секунд. Так, комарики, попищат и перестанут.
Самое неприятное в этой истории Андрей почувствовал через
минуту. Подвал был крохотный, и большую его часть занимали трубы
и торчащие из них вентиля. По трубам текла горячая вода, просто
кипяток. И это при том, что в городе ее уже неделю как не было.
То, что с него пот градом лил, его не волновало, хуже, что как
ни хотелось, а все равно он волей или неволей поминутно
прикасался к этим раскаленным трубам и тут же отдергивал
обожженные пальцы.
Когда наверху стихла стрельба, прекратился скрип сапог по
бетонной крошке, Андрей решил просидеть в своем убежище как
минимум полчаса и тут же нажал кнопку на часах. "Casio"
откликнулись слабым светом. "Слава богу, не разбились!"
Но теперь ожидание с поминутным вглядыванием на дисплей часов
превратилось в настоящую пытку, и под конец Андрей решил, что и
двадцати пяти минут будет вполне достаточно.
Люк вылетел как пушинка, и Андрей еле успел его подхватить,
чтобы тот не загремел по полу.
Бог ты мой! На кого он стал похож!
Ну, люк, само собой. Тот просто рассыпался и удерживался только
благодаря металлической рамке.
Его, его вид не лез ни в какие ворота. Мало того, что он ободрал
коленки и локти, еще и "экспедиционный костюм", состоящий из
шорт и любимой, застиранной до дыр, но все еще
отдаленно-бирюзовой футболки "CHANEL", понес невосполнимые
потери, став сначала пыльным, потом грязным от пота и измазанным
непонятно откуда взявшимся мазутом.
Осторожно выглянув во двор, Андрей стал приводить себя в
порядок.
Рюкзак во всей этой передряге нисколько не пострадал, недаром он
шил его с таким расчетом, чтобы можно было на нем висеть -
старая скалолазная привычка.
Он надел поношенные брюки от китайского "адидаса", вьетнамскую,
еще более застиранную футболку и с большим сожалением выкинул
"CHANEL" в кучу мусора.
Потом пошел осматривать магазин. Зал был завален кусками
пенополиуретана, бывшими час назад ковриками, вперемежку с
еврейчиком, у директора в кабинете взял листков двадцать бумаги,
в пустом помещении склада нашел нож, которым, видимо, резали
бечевку и упаковочные листы.
Нож был старый, сточенный от длительного пользования, больше
похожий на стилет, но с длинным, сантиметров на двадцать пять
лезвием, не гнущимся, а достаточно толстым, чтобы называться
"тесаком".
Не густо для спортивного магазина, но и то ладно. Своих-то вещей
у него самого было мало: термос, одеяло с базы, три, то есть уже
две футболки, рубашка, брюки, шорты, ветровка, четыре банки
рыбных консервов и пустая двухлитровая бутылка из-под "Пепси",
взятая им под воду. Карманные вещи он в расчет не брал.
Все, даже прихваченный в магазине коврик, удачно уместилось в
рюкзаке, с небольшим запасом свободного места, рюкзак уместился
на спине, и Андрей решил зайти на базар и набрать воды из
находящихся там краников.
Выходя из дверей магазина, он почти инстинктивно упал вбок,
перекатился к разбитому забору, и только тогда в его глазах
промелькнул образ двух "воинов", сидящих на автобусной остановке
напротив магазина.
Пока он закатывался за трансформаторную будку, воины успели
поднять с коленок "стволы" и теперь поливали пулями его укрытие.
Андрей надеялся, что ток в будке отключен.
Доски забора болтались только на верхних гвоздях, и не составило
большого труда просочиться сквозь них.
Теперь его отделяло от дороги здание какой-то мастерской,
название и специализацию которой он постоянно забывал. Что-то
там ремонтировали, то ли колеса автомобилей, то ли людей.
Режущая барабанные перепонки волна воздуха опять окатила его.
Перемахнув через пару изгородей, отгораживающих огородики
местных жителей, Андрей оказался возле автовокзала с его
обширной привокзальной площадью. По ее краю он добрался до
здания вокзала и буквально рыбкой нырнул в одно из его разбитых
окон.
Вовремя. Мимо промчался открытый уазик с пятком солдат.
Пробежав по вокзалу в другой его конец, Андрей выпрыгнул на
улицу и спустя десять секунд, тяжело дыша, лежал на углу
отходящей от площади тенистой улочки.
"Подальше, подальше от этого места".
Через пятьдесят метров тщательно побеленые дома перешли в
пепелища. По середине дороги лежали несколько трупов. В
непривычной для города тишине взвыл мотор при переключении
скоростей.
Перелетев через забор, Андрей распластался в тени не совсем
обуглившегося дерева. Вкусно пахло печеными яблоками.
Машина ехала не торопясь.
- Да ну его, не бери в голову, еще найдем. Сейчас съездим на
обед, пожрем - и обратно. Ты лучше скажи: где "травку" достал?
Дай дерну пару раз. Спасибо. А мы в порту вчера такую . . .
"Зря меня понесло в этот центр. Надо было уходить окраинами,
поверху".
Крадучись он преодолел еще с полкилометра, дошел до какого-то
зачуханного ручейка и забрался в заросли прибрежнего
чертополоха.
"Пора отдохнуть от приключений."
Не сразу, но южное солнце взяло свое и разморило, несмотря на
колючки, цепляющие все его тело.
Андрей проснулся, когда солнце клонилось к закату, пот со
слюнями тек, как из ведра, и жутко захотелось "облегчиться". Не
иначе как заканчивалось похмелье.
Он стянул штаны и плавки, сел на корточки, разминая в руках
захваченный в магазине листок бумаги.
"Все говорят: книги, газеты, журналы - вот куда идут знаменитые
сибирские кедры. А кто считал, сколько миллионов кубометров этих
кедров ежедневно подтирают чьи-то задницы? Это только таджики
вместо бумаги камни используют. Помнится, в армии из-за них
постоянно канализация забивалась, и далеко не молочные реки
растекались по всей казарме, житья никакого от этих таджиков не
было. А! А!"
Со стороны дороги послышался шум машины. Андрей резко нагнулся
вперед, и это сразу помогло.
"Хорошо-то как. Вообще, даже в самой хреновой ситуации
происходят приятные события. Пусть даже такие".
Машина проехала, оставив расползающееся облако пыли, и голова
Андрея еще какое-то время гордо возвышалась над окружающими
метелками полыни.
Рыбные консервы отнюдь не способствовали утолению жажды, но пить
воду из протекающего мимо ручейка при всем этом не хотелось.
Андрей закинул рюкзак на спину и пошел опять вниз, к центру
города, куда после дневных событий идти совсем не хотелось.
На первом же встретившемся ему многоэтажном доме красовался
целый ряд одинаковых черно-белых листовок.
"Внимание! - было напечатано большими буквами - Учитывая
введение в стране черезвычайного положения, военное руководство
в целях сохранения порядка на ввереной ему территории объявляет
об установлении в городе Новороссийске и административно
подчиненных ему населенных пунктах комендантского часа с 18
часов вечера до 8 часов утра впредь до особого распоряжения.
К лицам, нарушившим данное положение, будут применяться самые
решительные меры воздействия.
Военный комендант Новороссийского гарнизона Гвардии полковник
Чикунин".
"Хм-м, это не тот ли Чикунин, что был у нас первым командиром
батальона? Нормальный вроде мужик, встретиться бы, вспомнить
былое. Ничего плохого я ему не сделал. Или, может, обои, что
клеил в его квартире, когда он переселялся из комнаты в общаге,
где жил с женой и двумя детьми, быстро отвалились? Что с ним
случилось, если он так свободно позволяет своим подчиненным
убивать ни в чем не повинных людей? Поверить в то, что он не
знает, что творят его воины, - полный абсурд. Не настолько
изменилась наша армия, чтобы командир полка не знал, какой рукой
дрочит по ночам, стоя в карауле "младший ефрейтор" Петров из
первого взвода второй роты третьего батальона".
На другой стороне листовки явственно просматривалась чья-то
сытая, довольная морда, с верху которой можно было прочитать
перевернутые буквы:
- Ну да, другой бумаги не нашлось, пустили в дело чью-то
предвыборную кампанию - она ему, да и всем нам, теперь не скоро
понадобится.
"И вообще, что значит "комендантский час с шести вечера до
восьми утра"? Похоже на то, что в городе он продолжается круглые
сутки. За весь день ни разу не увидел ни одного человека ближе
десяти метров, за исключением того еврейчика. Интересно, кто его
туда закрыл? Надо же додуматься до такой забавной шутки. А если
бы у него пальцы на три секунды раньше разжались?"
Как он это вспомнил, так сразу задрожали коленки. До этого
времени испугаться просто не было. Нет, уж, лучше все сразу
забыть.
"Ага, и девчонок, которые остались в "Балке. Ладно - я, а с ними
что будет?"
Между тем, хотя времени было немногим больше шести, народ с
большой тщательностью и пунктуальностью выполнял распоряжения
новой власти. Видимо методы убеждения у последних были
убедительны не только на словах.
Андрею удалось незаметно пересечь главный проспект (больше пяти
лет подряд отдыхает в Новороссийске, а до сих пор не запомнил,
как называется этот "главный проспект"), и теперь, дворами
пятиэтажек расположенных с этой стороны, пробирался к выходу из
города. Как назло, ни в одной из встретившихся колонок не было
воды, хорошо, что хоть спала жара.
Ладно, в конце концов те парни, которых ему приходилось спасать
в армии, трое суток без воды просидели высоко в горах, без
намека на тень под палящими лучами жаркого среднеазиатского
солнца, значит и ему можно потерпеть.
Самое интересное в том, что кто-нибудь из тех, кого он тогда
спускал вниз, обдирая об веревку до крови руки, после "срочной"
вполне могли поступить в "Рязань" и теперь командовать теми
солдатиками, что преследовали его в течение дня, а может, и сами
пустили пару-другую очередей в сторону его, пока что
неуловимого, силуэта. Что-что, а патронов в свое время в их
полку никто не жалел.
Изредка вдалеке он замечал солдат, неторопливо прохаживающихся
по улицам, больше разговаривающих между собой, чем смотрящих по
сторонам. Но автоматы они держали кто в руках, кто на плече,
наверняка с открытым предохранителем. Андрей не сомневался, что
патрон у всех дослан в патронник.
Довольно часто в окошках квартир он видел новороссийцев. Одни
сразу задергивали занавески и исчезали в глубине комнат, другие
смотрели на него как на поло-умного, третьи - удивленно,
четвертые - озлобленно, пятые... Ой, да все по-разному. Новое
лицо - новый человек, новая судьба.
Но одно общее было у всех - никто не улыбался. Мрачные лица, в
мрачных домах, полусумеречный город под заходящим солнцем.
Андрей надеялся, что это закат дня, а не жизни.
К восьми часам, когда сумерки охватили всю долину, он
практически вышел из города. Многоэтажки закончились, начались
сады и "частный сектор". Вернее, то, что от всего этого
осталось: все открывшееся ему пространство было черного цвета, с
вертящимися по этому, еще не остывшему пожарищу легкими завесами
поднимаемой ветром золы.
Далеко впереди, на выходе из долины, у поста ГАИ, светили два
мощных прожектора, освещая долину из стороны в сторону, и, хотя
еще не окончательно стемнело, эти лучи, казалось, сгущали мрак
там, где их не было.
Андрей поспешил спрятаться обратно в тень деревьев.
"Придется идти в обход".
Занятие это оказалось нудным, долгим и гораздо менее приятным,
чем предыдущая его прогулка по дворам. Кусты, заборы, ямы,
каналы со сточными водами, мазутом и прочими нефтеотбросами, лай
собак, запах пожарища с приносимой ветром золой, обильно
оседающей в носоглотке и многократно усилившей чувство жажды.
Когда же ему показалось, что все преграды уже позади, начался
подъем на склон хребта и идти стало намного легче, хотя бы
потому, что ветер перестал доносить до него золу, наверху
хребта, через примерно равные промежутки, загорелись огоньки
костров.
Лиха беда начало. Нет, прятаться уже надоело. Что он такое, в
конце-концов, сделал, если ему приходится шарахаться каждого
фонарного столба?
"Давайте будем говорить на одном языке. Лучше на матерном.
Другого вы все равно не понимаете".
Андрей остановился, поправил рюкзак, чтобы тот лучше сидел на
спине, достал прихваченный в магазине тесак, выдохнул, словно
оставляя свои страхи, и крадучись пошел вверх. Что-что, а ходить
по горным склонам он еще не разучился.
У костра их сидело двое. Молодые парни с пушком на верхней губе.
