виноградником -- виноградник был низкий, грозди маленькие, ягоды мелкие.
Мичурина на них нет, подумала Кора.
-- А вы знаете, почему меня назвали Корой? -- спросила она, решив
наконец, что искренность -- лучшая политика. Чего не поймут, пускай
спрашивают. -- Назвали меня так потому, что моя мама была великой
поклонницей Шекспира, а Корделия из "Короля Лира" ее любимая героиня. Так
что официально меня зовут Корделией. Но я полагаю, что об этом никто не
подозревает. Даже мой первый муж. -- Муж? -- робко спросила Харикло. --
Имеется в виду Аид, -- мрачно пояснил сатир Никое. -- Бог подземного царства
мертвых. -- Ах да, разумеется, -- согласилась Харикло. -- Я никому не желаю
зла, -- сказала Кора. -- А к вам испытываю только благодарность за то, что
разрешили идти вместе с вами. Я так боялась. Мне рассказали, что в этих
местах безобразничает некий Тесей. А вместе идти спокойнее, правда?
Харикло поглядела на Кору, как на буйную сумасшедшую.
-- С нами спокойнее? -- переспросила она. -- А без нас неспокойнее?
-- Конечно, в компании всегда лучше. Я так давно здесь не была...
-- Ну конечно, -- согласился возчий. -- Наверное, грустно вам, великая
госпожа, понимать, что сейчас пойдут дожди, наступят холода и придется вам
возвращаться... туда.
-- Никое, замолчи сейчас же! Ты что, хочешь навлечь на нас гнев самой
великой богини Персефоны?
-- Если вы считаете меня Персефоной, -- вежливо сказала Кора, -- то вы
ошибаетесь. Меня зовут Корой.
-- Ну разумеется, мы никогда бы не посмели ошибиться, -- сказала
Харикло. -- Но разве у вас не два имени, госпожа?
Ну что ж, придется примириться пока с дурной славой. -- А вы сами
слышали о Тесее? -- спросила Кора Харикло. -- Он из Трезена, внук Питфея.
-- Как же, как же, этот Питфей подсунул свою дочку пьяному афинскому
Эгею, -- сказал возничий, -- а он сделал ей мальчика. Потом Питфей много лет
бегал вокруг и кричал, что сынка ей сделал сам господин Посейдон.
-- Никое, госпоже богине может быть неприятно, когда без уважения
говорят о ее родственнике.
-- Ничего, ничего, -- ободрила сатира Кора. -- Я с ним совершенно
незнакома. Ведь я же только тезка вашей Коры!
Кора могла бы поклясться, что страх перед ней смешивался во взорах ее
попутчиков с недоумением, подозрением, не спятила ли она. Поверить в такое
совпадение они не решались, так как боги обидчивы и мстительны. Вдруг сатир
указал вперед и произнес с тревогой:
-- Смотрите, стервятники кружат! Харикло вскочила, встала в повозке,
чтобы дальше видеть.
--Ох и не нравится мне это, -- сказала она. -- Может, повернем назад?
Она спросила у возницы, но вопрос относился и к Коре.
-- А что там может быть? -- спросила Кора. -- Вы, госпожа, можете и не
знать о таких, с вашей точки зрения, пустяках. Но для нас, простых
путешественников, это одно из самых опасных мест, -- заявил сатир Никое.
-- И немало невинных путников поплатились жизнью и своим добром из-за
этого проклятого Перифета, -- дополнила Харикло. -- Кстати, о нем тоже
говорят, что он незаконный сын Посейдона!
-- Нет, госпожа, -- возразил возничий. -- Я старый фавн, много видел,
много слышал. Но знающие люди полагают, что Перифет -- сын Гефеста и
Антиклеи.
-- Что ты говоришь! -- закричала, топнув ногой, Харикло, отчего повозка
закачалась, а мул сбился с шага. -- Ты понимаешь, что ты говоришь? Ты хочешь
сказать, что он -- единоутробный сын хитроумного Одиссея?
-- Я полагаю, что Гефест забрался к ней на ложе еще до того, как она
стала женой Сизифа, не говоря уже о ее браке с Лаэртом!
-- А ты что, за ноги ее держал? -- возмутилась Харикло. -- Опозорить
бедную женщину каждый из вас, козлов, рад! -- И Харикло указала на ноги
возницы, который стоял возле остановившейся повозки.
-- Я попрошу нас не оскорблять, тем более в присутствии могущественной
богини. Ты знаешь, что она с нами сделает, если рассердится?
-- А я ничего плохого не сказала! -- продолжала Харикло. -- Я только
защищала женскую честь.
Возница снял шляпу и почесал затылок. Из тугих кудрей торчали короткие
прямые рога.
-- Надень шляпу, не пугай женщину! -- прикрикнула на сатира Харикло.
-- Можно, -- сказал возница. -- Можно и не пугать. -- Вообще-то он у
меня старательный, -- пояснила Харикло. -- Но происхождение вылезает, как
уши у Мидаса. Вы слышали, что случилось с этим несчастным царем?
-- Да, да, ослиные уши, -- сказала Кора. -- Можно задать вам вопрос? --
Всегда готовы ответить, госпожа. -- Тогда объясните мне, почему вы тратите
столько времени для выяснения проблемы, кто чей отец, кто с кем спал, кто к
кому залез в постель. Только об этом и говорите.
-- Шутит, -- сказал возница, обернувшись к госпоже Харикло. -- Конечно,
богиня шутит. -- А если не шучу? -- спросила Кора построже. -- А куда
деваться простому человеку? -- вопросом на вопрос ответила Харикло. -- Я же
должна выяснить, кого обидела, а кто меня обидел, с кем поссориться можно, а
кого лучше обойти стороной, иначе и костей не соберешь.
-- У нас в деревне был случай, -- заметил старый сатир. -- Одна женщина
увидела, как гусыня снесла яйцо. Гусыня была ничья, так, просто гусыня.
Принесла она яйцо домой, и что же вы думаете? -- В яйце был зародыш кого-то
еще? -- ахнула Кора. -- Ничего подобного, яйцо было нормальное, свежее яйцо,
только что снесенное. Но гусыня, как узнала, что случилось с ее яйцом,
кинулась к своим родственникам. А оказывается, ее отдаленным троюродным
дедушкой был тот самый лебедь. -- Тот самый лебедь, -- вторила Харикло. --
Тот самый, который изнасиловал Леду! -- То есть изнасиловал, конечно, Зевс,
-- поправила Харикло, -- но он принял вид настоящего лебедя, который на
самом деле был гусем...
-- Потому что в то время все были гусями, включая лебедей, -- пояснила
Харикло.
-- А этот гусь долгое время жил в доме Прекрасной Елены, когда та была
еще девочкой... Так вот эта гусыня пожаловалась Леде, Леда пожаловалась
своему брату Кастору, Кастор прискакал и отрубил голову несчастной женщине.
--И я ее знала, -- вздохнула Харикло. -- Чудесная женщина! А какие
пироги пекла! -- Но его наказали? -- воскликнула Кора. -- За что? За то, что
он вступился за родственницу, у которой съели еще не родившегося ребенка?
Они замолчали. Потом сатир предположил:
-- Не иначе как Перифет кого-то убил своей железной дубиной. У него она
такая... -- Быка убивает.
-- Он, может быть, не одного человека убил, а целый караван уничтожил.
-- Значит, -- сказала Харикло, -- напился душегуб человеческой кровушки
и дрыхнет.
-- И что из этого следует, госпожа? -- спросил сатир так, словно знал
ответ. Харикло обратилась к Коре.
-- Великая богиня, -- сказала она, -- вас, может быть, и не интересуют
наши мелкие дрязги и наши земные хитрости. Но нам надо выжить, нам надо
кушать и рожать себе подобных.
Сатир почему-то захихикал, и Харикло погрозила ему внушительным
загорелым кулаком.
-- Эта дорога нам отлично известна. Мы знаем, за каким поворотом можно
встретить дракона или пещерного медведя, за каким камнем с двух до пяти
таятся разбойники, когда и как поджидают своих жертв Перифет или Синие. И мы
подгадываем наше путешествие к их привычкам и слабостям. Если разбойники
дежурят с двух до пяти, то опытный купец пройдет опасную поляну в половине
шестого.
-- Вы хотите сказать, уважаемая Харикло, -- сказала Кора, -- что мимо
разбойника Перифета лучше проходить, когда он уже кого-то убил и ограбил?
-- Вот именно. И не будем терять времени даром. Будем надеяться, что в
случае смертельной опасности великая богиня Кора нас защитит и спрячет в
темных пропастях Аида. Но не навечно, а пока не минет опасность.
С этими словами Харикло склонилась до земли перед Корой, а сатир
бухнулся в ноги и при этом нечаянно обнажился его зад, -- зад был покрыт
густой шерстью, и из него торчал короткий козлиный хвост.
-- Прикройся, дурак, -- прикрикнула Харикло и вспрыгнула на повозку.
Сатир бежал рядом, Кора шла сбоку. Перевалив через пригорок, они оказались
над широкой низиной, которую занимала старая роща, с гигантскими, под самое
небо, деревьями грецких орехов. Роща проглядывалась далеко вперед, и потому
они сразу увидели человека, лежавшего в тени грецкого ореха. Лежал он
навзничь, раскинув руки, и его пальцы правой руки омывал быстрый ручеек, на
другом берегу которого сидела обнаженная девица.
-- Осторожнее, фавн, -- приказала Харикло. -- Странно это...
-- У меня лесное зрение, хозяйка, -- ответил возница. -- Скажу вам, что
у ручья сидит наяда, я ее знаю в лицо, даже как-то с ней целовался. Она
живет в том ручье.
-- Никое, ты идиот! -- рассердилась Харикло. -- Скажи, кто там мертвый
лежит у ручья?
-- Разбойник Перифет, и в том нет никакого сомнения.
-- Как так разбойник Перифет? Я не верю своим глазам. -- Да я эту
толстую свинью уже лет сто знаю!
-- Может, он лежит потому, что напился коринфского вина и наслаждается
покоем?
-- А почему вода в ручье стала красной -- неужели бурдюк разрезан?
-- Это не бурдюк, а брюхо разбойника. Сатир принялся подгонять мула,
тот легко побежал вниз по склону; наяда, которая сидела у ручья, поднялась
при их приближении и громко закричала:
-- Злодейство, злодейство! Гнусное злодейство! Предательски убит и
скончался в муках справедливый защитник бедных путников, мужественный борец
за права малых народов Перифет Благородный! О Боги, спасите человечество,
которое подвергается таким мучениям!
Наяда была прехорошенькая. Длиннющие темные волосы служили ей как бы
видимостью платья.
-- Вы же сказали, что Перифет был разбойником, -- удивилась Кора.
-- Разумеется. И одним из самых подлых на свете, -- согласился сатир.
-- Неправда! -- закричала снизу наяда. -- Вы его не знаете! Он так меня
любил! -- Его называли еще Корунет, что значит... -- Человек-дубина, --
подсказала Кора. -- Он выскакивал из-за дерева на путника и забивал его
дубиной насмерть.
-- А вы видели, вы видели, вы видели? -- возмущалась наяда.
-- Кто видел, -- сказал фавн, -- тот нам ничего не расскажет.
-- Как же это произошло, милая девушка? -- спросила Кора, подходя к
ручью и останавливаясь на мостике в том месте, где он пересекал дорогу.
-- Ой, я не переживу, не переживу! -- причитала наяда. -- Он поджидал
меня на этом мостике. Я бежала к нему, просветленная от близкой встречи,
готовая отдать ему самое дорогое, что есть у каждой из нас, -- девичий стыд.
-- А кому ты его не отдавала? -- удивился фавн Никое. -- Я тебя помню
лет восемьдесят, как ты стала наядой этого ручья.
-- Молчи, грубиян! -- возмутилась наяда. -- Тебя там не было.
-- Видишь, забыла, крошка, -- засмеялся фавн. -- Лет пятьдесят назад мы
с тобой резвились в тех вон кустах, которые превратились в каштановую рощу.
Наяда поглядела в ту сторону, но ничего не вспомнила. -- Они как ветер, --
сказала Харикло, -- наяды, нимфы, нереиды... Они помнят лишь вчерашний день
и удовольствия нынешнего вечера.
Кора разглядывала гигантского мускулистого разбойника. Череп его был
проломлен, лицо изуродовано. -- Чем его так?
-- Я все видела! -- сообщила наяда. -- Это сделал Тесей. Этот мерзавец
Тесей. Из Трезена, внук тамошнего Питфея. Он шел в Афины совершать подвиги.
Такой противный, вы не представляете! А мой миленький Перифет увидел его и,
как всегда, вежливо спрашивает, ты куда направляешь свой путь, о добрый
чужестранец...
Харикло взяла с повозки кусок холста и накрыла лицо разбойника.
