- Ну да,- безмятежно сказал Прохор.- Мое предприятие, знаете ли,
международное. Интернациональное, как выражались в прежние времена. Они там,
за бугром, пресыщены, как рождественские гуси в мешочках, и мне приятно, что
российская земля всех иноземцев снова обогнала и показала, что умом ее не
понять... Если вы подстрелите кого-нибудь из залетных жирных гусей, я ничуть
не обижусь. Правда, сердце мне подсказывает, что беречь патроны вы будете
для меня, я ведь отсиживаться в кустах не стану... Сделайте одолжение. По
секрету признаюсь, мне в последнее время стало очень скучно жить, и вы,
майор, прямо-таки вливаете в меня жизненные силы. Надеюсь, я не кажусь вам
чудовищем? Или безумцем? Смелее, я обещаю, что никаких наказаний не
последует...
- Есть у меня впечатление...- сказала Ольга.
- Ну-ну,- любезно сказал Прохор.
- Нет уж,- сказала она с обаятельной улыбкой.- До сих пор задница от
плетки болит. Я не боюсь, просто сидеть неудобно...
- Заверяю вас, никаких репрессий...
- А вы правда не сумасшедший?
- Вряд ли я псих,-сказал Прохор серьезно.-Если даже и сумасшедший, то в
нашем мире, где столько безумцев, я вряд ли буду так уж бросаться в глаза...
И потом, что вы нашли безумного в охоте? Мысля масштабно, война - та же
охота на человека, вы у мужа вашего спросите... Только обставлена иначе.
Никаких религиозных препятствий в данном случае нет. Что до моральных... Ну,
не смешите, Ольга Владимировна. Все зависит от точки зрения. Вы попали не на
ту сторону, только и всего. Вот вам и не нравится затея. Повернись иначе,
могли и оказаться на той стороне, где в приятном предвкушении смазывают
ружья, кормят собак... Я не любитель философствовать, как мой Кузьмич.
Всего-то навсего отношусь к жизни раздумчиво. Даю вам честное слово: я вас
немедленно отпущу с мужем вместе, если отыщете сейчас убедительные аргументы
для такого решения. Я понимаю, вам "не хочется". Но перед правом силы это
чрезвычайно слабый аргумент. У вас есть другие? Нет? Вот видите... А что до
"чудовища"... Монстр вас пытал бы, насиловал, издевался - по-моему, ничего
подобного не наблюдалось. Я пытаюсь, как могу, компенсировать вам все
будущие неудобства. Что, цепи? Снимут, как только выйдете, я бы прямо сейчас
распорядился, но ваш благоверный может, признайте, что-нибудь отчаянное
выкинуть... Смерти я не боюсь - боюсь глупой смерти.
- Я постараюсь,- пообещал Мазур, глядя ему в глаза.
- Я тоже, майор,- кивнул Прохор.- Ешьте, ешьте, осетринки положите,
замечательного копчения, с можжевельником... Рекомендую кедровую наливку,
вон тот графин. Да, так вот, Ольга Владимировна, мораль- штука прихотливая.
Меняется, проституточка, вместе с бегом времени. Если только на этой веселой
планете мало-мальски цивилизованная жизнь продержится еще лет двести, мы,
все трое, даже в этнографические курьезы не попадем, не говоря уж о суде
истории. Ну какой такой суд истории? Какая боль за предков? Вот вы из
Петербурга, как я помню. Очаровательный город, ассоциации возникают сплошь
почтительные: Кваренги, Росси, Фальконе, фонтаны петергофские... А сколько
там косточек, милейшая Ольга Владимировна, под этими дворцами и фонтанами? И
не одни русские - Петрушка, реформатор припадочный, в эти болота еще и сорок
тысяч пленных шведов положил. Вы не знали? Есть у меня знакомый профессор из
Упсалы, он мне про своих несчастных земляков подробно растолковал, и даже
цифирку, как позже другие объяснили, чуточку преуменьшил, чтобы русского
гостя не травмировать... Так вот, к чему это я - вы же, Олечка, над этими
костями цокотали каблучками столько лет, на свидания бегали, за мороженым, и
ни разу у вас в сердце ничего не закопошилось, кроме любви к родному
великому городу. Правда? Вот и над нашими косточками то же будет через пару
веков - и при чем тут мораль? Мораль ваша - все равно, что огонек, по шнуру
бегущий. Сверкнул, пшик -и погас... Я не прав, майор? - он внимательно
глянул на Мазура и улыбнулся Ольге.- Муж ваш практичнее на эти вещи смотрит.
Его философия тоже не интересует ничуточки, уже прикидывает, как бы ему
половчее и ноги унести, и меня предварительно зарезать...
Мазур старательно накладывал себе на тарелку той самой копченой на
можжевельнике осетрины, гусиную лапу с хрусткой золотистой корочкой, клал
икру ложками. Конечно, он самую чуточку работал на публику, сиречь на Ольгу,
внушая ей спокойствие и уверенность таким поведением - но игра игрой, а
пренебрегать таким столом тоже не стоило. Определенность была полная, и
потому он не считал нужным зря дергаться. Добраться до тайги, а там
посмотрим...
- Во всем этом есть только одна недоработочка- сказал он, плеснув себе
ароматной водочки- Предположим, мы наотрез откажемся участвовать в этой
вашей охоте? Хоть режьте, хоть насилуйте. Сядем сиднем под елкой и с места
не сдвинемся. А? Встретим, так сказать, смерть лицом - но без
предварительной беготни?
Прохор усмехнулся не без загадочности и промолчал. Мазур, долго буравя
его взглядом, но так и не дождавшись ответа, пожал плечами и принялся
уплетать за обе щеки все, что лежало на тарелке. Мистер Кук громогласно
храпел, совсем по-русски.
Глава седьмая
ПЕЙЗАЖ ПЕРЕД БИТВОЙ
Прохор свое слово держал - едва они с Ольгой, ощутимо отяжелевшие от
съеденного и выпитого, покинули гостеприимного (чертовски гостеприимного!)
хозяина, кандалы сняли с обоих. Правда, охранник вместо прежних двух шагов
держался от них не менее чем в пяти метрах, и Кузьмич старался не подходить
близко. Прекрасно понимая код мыслей старика, Мазур решил немного поиграть у
него на нервах - благо был, как-никак, несколько хмелен - и бодро окликнул:
- Кузьмич, старче божий! А знаешь что? Сердце мне вещует: если я тебя,
паскудника старого, сейчас пришибу, же за это ничего и не будет- я ж нынче,
как прима-балерина!
- Тьфу на тебя! - отплюнулся Кузьмич, но осторожность удвоил.
И в тюрьму уже не зашел, остался около крыльца, предупредительно
распахнув дверь. Охранник тоже не пошел в глубь коридора, встал возле двери.
Зато караульный, несший службу возле камеры, вел себя крайне беспечно:
мельком глянув на входящих, вновь приник к окошечку, похохатывая и ухая от
избытка чувств. Из камеры доносился шум нешуточной свалки. Карабин
караульного оказался прислонен к стене, в пределах досягаемости, но Мазур
бросаться к нему не стал: изучил уже здешнюю методику, карабин, вероятнее
всего, опять без патронов, а даже если и заряжен, жизнь этого усатого и
жизнерадостного болвана предметом серьезного торга ни за что не станет -
стоит вспомнить, как легко списали в тираж незадачливого Мишаню, будто
костяшку на счетах перебросили... Поэтому Мазур, хладнокровнейше скрестив
руки на груди, рявкнул:
- Мне что, в коридоре стоять?
Караульный нехотя оторвался от окошечка. Внутри кричали, послышался
женский визг, хлесткие удары, что-то со стуком разлеталось по полу- и всему
этому аккомпанировал неумолчный звон железа. Догадаться было немудрено.
Ну так и есть - в камере увлеченно дрались. Эскулап и толстяк возились на
полу, сплетясь в невообразимую фигуру, молотя друг друга как попало и по чем
попало. Похоже, они бы и рады выйти из клинча, но надежно перепутались
цепями и распутаться уже не могли. Виктория ошалело металась вокруг, то
пыталась помочь благоверному выпутаться-в прямом смысле слова-то наудачу
проезжалась извечным женским оружием, ногтями, по физиономии толстяка, уже
украшенного по щекам и лбу несколькими влажно-алыми полосами.
Мазур, обогнув дуэлянтов, запрыгнул на нары и быстрым взглядом оценил
обстановку. Одна пластиковая бутылка так и лежала на нарах неоткупоренной -
хороши гуси, это они после первой моментально пошли вразнос...
Закурил, созерцая потасовку. Поймал себя на том, что искренне презирает
этих людей, а это плохо, это в нем что-то новое прорезалось- с каких таких
пор начал с презрением относиться к другим только оттого, что они оказались
слабее в нелегких жизненных испытаниях, ибо не прошли кое-какую суровую
школу? Положительно, в этом узилище на поверхность души поднимается довольно
грязная пена, о наличии которой в глубинах подсознания вроде бы и не
подозревал...
- Да помогите же! - отчаянно закричала Виктория, повернув к нему
заплаканное лицо.
Мазур вздохнул, неторопливо слез с нар, постоял над звенящей грудой
буйной человеческой плоти, набрал в грудь побольше воздуха и боцманским
голосом заорал:
- Пр-рекратить! Поубиваю, суки!
Груда не сразу, но распалась - на двух встрепанных и перемазанных кровью
мужиков. С угрожающим видом Мазур стоял над ними, пока не остыли, но цепи
все еще соединяли их, будто сюрреалистических сиамских близнецов.
- Ну-ка, распутались помаленьку,- сказал он уже мирно.- Вот так...
рученьку сюда, доктор, а вы, мсье Чугунков, сделайте пируэт вправо,
цепочка-то и размотается... Чует мое сердце, толстый, что ты опять в
зачинщиках...
- Я бы вас попросил! - рявкнул толстяк.- Я кандидат наук...
- Люблю интеллигенцию- сказал Мазур, похлопал его по плечу.- Но если вы,
господа интеллигенты, разброд и шатание вносить будете в спаянные ряды
заключенных, я на ваши степени и дипломы не посмотрю... Вика, с чего это они
так развеселились? \
- Он ко мне полез,- угрюмо сказала Вика, кивая на толстяка.- А Виктор...
- А Виктор вознегодовал- понятливо кивнул Мазур.- Ну, ясно. Толстый, у
тебя определенно эротическое буйство началось, и перманентное, как революция
у проститутки Троцкого... Смотри у меня.
- Ты у меня сам смотри!- заорал толстяк, дыша перегаром и смахивая кровь
со щек.- Вы почему оба без цепей? Ты, вообще, кто такой? Почему распорядок
не для вас писан? Вы кто такие оба?
Истерия- штука заразительная. Мазур видел, что у бедолажной четы
Егоршиных лица мгновенно стали злыми и подозрительными. И прикрикнул:
- Ну-ка, без митингов! Нашли крайнего, все тут в одинаковом положении...
Унялись, а то уйму!
Они унялись, успели уже выработать здесь условный рефлекс на командирское
рыканье. Но Виктория, поправляя волосы закованными руками, все же спросила
не без надрыва:
- А в самом деле, почему вам такие вольности?
- Как себя поставишь,- отрезал Мазур. Увидел, что потные, раскрасневшиеся
дуэлянты жадно поглядывают на нетронутую бутылку водки, подобрал ее и кинул
в угол, к своему месту.- Нет уж, хватит с вас, голубки, всем скоро силы
понадобятся, а от похмельных от вас толку чуть...
- Вы хоть знаете, что нам тут готовят?- спросила Виктория.
- Знаю,-сказал он мрачно.-Тем более, не водку надо жрать, а вспоминать
навыки бега...
Бывает хуже, мог бы он добавить. Когда под тобой нет глубины, а низко над
волнами несется вертолет с подвесным гидролокатором, и вслед широкой цепью
идут мотоботы, а с них спиной вперед рушатся в воду чужие аквалангисты. Или
когда твои парни в отчаянной спешке подрывают портовые арсеналы и секретное
оборудование, которое никак нельзя оставлять противнику, а "Саладины"
полковника Касема уже рычат моторами совсем рядом, так, что их пулеметы
лупят прямой наводкой по ожидающему твою группу, последнему эсминцу, а тебе
еще нужно поднять на воздух три пакгауза, собрать всех, погрузиться и выйти
из залива. После этих веселых передряг бескрайняя тайга, пусть даже с идущей
по пятам погоней, покажется землей обетованной...
- Знаю,- повторил он мягче.- Но главное, без соплей...
- Думаете, есть шанс?- она смотрела на Мазура с пугливой надеждой.
- Он всегда есть,- буркнул Мазур, отвернулся и полез на нары.
- Наговорит он тебе,- бормотал толстяк.-Лично мне эти два индивидуума
