поведут себя бравые десантнички, чей пулемет, как назло, развернут в сторону
базара? Как поступят, когда в пятнадцати метрах от них вдруг начнется
пальба? Можно и не успеть им ничего объяснить, сдуру шарахнут...
Ах ты, мать твою! Засек, тварь усатая! Он еще всматривается, еще не
исполнилось гаденькой радости узнавания дичи щекастое сытое лицо, но в мозгу
пошла работа...
- Зайди сзади,- одними губами промолвил Мазур в сторону Франсуа.
Ну, а если разбойнички начнут палить первыми? Один черт, может получиться
та еще мясорубочка... Так, он уже вылазит, скалится, определенно узнал...
- Хола, омбре!*
Мазур обернулся. Окрик сержанта относился не к нему - рослый лоб с тремя
шевронами пониже оскаленной ягуарьей морды манил двумя пальцами левой как
раз усатого. Тот кинул на Лару быстрый взгляд, но после нового жесткого
окрика сделал пару шагов в сторону джипа, завязалась перебранка.
- К автобусу,- тихо сказал Мазур Ларе.- К автобусу, мать твою, вставай и
двигай, только не беги...
Прикусив губы от злости, крепко ухватил за рукав блузки, поставил на ноги
и прямо-таки принудил сделать первый шаг. Она двинулась к автобусу, как
плохо заведенная кукла, деревянно переставляя ноги. Так, еще двое спрыгнули
с джипа, сержант, не обращая внимания на эмоциональные выкрики усатого и его
размашистые жесты, небрежно оттеснил крикуна к "блейзеру" и, похоже,
требовал предъявить документы... еще два шага... нет, не дадут им дергаться,
автоматы тех двух нацелены прямехонько на машину... что же она тащится,
дура, хоть за задницу щипай... еще три шага... мы им пока что абсолютно
неинтересны... черт, как брякают друг о друга автоматы и магазины в сумке...
Ольга, молодец, вклинилась меж ним и десантниками, шагает беззаботно, с
улыбкой, колышет бедрами, отвлекая на себя мужское внимание... еще три
шага... Нельзя оглядываться...
У самой дверцы, распахнутой, облупившейся, он все-таки оглянулся. Похоже,
задушевная беседа меж тигрерос и младшим Гараем только начиналась, вон и
четвертый ягуар подключился, судя по жестам, страсти накалены...
Он пропустил в автобус девушек и Франсуа, поднялся следом. Беглого
взгляда хватило, чтобы определить: аристократов тут нема. Крепко пахло
сигарным дымом, томатным соусом, здоровым потом, фруктами, носками,
перегаром. У лобового стекла перед рулем прикреплена иконка с самой
настоящей лампадкой, горящей, а с потолка свисают загадочные предметы -
детские башмачки, пара подков, мешочки, из которых торчат женские волосы,
яркие полоски ткани, связочка утиных лап...
- В хвост, на свободные места! - подтолкнул сзади Кацуба.- Если что,
лупани по ним длинными, я перехвачу руль - ничего больше не остается...
Выстрелы!
Мазур едва не выхватил из сумки автомат. Оглянувшись, не стал спешить -
оказывается, это сержант палил, он стоял, небрежно держа "кольт" дулом
вверх, а "блейзер" осел на обе простреленных передних покрышки. Базарчик,
похоже, ничуть не взволнован этой сценой - хорошенькие же методы убеждения
строптивых - зато усатый и его спутники из кожи вон вылезти готовы, но в
драку не лезут, не такие уж дураки...
Шофер звонко захлопнул дребезжащую дверцу, сел за руль, с невероятным
лязгом врубил передачу, и автобус тронулся, звеня всеми сочленениями,
однако, выбравшись на автостраду, припустил довольно резво. Лара откинулась
на продранную спинку, закрыла глаза, бледная, как смерть. "Ну и ладно,-
цинично подумал Мазур,- не помрешь, в конце-то концов..."
- Что это там за украшения? - поинтересовался он.
- Амулеты,- сказал Кацуба.- Обожает их здешний народ, спасу нет. Амулеты
в комплекте с Мадонной, конечно, диковато выглядят, ну да таковы уж тут
нравы. В Аргентине однажды статуэтку Девы Марии особым правительственным
указом занесли в список генералов армии - с генеральским окладом, с
внесением в поименный список офицеров действительной службы... Серьезно. И
было это не сто лет назад, а сорок...- Оглянулся.- Как, тишина?
- Тишина,- сказал Мазур.- Куда ж они денутся, если им обе покрышки
продырявили. Знать бы только, что нет у них в машине телефончика, что не
звякнут своим... Ты на дорогу-то поглядывай.
- А то я не догадался,- проворчал Кацуба. Автобус бодро пер посередине
шоссе - присмотревшись к манере водителя управлять своей развалиной, Мазур
проникся глубоким убеждением, что без икон и амулетов здесь и в са-мом деле
не обойтись, жизненно необходимые вещи... Легковушки - вне зависимости от
марки и стоимости - водила отчаянными гудками сгонял в крайний правый ряд,
попадавшиеся навстречу траки и такие же автобусы более-менее уважал, но все
равно считал своим долгом разъехаться с ними в миллиметре - впрочем, они
действовали примерно по такой же методике, делая путешествие исполненным
незабываемых мгновений.
Народ, однако, не обращал внимания на лихость драйвера, воспринимая ее,
как должное. Болтали, курили, небрежно стряхивая пепел в окна так, что его
частенько швыряло в физиономию сидящим сзади, толстенная чолита, что-то
успокаивающе пробурчав, поставила Кацубе на колени завязанную сверху корзину
с торчащей оттуда гусиной шеей, жестами пояснив, что у нее колени и так
завалены поклажей, а у него свободны, не барин, может и подмогнуть. Гусь
вертел башкой, но никого пока что щипать не порывался. На передних сиденьях
беззаботно чистили апельсины, отправляя кожуру за окно, в середине разливали
из огромной оплетенной бутыли темно-багровое вино, безбожно обливая при этом
колени державших стаканы, что тех не особенно и заботило. Стаканы
путешествовали из рук в руки все ближе к задним сиденьям, наконец достигли и
Мазура. Перекинувшись парой слов с хозяином бутыли, Кацуба пояснил:
- Со свадьбы едут, теперь, как водится, неделю не просохнут, совершенно
по-русски...
- Употребите? - Мазур протянул полнехонький стакан Ларе.
Она брезгливо поморщилась:
- Инфекция на инфекции, надо полагать...- вслед за тем забрала у него
стакан и осушила досуха.
Сколько они ни оглядывались, "блейзер" или иная внушавшая бы подозрение
машина так и не возникла сзади. Откуда-то снизу, из-под сидений, появилась
вторая бутыль, атмосфера становилась все более непринужденной, стаканы по
третьему кругу обошли весь автобус. В третий раз Мазур с Кацубой решили
отвертеться, но Лара отобрала у них полнехонькие стаканы и хлобыстнула до
донышка - вслед за тем поступила так же и с Франсуа. Мазур ей не мешал,
решив: лучше иметь дело с вдрызг пьяной девчонкой, которую при необходимости
можно взять под мышку или взвалить на плечо, чем терпеть нескончаемое
трезвое хныканье...
- А не достаточно ли ей? - с любопытством спросила Ольга, слегка
раскрасневшаяся после полутора стаканов.- Молодое вино, да будет вам
известно, коварное...
- Я знаю,- кивнул Мазур.- Ничего, облегчит Транспортировку...
- Я и не пьяна вовсе,- выговорила Лара довольно трезво.- Как компот...
- Привстаньте-ка, радость моя,- посоветовал ей Мазур.
- Сейчас...
Она бравенько встала - и тут же завалилась вправо, к стенке, приникла в
уголке да так там и осталась, посапывая, закрыв глаза.
- Вот и жить стало спокойнее...- сказал Мазур.- Хорошо едем, господа,
бывало хуже...
- Да уж,- с чувством сказал немного оттаявший Кацуба.- Баян бы сюда, я бы
им изобразил...
Вслед за стаканами от ряда к ряду уже путешествовала гитара, на которой
каждый изощрялся в меру своих способностей - даже толстенная соседка Кацубы,
колотя по струнам пальцами-сардельками, выдала нечто рифмованное, пытаясь
изобразить басистым голосом томную печаль. Франсуа косился на все
происходящее чуточку брезгливо, эстет доморощенный, и Мазур исключительно в
пику ему перехватил гитару у толстухи: в кои-то веки чувствуешь себя так
просто и непринужденно, словно и не на задании вовсе:
И снова злой поток, И снова в спину нож.
Скрипучий шепоток - от сплетен невтерпеж. Но это для меня, как талая
вода: из разных мы конюшен, господа!
Судя по несколько натянутой улыбочке Франсуа, он, не будучи дураком,
прекрасно понял не столь уж тонкий намек. Чтобы не осталось никаких
недомолвок, Мазур переключился исключительно на него, выплескивая все
раздражение навязанным соседом:
Властители судеб,
опять между собой
деритесь, милые,
я отвергаю бой.
На поводу у вас
не буду никогда -
из разных мы конюшен, господа!
Франсуа смотрел на него исподлобья, усмехаясь одними губами. Мазур
старался, насколько позволяла расстроенная гитара:
Овес отборный вам,
мне - половодье трав,
дождь с солнцем пополам,
веселье в пух и прах!
И не меняюсь я,
хотя бегут года:
из разных мы конюшен, господа!
- Неплохо,- сказал Франсуа, беззвучно похлопав в ладоши.- Экспрессивно, а
главное, исполнено глубочайшего смысла. Вы просто талант, полковник...
- А я играть не умею совершенно,- сказала Ольга.- До революции, дедушка
рассказывал, гитара считалась вульгарным инструментом приказчиков и разных
там лакеев, мне ее и в руки взять не позволяли. Зато на рояле выучили, хотя
я его и ненавидела всеми фибрами души...
Автобус останавливался возле деревушек, как две капли воды похожих на
Якораите, иногда подбирал кого-то, иногда высаживал - один раз прямо в
чистом поле остановились, когда энергично заорала толстуха с гусем. Вокруг
не было видно ничего напоминавшего населенный пункт, но она, не теряясь,
подхватила свои узлы, корзину с гусем и направилась к далеким холмам.
Видимо, за ними и скрывалась ее деревушка. Порой автобус сворачивал с
бетонки, углублялся вправо или влево на пару километров по разбитому
проселку, до жути напоминавшему сибирскую глубинку,- там, в деревнях,
отличавшихся от Якораите разве что полным отсутствием базара, кого-то снова
высаживали или подбирали. В конце концов, шумно прощаясь с попутчиками,
вывалилась наружу ехавшая со свадьбы компания - отчего число пассажиров
сразу уменьшилось этак на две трети. Часа два они так кружили, то выбираясь
на Трассу, то съезжая с нее. Лара безмятежно дрыхла, веселье давно поутихло,
хотя бутыль компания благородно оставила тем, кто ехал дальше.
Понемногу пейзаж за окнами стал меняться: вместо диких ландшафтов
появились обширные поля банановых кустов, кукурузы и сахарного тростника,
геометрически четко распланированные, разделенные узкими дорогами, на
которых виднелись рабочие и яркие, маленькие грузовички. Их сменили еще
более обширные равнины с тенистыми лужайками. Мазуру они сначала показались
господскими парками, но он очень быстро рассмотрел коров. Кацуба тут же
подтвердил:
- Коровьи выгоны. А вон там - коровники... "Ничего себе",- подумал Мазур,
глядя на сооружения из стекла и бетона. Российскому человеку воспринять это
как коровники было с непривычки тяжеловато: чистота идеальная, стены чистые,
нигде не видно ни бугристых коровьих лепешек, ни ржавых железяк, ни
полусгнивших досок... Английский парк.
- Шофер говорит, мы давненько уже едем по Куэстра-дель-Камири,- сказал
Кацуба.
- Так сколько ж это мы едем? Вернее, насколько поместье тянется?
- Далеконько тянется,-кивнул Кацуба.-Ты, по-моему, плохо представлял, что
такое настоящие плантации вообще и хозяйство доньи Степаниды в частности.
Хуторок какой-нибудь вставал в воображении, а?
- Подумаешь,- небрежно обронила Ольга, глядя в окно без малейшего
интереса.- У отца есть парочка плантаций и побольше...
Она это произнесла без малейшего наигрыша, даже равнодушно. До Мазура
впервые стало доходить, в какой семье она выросла, что у нее за спиной.
