало что-то длинное-
видимо, вынимали брус. И тут же распахнулись обе створки.
Повозка проехала во двор - и двое мужиков, одеждой ничуть не отличавшихся
от конвоиров и Кузьмича, шустро кинулись захлопывать ворота. У обоих на
плече висели карабины - определенно австрийские "Стейр-Манлихер", хозяин не
скуп...
Их прибытие не привлекло к себе ни малейшего внимания - вооруженные
привратники, захлопнув ворота и задвинув брус в железные петли, удостоили
лишь мимолетного взгляда, а больше никого и не появилось. Только два
лохматых здоровенных пса добросовестно рвались с цепей, захлебываясь лаем.
Стояла полная тишина, если не считать собачьего гавканья, голубело
безоблачное небо, сияли орлы над главным теремом - теперь, вблизи, Мазур
рассмотрел, что его окна покрыты яркими, многоцветными витражами в стиле
русских миниатюр из рукописных книг.
Повозка проехала мимо, к башне, сложенной из цельных стволов, соединенных
железными скрепами- сразу и телега, и люди стали крохотными рядом с
исполинским сооружением высотой в добрую сотню метров. Совсем рядом с башней
стояло строение, больше всего напоминавшее старинный купеческий лабаз: стены
из толстых бревен, пара крохотных окошечек, забранных надежными решетками.
Крыша, правда, под стать общему стилю изукрашена деревянным кружевом, а ее
острый гребень увенчан кованым флюгером в виде волка с разинутой пастью.
Возница натянул вожжи, и повозка остановилась. Тут же соскочили верзилы,
неспешно, покряхтывая, слез Кузьмич, кивнул Мазуру:
- Спрыгивай, голубь. Прибыли.
Мазур спрыгнул, поддержал плечом Ольгу, соскочившую следом и на миг
потерявшую равновесие. Кузьмич чуточку издевательским жестом выкинул руку:
- Приглашаю проследовать, милые. Хоромы не особенно барские, но так уж
жизнь устроена, что каждому свое место отведено...
Он первым поднялся на крыльцо, невысокое, в три ступени, распахнул
тяжелую дверь, обитую фигурными коваными полосами. За ней оказался короткий
коридор: с одной стороны- глухая стена, с другой- три двери с полукруглым
верхом, запертые на огромные черные висячие замки. Освещался коридор ярко,
тремя электрическими лампами. В дверях имелись закрытые заслоночками окошки,
больше всего напоминавшие тюремные "волчки". С табурета в дальнем конце
шустро вскочил еще один ряженый, тоже молодой, поставил карабин в угол,
сорвал картуз и проворно раскланялся:
- Наше почтение, Ермолай Кузьмич...
Самое интересное- все это ничуть не выглядело комедией на публику.
Ряженые вели себя естественно и непринужденно, это были их будни,
повседневная манера общения. Видно, что привыкли к этой одежде и к оружию,
постоянно находившемуся под рукой...
Кузьмич покровительственно кивнул. Прошелся вдоль дверей, указательным
пальцем трогая замки- тоже смахивает на устоявшуюся привычку,- поскрипывая
сапогами, остановился перед караульщиком:
- Как жизнь идет?
- Как ей идти?- угодливо подхихикнув, пожал плечами караульный.-
По-накатанному, Ермолай Кузьмич, совершенно, я бы сказал, благолепно - ни
малейшей вам шебутни и истерик. Вот что значит вовремя поучить уму...
Он замолчал, остановленный ледяным взглядом старика, снял картуз вовсе и
вертел его в руках. Косился на Мазура и Ольгу, но вопрос задать не решался.
В конце концов, Кузьмич распорядился сам:
- Отпирай занятую, Ванюша. В одиночестве новым гостям дорогим скучно,
может, и не будет, зато прижившиеся наши гости скучать будут без новой
компании...
Караульный отпер замок, распахнул дверь настежь. Внутри, в полумраке, из
ярко освещенного коридора смутно просматривались нары и лежащие на них
человеческие фигуры.
- Гуляйте, гости дорогие, в горницу,- сказал Кузьмич.
Мазур пошевелил руками:
- А браслетки?
- Когда надо будет, тогда и снимем.
- Хоть с нее...
Кузьмич сузил глаза:
- Ты меня не серди, сокол ясный, договорились?
Он подмигнул кому-то за спиной Мазура- и тот моментально полетел внутрь,
пущенный сильным толчком. Удержался на ногах, задержавшись у самой стены.
Вошла Ольга - и дверь почти бесшумно захлопнулась, снаружи клацнул ключ в
замке.
Свет проникал сквозь единственное зарешеченное окошко величиной с
газетный лист. Мазур стоял на том же месте, пока глаза не привыкли к
полумраку.
Камера была большая, примерно десять на пять. Одну стену целиком занимали
нары, на которых могли вольготно - если только термин уместен при данных
обстоятельствах - поместиться человек десять. Голое струганое дерево, ничего
похожего на постели. Однако... Даже в вытрезвителе, судя по рассказам
квартировавших там, дают простынку. И больше никакой мебели, вообще ничего,
кроме лохани у входа, прикрытой деревянной крышкой. Легкий запашок,
пробивавшийся изнутри, недвусмысленно свидетельствовал о ее назначении.
Гауптвахта, где Мазуру довелось несколько раз бывать в курсантские времена,
была чуточку более комфортабельной. Разве что по-грязнее- здесь-то была
чистота. Возможно, из-за того, что мусорить было просто нечем - не видно
никаких личных вещей, никаких кружек-ложек. Ничего. Нары, параша и четверо
босоногих людей на нарах. Трое мужчин. Один лысоватый, лет сорока, с
объемистым брюшком, нависавшим над камуфляжными штанами - больше на нем
ничего не было. Второй примерно его ровесник, но сложен поспортивнее, в
рваных на колене джинсах и белой футболке. Третий, лет тридцати, в синем с
белым адидасовском костюме- и рядом с ним женщина чуть помоложе,
черноволосая, симпатичная, в таком же костюме.
Все четверо смотрели на новоприбывших, и Мазуру их глаза чрезвычайно не
понравились: чересчур уж затравленные и пуганые взгляды, словно у бродячих
собак, ежеминутно ожидающих пинка или камня. Он так и стоял посреди камеры,
подыскивая слова и гадая, каким должен быть первый вопрос. Ольга тихонько
примостилась рядом. За его спиной стукнуло окошечко, раздался равнодушный
бас караульного:
- Дневальный, зачитай новым распорядок. Лысоватый толстяк живо скатился с
нар, подбежал к Мазуру, остановился перед ним и, вытянув руки по швам,
громко и внятно стал декламировать:
- Объясняю распорядок: в горнице четверо животных обоего пола, с вами-
шесть. Друг с другом иначе, чем шепотом, разговаривать запрещается. Ходить
по горнице, иначе как за получением пищи и посещением параши, запрещается.
При посещении параши необходимо испросить разрешения у дневального в
следующей форме: "Животное дневальный, разрешите посетить вашу парашу" и
воспользоваться оною не раньше, чем получив от дневального разрешение
уставной формы: "Животное гость, разрешаю посетить мою парашу". После
отправления потребностей необходимо, встав лицом к параше и приняв стойку
"смирно", поблагодарить ее в следующей форме: "Спасибо, госпожа параша, за
ваши ценные услуги". В ночное время животные женского пола не вправе
отказывать животным мужского пола в сексуальных услугах любого вида. После
приема пищи необходимо вылизать миску языком до необходимого блеска. На
вопросы господина караульного отвечать кратко, стоя навытяжку, с непременным
добавлением в конце каждой фразы: "Господин караульный". За провинности
назначаются замечания. После двух замечаний - пять ударов кнутом, после трех
замечаний - карцер, после пяти - выставление "на гнус". Объяснения
закончены, живо на нары!
И первым запрыгнул на прежнее место. На груди и плечах у него красовались
синие татуировки самого блатного вида - но Мазуру в них почудилось нечто
не-правильное. То ли чересчур свежие, то ли чересчур много.
Выслушав всю эту фантасмагорию, Мазур в задумчивости постоял посреди
камеры. Повернулся к Ольге, кивнул на нары:
- Полезли, что ли?
Толстяк сорвался с нар, подлетел к двери и заколотил в окошечко. Оно
открылось;
- Ну, чего?
- Новым животным- по замечанию, господин караульный!
- Ладно, брысь,- снисходительно ответили снаружи, и окошко захлопнулось.
Толстяк в молниеносном темпе, задыхаясь и потея, вернулся на место. Мазур
нехорошо покосился на него, дневальный тихонько отполз подальше. Остальные
даже не смотрели на них, равнодушно лежа, уставясь в потолок, и эта их тупая
покорность коров на пастбище Мазуру не нравилась сильнее всего. Впрочем, при
проверке, жесткой обработке бывало всякое. Он по-прежнему цеплялся за эту
версию - потому что, отказавшись от нее, пришлось бы строить вовсе уж жуткие
допущения, абсолютно нечеловеческие. А этих допущений он подсознательно
боялся - и вовсе не из-за себя. Самое скверное, что здесь была Ольга.
Окажись он один, уверься он, что имеет дело вовсе не с родной спецслужбой-
давно бы уже впереди его все разбегалось, а позади все пылало и рыдало...
Итак, проверка. Но за что тут дают медали, а за что мигом начисляют
штрафные очки, за какое именно поведение? Иначе, как методом проб и ошибок,
не вычислишь. Пять ударов кнутом, в принципе, штука нестрашная...
Тесно прижавшись, Ольга прошептала ему на ухо:
- Что за бредятина? Посмотри, у них глаза какие... Так твои проверки и
выглядят?
- Сиди пока и не рыпайся,- еще более тихим шепотом ответил Мазур.-
Информации мало, малыш.
- Рукам неудобно...
- Это они давят на психику - для начала... Подожди, еще подергаемся.
Курить хочешь?
- Ага...
Ни его, ни Ольгу не обыскивали - ив кармане тренировочных шаровар у
Мазура лежала почти полная пачка "Опала" и почти полная одноразовая
зажигалка. Он легко вытащил и то, и другое скованными руками. Потом пришлось
потруднее, но он все же довольно быстро вытащил сигарету, сунул в рот Ольге,
наклонившейся к его рукам, косясь через плечо, щелкнул зажигалкой. Сам
подобрал губами с нар вытряхнутую из пачки сигарету, прикурил от Ольгиной.
После нескольких затяжек жизнь показалась веселее.
Парочка в адидасовских костюмах и белобрысый в джинсах, видимо, оказались
некурящими, не проявили никакого интереса- зато толстяк уставился молящим
взглядом. Мазур был на него зол за неприкрытый стук караульному и потому
притворился, будто ничего не замечает. Потом ему вдруг пришло в голову, что
таким поведением он уподобляется нежданным сокамерникам, и он, захватив
пальцами ноги сигарету, кинул ее толстому, потом придвинул зажигалку.
Толстый с наслаждением принялся смаковать дымок. Мазур тем временем
оглядывал остальных. Самым спокойным казался белобрысый мужик в рваных
джинсах. Пройдя к нему по нарам, Мазур опустился на колени и прошептал в
ухо:
- Что тут за дела?
- Хреновые дела, браток,- ответил тот, инстинктивно оглянувшись на
дневального.
- А конкретно? Что за зиндан?
- Чего?
- Что за тюрьма?
- Да кто ее поймет...
- Давно тут?
- Неделю. Эти уже здесь сидели.
