и вино он не брал.
Запасы в домик он заносить не стал, а обогнув его, отодрал две
нижние досочки и спрятал туда все принесенные продукты. Затем
опять взобрался на крышу и посмотрел через "телевик" на пляж.
Внизу произошли изменения. Групп осталось всего две, в одной,
меньшей, находился обслуживающий персонал, в большой - все
остальные. Была, правда, еще одна небольшая группка, стоящая у
кромки моря, в которой Андрей узнал нескольких примелькавшихся
за две недели киосочников и шашлычников. Треск автоматов - и их
тела упали в море.
Несмотря на происходящие события, солнце не собиралось менять
свой распорядок дня и неторопливо клонилось к горизонту. Андрей
решил предпринять небольшую вылазку.
Перебежками, от одного укрытия к другому, достиг маленького
скверика одного из пансионатов, расположенного над проходящей
внизу дорогой. Улегшись под невысоким заборчиком, он успел как
раз вовремя: отдыхающих подняли после долгого дня "отдыха" на
гальке и подвели к дороге, возвышающейся в этом месте метра на
три над пляжем. На дороге стоял офицер, звездочки на его погонах
были зелеными, фотоаппарат Андрей с собой не взял и теперь не
мог разглядеть его звание.
На начало речи он все-таки опоздал, отдельные слова от него
уносил в сторону свежеющий вечерний бриз, но общий смысл
произносимой речи уловить было можно.
"Народ долго терпел бесчинства демократов и коммерсантов,
которые короедами вгрызлись в его измученное тело, но всему
бывает предел. Благо кончилось ваше время, "господа временные"!
Покутили на заворованные у простого народа денежки, и хватит! Мы
еще посмотрим, что с вами делать дальше. Ясно одно: честному
человеку столько денег, чтобы отдыхать здесь, - не заработать, а
значит все вы здесь воры и их прихлебники. Что? Ты рабочий?
Ну-ка, выйди сюда. Тебя профсоюз послал? Я сейчас сам тебя
пошлю. Это мы еще проверим кто и куда тебя послал. Направлением,
наверно, ошиблись, не в тот самолет посадили. Не беспокойся - у
нас промашки не будет, доставим куда надо. Раз рабочий - так не
хрен было сюда ехать, пропивать заработанные потом деньги. Сиди
у себя на Ямале и работай! А не нравится нефть добывать, мы тебя
завтра золото отвезем мыть, на Колыму, и не на самолете, а в
теплушке. Я еще с тобой потом поговорю, жидовская морда, в
сторонку его ребята.
Народу надоело постоянное сюсюканье политиков с экранов
телевизоров, их проституточные манеры при виде мешков с
деньгами, притаскиваемых к ним такими, как вы. Слава Богу,
нашлись люди, взявшие в это трудное время власть в свои
мозолистые руки, способные защитить наше осиротевшее за
последние годы Отечество. Мы наведем порядок в нашей отдельно
взятой стране, и если кто будет нам в этом мешать - пусть пеняет
на себя сам.
Была бы моя воля - всех бы вас, вместе в гаденышами вашими,
утопил в море, чтобы исчезли вы с нашей родной земли и
растворились в этом красном, от вашей крови, море как мутная
пена".
Дальше Андрей слушать не стал - все было ясно. "Революция, о
которой так долго твердили большевики...", "Да здравствует...",
ну и так далее. Надо отсюда сматываться. Конечно, очень хотелось
посетить один из коммерческих киосков, чтобы выполнить
"продовольственную программу", но все они, как назло, стояли
вдоль линии пляжа и не было никакой возможности подобраться к
какому-нибудь из них незамеченным.
Когда Андрей вернулся на базу, окончательно стемнело. В полной
темноте, электричество, по-видимому, отключили, он собирал свой
рюкзак, раздумывая, что же с собой брать, а с чем расстаться.
Слазил на крышу корпуса, в последний раз взглянул на темнеющий
пляж, достал пленку и тяжело вздохнул, глядя на трубу
"телевика", купленного во время учебы в институте, на
сэкономленные от обедов деньги. Нет, всю аппаратуру - пять с
лишним килограмм - ему не потянуть. С "Зенитом" и сопутствующими
ему объективами решено было расстаться, в конце концов, был еще
почти что игрушечный "Canon", весивший грамм сто и умещающийся
на ладони.
Но просто так бросать технику было жалко, и он спрятал ее под
домиком, где ранее лежали консервы.
Спихав все вещи в рюкзак, он оглядел базу и пошел вверх по
склону.
Прости-прощай, Черное море.
В "балку" вела одна-единственная дорога, где теперь стоял
блокпост, но не могли же они оцепить ее еще и поверху? Да
никаких солдат для этого у них не хватит.
"Ну вот: уже "у них".
А ведь когда-то и он был таким же вот солдатиком. Помнится,
когда в 1986 году в Алма-Ате произошла одна из первых
межнациональных резнь и их полк собирались кинуть на ее
подавление, какой у всех был патриотический порыв: наконец-то
займутся делом, достойным настоящих десантников, а не только
уборкой бабайских огородов. Подайте нам сюда этих казахов, мы
вправим им мозги и покажем где раки зимуют. Сами там зимовать
будут. Странное чувство охватывало его тогда: вроде бы ты
защитник народа, но народ - быдло и он твой враг. Пусть сидит
тихо и не поднимает свою вонючую морду, если не хочет получить
по ней прикладом автомата.
Подъем давался Андрею с трудом. Кроссовки хотя и не терли ноги,
но явно не были предназначены для таких переходов со своей
чересчур мягкой подошвой, через которую продавливался каждый
камушек. Луна еще не взошла, что с одной стороны было и хорошо,
но в продирании сквозь заросли кустарников в кромешной мгле
приятного было мало. А те, словно редуты, снова и снова вставали
на его пути, преграждая его отступление. Постоянно приходилось
их обходить, больше перемещаясь вдоль по склону, чем по
вертикали. Было далеко за полночь, когда он вышел на перевал.
Прощай, "балка"!
Он спустился метров на пятьдесят вниз, достал из рюкзака
прихваченное с собой одеяло и лег спать, стараясь не вспоминать
в какой уже раз за последние сутки.
Проснувшись на рассвете от холода, он никак не мог понять, какая
нелегкая занесла его в эти колючие кустарники.
Непонятно откуда забрело облако, и вся одежда, включая одеяло,
насквозь промокла, хоть выжимай. Чтобы как-то согреться, Андрей
побросал как попало все свои вещи в рюкзак и скатился вниз по
склону, мало заботясь о выборе пути. Через пять минут, когда
ослабевшие от алкоголя легкие сказали: "хватит, дорогой", он
перешел на шаг и стал размышлять о своем положении и предстоящем
маршруте.
Хотелось только одного: очутиться дома, в теплой постели,
попивая "bianco" из широкого бокала, периодически переключая
каналы телевизора или смотря по видику порнуху. Только как
добраться до этой постели с теплой женщиной, которая будет также
периодически готовить ему поесть и относить его член в туалет?
Самолеты, как он понял, отпадают, это однозначно, оставались
паровоз, машина, ноги, наконец.
Да, ноги, которые надо делать из Новороссийска. В городе ему
ловить уж точно нечего, даже паровоз, одни только лишние
неприятности. Следовательно, надо попытаться добраться до
Краснодара, где есть "железка", откуда в разные стороны
разбегаются дороги, там живет его армейский товарищ, правда не
виделись бог знает сколько лет, но адрес в памяти вроде остался.
"Стоп. Куда это я вышел?"
Дальше шли стройные ряды виноградной лозы, дорога, ведущая в
"балку", которая наверняка контролируется войсками.
"Надо идти в обход, через кладбище, только бы самому там не
остаться раньше времени. Ладно, доберемся до Краснодара, а там
видно будет, может, все и закончится к тому времени. Вот и
решили. И никаких кворумов и тайных голосований мне не
понадобилось. Вот дурак, воды с собой забыл взять, теперь
придется терпеть до города, если и там она есть".
Пыль, наступающая жара, колючки на ветках - вот все, что он
запомнил из своего перехода до окраин города. Недалеко от
крайнего дома остановился, переложил рюкзак, съел банку
консервов.
Спускаясь вниз, к центру, Андрей не заметил каких-то особых
перемен, произошедших на безлюдных улицах, разве что ни в одной
из встретившихся колонок не было воды, но он никогда и не ходил
здесь пешком, а только проезжал на машине или автобусе и не
знал, есть ли обычно в этих колонках вода. Да и отсутствие
жителей на узких улочках, помнится, никогда не было чем-то
особенным.
Частные домики. Поплоше и получше. С одинаковой пылью на
выглядывающих из-за ограды листьях деревьев. Промелькнет вдалеке
одинокая фигурка, увидит его, замрет, прижмется к забору. Он
тоже остановится, опустит руку в карман, ощупывая перочинный
ножик, уйдет в тень дерева, отдышится, сотрет с лица пот - нет
фигурки, одна пыль на дороге. Вот ведь какая интересная штука: и
не в пустыне, а сколько миражей.
Чем ниже он спускался в долину города, тем больше следов
произошедших недавно событий встречалось ему на пути. Вот
сгоревший дом, еще два соседних опалены наполовину, остов
машины, от которого еще тянется к небу легкий дымок, разбитые
витрины магазинов, горько-сладкий запах пригорелого мяса.
Солнце стояло в зените, на небе не было ни облачка, и все равно
Андрея пробивала крупная дрожь. И есть хотелось, и пить, и
организм еще не успел отойти от чрезмерного количества влитого в
него позавчера алкоголя.
Было странно идти по пустому городу, прижимаясь к стенам зданий
и вздрагивая от отдаленного шума моторов.
Большинство витрин было разбито, но заходить внутрь магазинов
ему почему-то не хотелось. Только возле базара Андрей вспомнил,
что рядом находится спортивный магазин, и решил его "навестить".
Все что ему было необходимо - туристический коврик - нашелся
почти сразу: целая их груда была свалена со стеллажей у самых
дверей. И вообще, в магазине скорее все перевернули, чем
что-либо унесли. Ну кому сейчас нужны маски для плавания? Что,
кто-то поплывет в Турцию под водой через все Черное море?
"Даже ласты не унесли".
Стекло и резина противно скрипели под ногами, и, словно эхо,
из-за прилавка раздалось приглушенное нытье.
Андрей замер на одной ноге, как цапля, раздумывая, куда сделать
следующий шаг: вперед или назад?
"Эх, любопытство! Шло бы ты куда подальше!"
У прохода в подсобное помещение стоял большой чемодан.
- Кто же тебя, горемычного, забыл?
Мычание усилилось.
"Ладно - была не была".
Андрей нагнулся, осторожно щелкнул пряжками, расстегнул ремни.
Чемодан распался, пахнуло аммиаком.
"Ну да: "Бей жидов - спасай Рассею!"
Сомневаться в национальной принадлежности чемоданного обитателя
не приходилось - обо всем говорили его волосы.
- О, о, о. Боже, как ты милостив, - прошептал еврейчик, и как
был скрюченный - упал набок и затих. Из его рук выпала лимонка и
покатилась по полу.
Андрей рыбкой нырнул в служебное помещение, прижимая руки к
ушам.
Сквозь надрывающуюся тишину, где-то на краю сознания, возник
визг шин, и тотчас же зал прошили автоматные очереди.
Нет, Андрей не был теми киргизами, жившими за стрельбищем
горного центра, и радостно рассказывающими, как около их ног
падают автоматные пули или болванки снарядов.
Приподнявшись и волоча за собой рюкзак с привязанным к нему
ковриком ("Успел-таки") он пропрыгал на четвереньках вглубь
магазина и только там чуть выпрямился.
За первым же поворотом его догнала новая взрывная волна.
Сначала он собирался выбраться из этого хренового магазина во
внутренний дворик. "Собирался" - сказано сильно. Куда можно
сбираться, если голова как ватная после двух гранат,
разорвавшихся в трех-пяти метрах от его ушей.
"Бедные, бедные мои ушки, никто их не любит, никто не жалеет".
В конце коридора, уже представляя какой ногой встанет на
подоконник, выпрыгивая наружу, он углядел припорошенный
"толстым, толстым слоем" пыли квадрат бетонного люка, с
выступающей железной ручкой.
Где-то снова рванула граната.
Крышка поддалась с трудом, скрипя бетонными крошками,
застрявшими по бокам, да эти, проектировщики, забыли сделать
ручку толстой и медной. "Кое-какером" Андрей впихнулся в узкий
проем, стянул вниз рюкзак и, согнувшись в три погибели, задвинул
люк обратно.
"Ох! Хорошо, что я не Кэт и нет у меня на руках двух младенцев".
- Бум-мм! - радостно пропела крышка.
"Вот никогда бы не подумал, что бетон может быть таким
музыкальным".
К автоматным очередям он давно привык, уже почти тридцать
