давать оценку собственной маске, он определил бы гражданина Микушевича как
опытного полевика, этакого обветренного интеллигентного романтика, в ушедшие
времена диктата КПСС вдосыт пошатавшегося по необъятным тогда просторам
Родины, дабы удовлетворить научное любопытство за казенный счет. Надо
полагать, именно такая личина глаголевскими мальчиками и спланирована...
Что до Кацубы, он со своей реденькой растительностью и дешевыми очочками
с простыми стеклами выглядел полнейшей противоположностью себе реальному -
типичнейший кабинетный интеллигентик, пробы негде ставить, не способный ни
дать по рылу уличному хулигану, ни заработать рублишко на рынке, ни изящно
провернуть постельную интрижку с чужой бабой. Зато в пикете какого-нибудь
демократического фронта или в очереди на бирже труда мистер Проценко был бы
уместен, как торчащая из кармана запойного слесаря пивная бутылка. В данный
момент он увлеченно читал толстую книжку в мягкой обложке, на которой жгучий
брюнет в тореадорском наряде танцевал фанданго со столь же экзотической
красоткой а-ля Кармен, а на заднем плане виднелись остророгие быки,
сверкающие лимузины и загадочные личности в темных очках. Название,
непонятное Мазуру, было по испанской традиции снабжено сразу двумя
восклицательными знаками - один, как и положено, в конце, другой в начале,
перевернутый вверх ногами. Мазур с самого начала определил, что Кацуба не
выпендривается, а именно читает - быстро, увлеченно.
Светловолосая девушка Света, с которой Мазур познакомился в прошлом году,
вынужденно испытав на себе гостеприимство генерала Глаголева, являла собою
несколько иную маску - столичная штучка в ярких недешевых шмотках,
современная бульварная журналисточка, очень может быть - слабая на передок,
несомненно, огорченная тем, что судьба забросила ее в медвежий угол, и
оттого неприкрыто, капризно скучавшая. Иногда она откровенно отрабатывала на
Мазуре томно-блядские взгляды, но он, давно раскусивший по собственному
опыту, что за гремучую змейку воспитал Глаголев, ни в малейшей степени не
смущался, смотрел сквозь. Пусть тренируется, коли того требует служба...
Вася Федичкин, легкий водолаз, выглядел так, как и пристало Васе, да еще
Федичкину - белобрысый здоровяк с улыбкой в сорок два зуба со сталинского
плаката: "Молодежь, вступай в Осовиахим!" Очень колоритный экземпляр, этакая
дярёвня, самую малость пообтесавшаяся в мегаполисе.
И, наконец, товарищ капитан третьего ранга Шишкодремов Роберт Сергеевич,
в отношении коего любой, мнящий себя знатоком человеческих душ, не ошибется
за версту. Воротничок форменной белой сорочки едва сходится на упитанной
шее, сытенькая щекастая физиономия столичного шаркуна, бабника и эпикурейца
- нечего тут думать, сразу ясно, что это один из зажравшихся штабистов, сам
напросившийся, чтобы его в качестве офицера связи причислили к научной
группе, отправившейся в благодатные края, где в два счета можно разжиться
мешком практически бесплатной осетринки, а заодно и икорочки прихватить для
начальника-благодетеля. "Ну, а если при одном взгляде на него именно такое
впечатление и возникает, легко определить, что в реальности все обстоит как
раз наоборот,- подумал Мазур.- Все-таки работать они умеют- идеально
подобрали актера для роли, сочинили смешную фамилию, добавили заморское
имечко к посконному отчеству... Решили не прятать военные ушки под штатский
капюшон, а наоборот, выставить их напоказ - в облике комического морячка, от
которого за милю шибает несерьезностью и примитивом... Как ни относись к
Глаголеву, но профессионал он четкий. Даже слишком. Не каждый день морского
дьявола пеленают так надежно и легко".
...Капкан, как ему и положено, щелкнул совершенно неожиданно. Бежит себе
зверь по снегу, не ожидая от окружающей природы ни малейшей пакости,- но тут
что-то клацает с тупым железным торжеством, и вмиг оказывается, что лапа
прихвачена надежнейше, намертво, как ни мечись, как ни вой...
Если по совести, совершеннейшей неожиданности, грома с ясного неба не
случилось, все было иначе. Можно было просечь отточенным чутьем
профессионала: игры, в которых ему довелось участвовать без всякого на то
желания, не исчезают подобно кильватерному следу корабля. Всегда что-то
остается. Но человеку, как водится, хочется верить, что у его хлопот есть
где-то четко обозначенный финиш...
Из крохотного засекреченного городка на берегу Шантарского водохранилища
разъехались все - сначала заморские гости, потом тесть с тещей. А Морской
Змей с ребятами отчалили еще раньше, пока Мазур бродил по тайге.
Он остался одинешенек, с приказом ждать дальнейших инструкций. А потому
даже и обрадовался, когда появилась вот эта самая Света, на сей раз в своем
истинном облике - не сержанта, а старшего лейтенанта,- и препроводила к
Глаголеву...
Генерал был гостеприимен и благодушен - что как раз и настораживало.
Однако коньяк был отличным, поводов для выволочки вроде бы не предвиделось.
А что еще требовать от общения с вышестоящим, пусть и проходящим по другому
ведомству? Мазур скромно сидел, не торопясь с репликами, прихлебывал коньяк
на иностранный манер, кошкиными глоточками, с видом величайшего внимания
слушая рассказ генерала про то, как советские солдатики из Берлинской
бригады в рассуждении, чего бы выпить, залезли в подвал к
народно-демократическому немцу и сперли оттуда дюжину бутылок с какой-то
слабенькой кислятиной, как потом оказалось - коллекционные напитки, славные
своим почтенным возрастом.
- И больше всего дойч обиделся даже не на то, что винишко стрескали без
всякого почтения, в подворотне, а из-за того, что до визита наших ореликов
коллекция была полнее, чем аналогичное собрание у конкурента из
капиталистической ФРГ,- сказал лениво Глаголев.- Испортился немец при
Адольфе, политику пристегивал ко всему, что движется... Еще рюмочку?
- Благодарствуйте,- сказал Мазур.
- Это в смысле "да" или в смысле "нет"?
- В смысле "да",- сказал Мазур.- Когда еще доведется, не по моему
жалованью...
- Извольте.- Он наполнил рюмки и без всякого перехода сказал: - В общем,
как гласят достоверные сплетни, по ту сторону океана все прошло гладко. Был
кандидат - и нету кандидата, как слизнуло. Нашей девочке, должно быть, дадут
медальку. Признайтесь, между нами, мужиками - братство народов достигло
апогея или как? Ну ладно, что вы ощетинились, мы же вне строя... Клещами не
вытягиваю. Дело ваше. У нас есть и проблемы посерьезнее... Так вот, Кирилл
Степанович, им там гораздо легче, на том-то берегу. А вот нам с вами гораздо
сложнее. С нами, такое впечатление, не представляют, что и делать - то ли
орденки повесить, то ли автомобильную катастрофу устроить,-жестко усмехнулся
он.- Шучу, конечно. Не так уж все плохо. И начальники наши не такие уж
звери, и мы с вами не настолько уж дешевы, чтобы можно было выкинуть нас на
свалку, как новорожденных ненужных котят... Еще поживем. Вот только из нас
двоих с вами обстоит несколько... запутаннее. Можно откровенный вопрос? Вы
по-прежнему стремитесь стать генералом? Адмиралом, пардон?
- Я обязан отвечать?
- Господи, да вы вообще не обязаны со мной гонять коньяки и беседовать за
жизнь,- сказал Глаголев с необычайно простецким видом.- Но мы же с вами люди
военные, все понимаем. Полковник - крайне своеобразное состояние души.
Поскольку он, в отличие от подполковников, майоров и прочих ротмистров,
стоит перед некоей качественно новой ступенечкой и не знает, удастся ли на
нее шагнуть. Я, как легко догадаться, о первой беспросветной звезде.
Специфическое состояние, по себе знаю,- в особенности если обнадежат
однажды, пусть даже намеком...
- Черт его знает,- сказал Мазур.- После всех перипетий это как-то
по-другому видится. Перегорело, что ли. Другие печали за спиной. И чутье
подсказывает, что усложнилась жизнь несказанно, как тот знаменитый узел...
- Вот то-то. Иные узлы можно только разрубить - я о внешних воздействиях,
не о наших с вами поступках... Реальность такова, что вам, друг мой, во всех
смыслах надежнее и безопаснее будет отсидеться некоторое время в глуши. Иные
столичные хвосты крайне чувствительны, а вы по ним топтались подкованными
бутсами - ну, предположим, не вы один, но это мало что меняет... Нельзя вам
обратно в Питер. Пока что. Да и потом, там вы непременно окажетесь в столь
же подвешенном состоянии, как здесь, но у нас, по крайней мере, сосны и
воздух, а там мокреть со слякотью. И неизвестность.
- А здесь, вы хотите сказать, неизвестности нет?
- Теперь, пожалуй что, и нет,- сказал Глаголев, поглядывая определенно
испытующе.- Вы, любезный, не истеричная гимназистка, а потому позвольте с
вами запросто...
Он бесшумно выдвинул ящик, не глядя достал какую-то бумагу и положил
перед Мазуром. Вид у бумаги был официален донельзя - уж это-то Мазур, всю
сознательную жизнь носивший форму, мог определить с лету.
И взял украшенный печатями и штампами лист, стараясь не допустить ни
малейшей поспешности, не говоря уж о суетливости. Следовало сохранять лицо,
насколько возможно,- у белокурого великана с холодными синими глазами
оказалось не просто четыре туза при сдаче. Голову можно прозакладывать, еще
парочка тузов притаилась в рукавах, а парочка за голенищами. По глазам
видно.
И все-таки такого Мазур не ожидал. Шевеля губами, как будто это могло в
чем-то помочь, перечитал про себя: "...капитана первого ранга Мазура Кирилла
Степановича откомандировать в распоряжение командующего Сибирским военным
округом..." Все остальное особого значения не имело - сопутствующая
официозная жеванина...
- Очень интересно,- сказал он, надеясь, что лицо осталось бесстрастным.-
Уж не решили ли вы здесь собственным флотом обзавестись?
- Да что вы, не настолько мы Бонапарты,- ответил Глаголев, наблюдая за
ним с холодным любопытством.- Весной, правда, нашлись идиоты, которые
попытались собственной республикой обзавестись, но это была чистейшей воды
инсценировка... Могу вам по секрету сказать, что сегодня командующий, в свою
очередь, откомандирует вас в мое распоряжение. Все честь по чести, с
соблюдением формальностей. Ничего уникального, хватало прецедентов в нашей
несокрушимой и легендарной.
- Пожалуй,- кивнул Мазур.- Это вы постарались?
- Каюсь,- чуточку театрально развел руками Глаголев.- Так что привыкайте,
что отныне я - ваш орел-командир. Разумеется, сия бумажка не носит силы
купчей крепости. Вы всегда можете подать в отставку, необходимая выслуга
имеется, да, впрочем, нынче из армии сбечь не столь уж и трудно... Вопрос
только в одном - а хочется ли вам в отставку?
- Черт его знает,- сказал Мазур.- Сам не пойму. Если честно.
- Да бросьте вы,- сказал Глаголев.- Кирилл Степанович, мы же с вами -
волки, нас на манную кашку посадить нельзя, сдохнем в одночасье. Я понимаю,
нервы у вас подрастрепаны после недавних переживаний, но воображение у вас
осталось достаточно живым, чтобы оценить весь ужас жизни отставника...
- Это кнут, а? - сказал Мазур.- Где же пряник?
- А нету пряника,- серьезно сказал Глаголев.- Ордена - это не более чем
железки, мы оба в том возрасте, когда к этой истине относятся со здоровым
цинизмом. Беспросветную звезду вы у меня можете и заработать, а можете и в
жизни не увидеть, но на старом вашем месте службы вы ее уж точно не увидите.
О славе всерьез и говорить не стоит - когда это мы с вами выходили на
солнечную сторону? Короче, я вам предлагаю довольно простую вещь:
продолжать, насколько возможно, жизнь при золотых погонах. Остаться в касте.
