семьи была под угрозой! И он должен был умереть!
-- О грехе Талоса было известно давно, -- тихо произнес Хирон. -- Да,
они были любовниками... и это очень прискорбно. Но за это карают боги, а не
Дедал.
-- Он не думал о морали, -- поддержал Хирона фол. -- До тех пор пока
люди вокруг не стали говорить, что Талое талантливее Дедала, что Дедал уже
на закате, а Талое -- это завтрашний день науки! -- Никто, кроме идиотов,
так не говорил! -- В Элладе нашлось немало таких идиотов, -- заметил Хирон.
-- Даже до наших лошадиных ушей докатились эти сплетни, -- сказал Фол.
Почему он терпит? -- удивилась Кора. Почему великий изобретатель и
могущественный, судя по всему, человек так покорно слушает обвинения двух
полуконей, словно мальчик, вызванный на порку взрослыми дядями?
-- На главное ваше обвинение, -- сказал Дедал, остановившись посреди
комнаты, -- я отвечу решительно -- "Нет!" Я никогда и никому не завидовал.
Мои величайшие изобретения еще впереди! Вы видели мой корабль, который
передвигается силой пара? -- Ему уже десять лет, -- усмехнулся Хирон. -- Вы
видели моих гребцов и воинов? Одинаковых, как горошинки в стручке!
-- Твоих деревянных людей знает весь мир. Видно, плохи твои дела, наш
друг, если ты ищешь оправданий в своем же вчерашнем дне.
-- Справедливый суд свершился, -- сказал Дедал, видно, имея в виду
Талоса, потому что кентавр Фол на это ответил:
-- Твоя прекрасная сестра Поликаста покончила с собой.
-- Это ее воля и признание вины, -- жестоко ответил Дедал. -- Я теперь
тоже хочу задать вам вопрос, друзья. Ведь не зря же я терпел все обвинения,
которые вы мне бросали в лицо, какими бы нелепыми они ни были. Но скажите
мне, к чему весь этот разговор? Разве дело только в обвинениях прошлых лет?
-- Мы не обвиняем тебя. Мы не суд, иначе бы ты сюда не пришел, --
сказал Хирон. -- Но мы -- люди, которые хотят понять смысл и связь вещей в
природе и причины человеческих поступков. Мы не стали бы разговаривать об
этом с ничтожным рабом или толстым чиновником. Мы хотим понять, совместимы
ли гений и злодейство...
Странно, я где-то уже слышала эту фразу, подумала Кора. Я ее даже
отлично знаю. Я знаю ответ: "Гений и злодейство несовместимы!" Кто же сказал
это? Гегель? Дарвин? Эйнштейн?
-- Он сам упал с крыши храма, -- сказал Дедал, как бы подводя итог
дискуссии.
-- Можно ли поговорить с тобой, -- спросил тогда Фол, -- о другой
женщине? -- О ком? -- О Пасифае?
-- Нет! -- отрезал Дедал. -- Нет, нет и еще раз нет! Я покидаю ваш дом.
-- Неужели ты так испугался? -- Срок давности миновал! -- У нас другие
сроки, Дедал. -- Передо мной была поставлена инженерная задача, -- сказал
Дедал. -- Мне был брошен вызов. И я принял его.
-- Так это был инженерный вызов? -- Да! Именно так.
-- А Лабиринт? Тоже инженерное задание? -- Сделав первый шаг, я был
принужден ко второму. -- То есть, по-твоему, эти твои конструкции
сопоставимы?! -- спросил Хирон. -- Да! -- Дедал поднял сжатый кулачок. Тут
кентавры начали хохотать и ржать, как жеребцы, так что сбежались домочадцы
Фола и пришлось гнать их, потому что объяснить причину смеха кентавры не
могли ни женщинам, ни детям. И лишь Коре удалось уговорить Хирона
рассказать, над чем они смеялись, и тот, несколько смущаясь, поведал ей о
критском подвиге Дедала, причем последний вовсе не был смущен, а даже
подавал реплики и был собой доволен, ибо: "Для гения нет задач мелких и
неблагодарных. Для него любая задача -- одинаковый вызов!"
-- На острове Крит был белый бык, -- сказал кентавр, -- говорят, с
точки зрения бычьей красоты, он был совершенен. Фол фыркнул.
-- Ну как, например, можно считать Фола образцом конской красоты? --
заметил Хирон, и его друг густо покраснел. Неловко, когда тебя сравнивают с
конем в присутствии красивой дамы. -- Это был бык Посейдона -- я уж, честно
говоря, не помню, почему он там оказался... -- Оба его друга кинулись было
объяснять происхождение белого быка, но Хирон поднял руку, останавливая их.
-- Важно лишь то, -- продолжал он, -- что супруга царя Миноса, которую зовут
Пасифаей, женщина невероятной прелести, и притом любвеобильна так, что... --
Пока Хирон искал сравнение, сам Дедал докончил его мысль: -- Что готова
переспать с пнем! -- Ну вот как грубо! --- сказал Хирон, но в принципе он
был согласен с Дедалом. -- Дама она уже солидная, в летах...
-- Чепуха! -- закричал Дедал. -- Это было десять лет назад! Какие могут
быть лета?
-- Ну, дама она все равно солидная, с пышными формами, родившая
Андрогея, из-за которого Крит поссорился с Афинами, а также девочек --
Ариадну и Федру. И вот эта мать семейства воспылала страстью к белому быку!
-- Хирон замолчал, как бы подыскивая наиболее приличные слова для
последующего рассказа, а Дедал вмешался в паузу, заявив:
-- Да ты говори как есть, не стесняйся. Наша подруга знает, какая птица
приносит детей.
Дедал Коре совсем не нравился. Она привыкла к тому, что в учебниках,
книгах и фильмах все великие ученые, изобретатели и поэты -- обязательно
милейшие, мудрейшие и бескорыстные люди. И если поэт Пушкин влюбляется в
какую-нибудь Керн или Воронцову, то делает это только для того, чтобы
подарить ей букет цветов, воспылать вдохновением и заодно порадовать мужа
своей музы... Конечно, это он придумал! Конечно, он: "Гений и злодейство
несовместимы!" Правда, имел он в виду не Дедала, а Моцарта.
-- Хорошо, -- согласился кентавр. -- Я буду придерживаться безжалостных
фактов.
-- Почему безжалостных? -- удивился Дедал. -- Любовь зла -- полюбишь и
кентавра! Разве вы не слышали такой поговорки?
-- Полюбишь и козла, -- поправила Дедала Кора. Все засмеялись. И она
сама засмеялась, поняв, что ее поправка была неуместной.
-- Пасифая начала выходить в поле, --- продолжал Хирон, -- когда там
пасся белый бык, и ласкала его, гладила, приносила ему всевозможные вкусные
вещи и всеми знаками, принятыми у людей, показывала, что хотела бы добиться
с ним близости. Бык был обыкновенным -- бык как бык. Он не возражал против
близости, но не с Пасифаей, так как у быков нет рук, чтобы прижимать крошек
к груди. Когда кентавры отсмеялись, заговорил Дедал: -- Давай я сам доскажу.
Вызывает меня Пасифая, а я тогда только-только на Крите укоренился, мне
нужны были покровители, да и сама женщина мне нравилась...
-- Неужели и ты тоже воспользовался ее ласками? -- спросил Фол.
-- А чем я хуже белого быка? -- удивился Дедал. -- Я мужик хоть куда!
Это входило в мой гонорар. -- Ты еще и деньги с нее взял? -- Изобретатель
живет на свои гонорары. Я не беру подачек. Но если сдаю работу, то попрошу:
деньги на стол!
-- И что же вы придумали? -- спросила Кора, чтобы возвратить Дедала на
истинный путь рассказа.
-- Я посмотрел на то, как мучается несчастная женщина на лугу, стараясь
соответствовать белому быку, как она, бедная, подлезает под него, да и он
страдает... Я понял, что должен был решить проблему ко всеобщему
удовольствию. И вот что я сделал: я изготовил деревянную корову, крепкую,
гладкую, изящную с точки зрения коровьей эстетики, затем я обшил ее коровьей
шкурой... Вам понятно? -- Пока да.
-- Внутри нее я сделал ложе, на которое могла устроиться царица
Пасифая. Затем проделал в дереве дырку там, где у коровы соответствующее
отверстие, и подогнал ложе Пасифаи таким образом, чтобы ее соответствующее
отверстие совпало с соответствующим отверстием в деревянной корове. -- Ну
хватит, все ясно, -- сказал Хирон. -- Сейчас кончаю, немного осталось, --
ответил изобретатель. -- Я дал совет Пасифае: держитесь крепче и если что не
так -- терпите. Потом закрыл царицу в корове, отошел и позвал быка. Вскоре
белый бык появился. Он увидел мою деревянную корову -- должен вам сказать,
шедевр коровьей красоты -- и буквально кинулся к ней, раздеваясь на ходу. --
Быки ничего на себе не носят, -- заметил Фол. Дедал долго смотрел на него,
склонив голову набок. Фол вопросительно обернулся к Хирону. -- Дедал
пошутил, -- пояснил Хирон. -- Да, я пошутил, -- сказал Дедал. -- И мне
грустно сознавать, что с такими тупыми лошадками я дружу и даже позволяю им
меня судить. -- Заканчивай свою историю, надоело, -- буркнул Фол. -- А
больше нечего рассказывать. Бык взгромоздился на деревянную корову, и
изнутри вскоре донесся отчаянный женский вопль. Однако я был бессилен помочь
несчастной, потому что бык вряд ли позволил бы мне вытащить ее из деревянной
коровы. Когда бык утолил свою страсть и удалился пастись, я подошел к корове
и, с некоторым ужасом, открыл окошко внутрь. Я боялся увидеть холодеющий
труп Пасифаи, но вместо этого увидел разъяренную львицу, которая
потребовала, чтобы я заставил быка возвратиться и продолжить любовное
насилие!
Дедал расхохотался подобно маленькому мальчику. Он зашелся от смеха, и
кентавру Хирону пришлось как следует шлепнуть его по спине.
-- Меня чудом не поймали за этим занятием, -- закончил Дедал, -- потому
что Пасифая заставила меня еще раз десять устраивать ей свидания в
деревянной корове, а вы попробуйте спрятать корову, когда любовное свидание
закончилось?
-- Результатом этих мерзких действий Дедала... -- начал Хирон.
-- Не надо! Не надо навешивать ярлыки! -- возмутился Дедал. -- Если
любовники счастливы, никогда не смей называть этот процесс "мерзкими
действиями". -- Но ты же служил ее мужу! -- Ее мужу я тоже служил. Должен
тебе сказать, что для него я делал не меньшие мерзости, чем для жены. Пойми
в конце концов, вечная задача наша, изобретателей, поэтов, ученых,
писателей, -- угождать самым низменным прихотям правителей и владык. Если
эти прихоти совпадают с общественным мнением и к тому же ты славно услужил
начальству, то останешься в истории, как Гомер. Еще вопросы есть?
-- Есть, -- сказал Хирон. -- Ты построил Лабиринт для Минотавра?
-- Да, милая женщина. -- Дедал вновь обратился к Коре, полагая, что ей
не известно продолжение этой истории. -- От любви к белому быку Пасифая
забеременела. И как следовало ожидать, родилось чудовище. Здоровенный
младенец -- все в нем как у людей, а голова бычья! Фу, какая гадость! И как
только природа терпит этих гибридов!
-- Поосторожнее, Дедал, -- заметил кентавр Фол. -- Нас она пока терпит.
-- Недолго это будет продолжаться, -- сказал Дедал. -- Вы же с Хироном
-- исключение, а как правило -- кентавры, грубые скоты, мечтающие лишь о
том, как кого-нибудь изнасиловать, а потом напиться допьяна.
Фол и Хирон не стали спорить. Помолчали. Видно, в словах Дедала
заключалась неприятная правда.
-- До последнего момента Пасифая надеялась, что все обойдется и у нее
родится человеческий младенец. Но боги у нас любят пошутить, -- продолжал
Дедал. -- Когда Минос пришел в ужас, она поклялась ему, что белый бык напал
на нее в поле 'и надругался над ней. Но она испугалась сразу признаться
мужу, потому что берегла его чувства. Неизвестно, поверил ли Минос этой лжи,
но все же велел казнить всех акушерок, служанок и повивальных бабок, которые
присутствовали при родах, приказал назвать чудище Минотавром, а затем велел
мне построить такой каменный дворец, в который можно войти, но выхода не
найдешь. Заблудившись, обязательно попадешь в самый его центр, где таится
Минотавр. Для меня это была инженерная задача, и я ее выполнил. Дорогу
внутрь Лабиринта не знала даже Пасифая. Лишь однажды она попросила меня
провести ее внутрь, чтобы показать, хорошо ли устроен малыш, удобно ли ему.
