для ее жизни и жизни человечества пока нет. Хотя, конечно, девочка требует к
себе повышенного внимания -- такой возраст... что поделаешь!
-- Вероника, -- сказала директриса, -- я тебя понимаю. Трудно девушке в
таком возрасте находиться в четырех стенах, даже если это золотые стены. Но
ты знаешь, что с окончанием школы заканчивается и исследование тебя. Мы
будем надеяться, что твои родители будут найдены и откроется тайна твоего
происхождения. И ты вернешься в свою семью или, если захочешь, продолжишь
свое образование на Земле.
-- А вот это никому не известно! -- резко возразила Вероника, и ее щеки
окрасились ярким румянцем. -- Откуда мне знать, что я -- обыкновенный
человек? А вдруг во мне таится чудовище? Или страшный микроб? Или по
достижении совершеннолетия я взорвусь, подняв в воздух весь ваш любимый
остров?
-- О нет! -- воскликнула директриса, которая и сама всегда жила в ужасе
от такой возможности. -- Это так на тебя не похоже. Вероника! Ведь ты всегда
была хорошей пейти!
-- Была, да кончилась, -- сурово ответила Вероника. Она обратила свой
воспаленный взор к большому портрету лилового красавца и воскликнула: -- О
мой Джон, ты один во всем свете не боишься меня, ты один мне доверяешь! О,
как я устала жить в роли потенциального чудовища, быть чужой среди людей, к
которым я так стремлюсь всем сердцем. Я хочу быть обыкновенной девушкой, я
хочу целоваться с простым сельским парнем, но даже здесь судьба смеется надо
мной -- из всех возможных поклонников мне достался лишь один -- труп,
разбившийся вдребезги о вершину Килиманджаро!
-- Эвереста, -- поправила воспитанницу памятливая директриса.
-- Ах, какое мне дело до того, как называется та гора, которая
подставила под твое мягкое тело свои острые скалы! И ты остался лишь
видением... Но и этого мне не дано! И это у меня отбирают!
-- Никто не отбирает его у тебя, -- откликнулась директриса. -- Ты
вольна любить этого Джона. Только не принимай так близко к сердцу. Учись,
гуляй, играй в подвижные игры... никто не будет тебе мешать. Ведь нас
беспокоит лишь твое душевное состояние!
Но Вероника не слушала добрую директрису. Она рухнула на кровать и
залилась горькими слезами.
Комиссар Милодар внимательно слушал рассказ директрисы. Он поднялся,
подошел к окну и стал вглядываться в озерную даль, затянутую мелким дождем.
-- И что же заставило вас не поверить девушке? -- спросил он наконец.
-- Как вы догадались, что я не поверила? -- Иначе зачем вам ночью
бегать по острову? -- Тьетенкин, -- согласилась директриса. -- То есть
разумно с вашей стороны. Я не до конца поверила девушке. Потому что я
просила врача усилить наблюдение за этим ребенком... -- Сколько ребенку лет?
-- Семнадцать по земному счету. Но мы не знаем, сколько по ее счету.
-- Надо бы раньше выпускать ваших птенчиков на волю! Они застаиваются в
гнездышке.
-- О, я вас понимаю! Но есть указание ИнтерГпола задерживать пребывание
сирот на Детском острове до последней крайности. Сироты должны быть
идентифицированы. -- Как? -- удивился комиссар. -- Это есть русское слово!
-- гордо сказала директриса, которой не всегда легко давались очень длинные
русские слова.
-- Ну да, конечно, -- согласился комиссар. --А я уж было решил, что
чукотское.
Директриса не оценила юмора и продолжала свой рассказ.
-- Рапорт врача сообщил, что душевное состояние Вероники остается
напряженным. Что ей свойственны резкие перепады настроений.
-- Может быть, это возрастное? -- спросил комиссар. -- Нет, доктор
полагает, что это связано с активным романом. Что он либо существует, либо
почти существует.
-- Что говорят воспитанницы? -- Они буквально заворожены тем, что у
Вероники происходит роман с самым настоящим таинственным мертвецом. -- Они в
это верят? -- Все без исключения! -- И не шокированы этим?
-- Наоборот, комиссар. У нас особенный контингент сирот. Они чувствуют
себя мизерабль. -- Это по-фински?
-- Нет, это название романа французского писателя Виктора Гюго.
-- Вы хотите сказать, что они верят Веронике назло вам, госпожа
Аалтонен?
-- Нет, не мне, -- твердо возразила директриса. -- А вам, господин
комиссар. Всей бесчеловечной системе, которая заточила на острове детей, и
без того лишенных родительской ласки.
Директриса смахнула случайную слезинку. Комиссару стало неловко, будто
это он придумал такую жуткую долю для детишек. -- Продолжайте, -- отрезал
он. Директриса пожала плечами, и комиссар понял, что душой она остается на
стороне сироток и потому ее пора менять: при таком эмоциональном состоянии
руководителя колонии недолго и до беды. Под грубой, массивной, широкоскулой,
белоглазой оболочкой директрисы трепетало слишком чувствительное сердце.
Если та же Вероника окажется опасной, директриса может закрыть на это глаза
из жалости к девушке. К сожалению, жалость -- это личное чувство, а на
директрисе лежит ответственность за судьбы детей и Земли в целом.
Сделав мысленно зарубку в памяти-- приговор директрисе, Милодар
дослушал рассказ.
Оказывается, вчера ночью дежурная по дортуарам старших групп сообщила
ей, что Вероника только что покинула свою спальню и пробирается к выходу из
замка. Старшие группы знали все секреты замка и отлично знали, что его
неприступность и древность -- лишь кажущиеся. На самом деле опытный человек
может выбраться из замка и незаметно возвратиться в него в любой момент.
Пока Вероника спускалась на кухню, чтобы оттуда через склад подземным
ходом выбраться за ворота, директриса, не поднимая лишнего шума, надела
серый плащ и последовала за Вероникой. Директриса понимала, что девушка
задумала нечто запретное, но не знала еще, насколько запретное.
Вероника, несмотря на ужасную погоду, одетая лишь в пеньюар, сбежала к
причалу, и там, как оказалось, в сторожке возле причалов ее ждал некий
молодой человек, показавшийся директрисе весьма темнокожим. И хоть в
последующих событиях директриса не имела возможности тщательно рассмотреть
охальника, она могла бы поклясться, что молодой человек как две капли воды
похож на покойника, чей большой портрет висит над кроватью Вероники. Более
того, директриса могла поклясться, что роман Вероники с покойником зашел так
далеко, что если бы не своевременное вмешательство госпожи Аалтонен,
Вероника наверняка лишилась бы девичьей чести, которую она охраняла совсем
не так тщательно, как положено это делать девицам семнадцати лет.
Но вот дальнейшие события директрисе были непонятны и ее пугали.
Насколько она смогла увидеть, моторка, на которой пытался скрыться
покойник, перевернулась и фиолетовый любовник скрылся в волнах Ладожского
озера. Утонул ли он в ледяной воде или смог выбраться, оставалось тайной. По
крайней мере, после того как директриса утащила в замок плачущую Веронику,
она подняла по тревоге спасательные службы озера. Но ни остатков лодки, ни
тела покойника отыскать не удалось. Если Джон Грибкофф погиб вторично, то на
этот раз бесследно.
Вся эта история и заставила директрису в тот же день связаться по
инструкции с ИнтерГполом и лично с комиссаром Милодаром.
Комиссар Милодар внимательно выслушал сообщение директрисы, которая
очень боялась, что комиссар поднимет ее на смех.
Ничего подобного. Милодар бросил все свои дела и немедленно прибыл в
детский дом.
-- Да, -- сказал он, когда директриса завершила рассказ. -- И что же вы
думаете?
-- Ничего уже не думаю, -- призналась госпожа Аалтонен. -- Я видела
черт знает что, я слышала черт знает что, и мне хочется поскорее уйти на
пенсию, уехать на острова Зеленого Мыса и открыть там школы для одаренных
детей-акварелистов.
Милодар посмотрел на директрису в изумлении, но промолчал, потому что и
сам ловил себя в последнее время на желании бросить все к чертовой бабушке и
заняться поисками подводных сокровищ, утерянных испанскими галионами по пути
из Панамы к Барселоне.
-- Тогда, -- произнес комиссар Милодар, -- нам ничего не остается, как
побеседовать с потерпевшей.
Директриса понимала, что комиссар прав, и, тяжело вздохнув, повела его
через двор во флигель, примыкавший к восточной стене замка, где
располагались спальни воспитанников.
Вероника, пробыв два часа в лазарете, где выяснилось, что ничто в ней
не повреждено, возвратилась к себе в комнату. Где и улеглась на постель,
потому что была на тот день освобождена от занятий.
Она лежала на постели, закрыв глаза и отказываясь принимать пищу, даже
компот из ананасов без сахара, к которому она была весьма неравнодушна.
На соседней кровати сидела девушка по имени Ко, читавшая книгу
Достоевского "Идиот", что говорило о хорошей постановке образования на
Детском острове.
Девушка Ко произвела на комиссара двойственное впечатление. С одной
стороны, она была робкой, -- даже встав, чтобы поклониться комиссару и
госпоже Аалтонен, она не посмела поднять взор. Но когда через несколько
минут он перехватил ее взгляд, тот удивил его смелостью и даже некоторой
наглостью.
Несмотря на то что девушка Ко и Вероника, занимавшие соседние койки в
дортуаре, были совершенно различны, опытный взгляд комиссара Милодара уловил
близкое между ними сходство. Ко была голубоглазой блондинкой.-- ее пышные
пшеничные тяжелые волосы никогда не знали еще краски или парикмахерских
щипцов. Вероника же, лежавшая на кровати с закрытыми глазами, была
пышноволосой брюнеткой, и цвет ее глаз был неизвестен. Но размером и
фигурами девушки были удивительно схожи.
-- Простите, -- сказал комиссар Милодар, -- простите за вторжение,
однако нас привело к вам чувство долга.
-- Ой, конечно же, садитесь, -- сказала Ко, откладывая Достоевского в
сторону. -- И вы, госпожа Аалто-нен, присаживайтесь. Мы вас ждали.
Говоря так, Ко сквозь опущенные ресницы разглядывала комиссара.
Комиссар Милодар был невелик ростом, отчего многим людям казался схожим
с небольшой хищной птицей, допустим, соколом. Этому способствовало и то, что
его крупный, крепкий нос чуть загибался к концу, создавая впечатление клюва.
Небольшую голову комиссара венчала копна черных с проседью курчавых жестких
волос. Женщины, которые любили комиссара Милодара, а его любили многие
женщины, более всего стремились запустить пальцы в его жесткую шевелюру. На
смуглом лице комиссара горели светло-карие, почти желтые, кошачьи, а может,
тоже птичьи глаза, которые, казалось, пронзали собеседника и утверждали: "Я
вижу тебя насквозь, негодница!" Ко невольно насторожилась. Но тут комиссар
засмеялся, и лицо его, такое жесткое и даже суровое, удивительным образом
преобразилось. Тонкие лучики побежали от уголков глаз, по-клоунски загнулись
углы тонких губ, даже нос потянулся кончиком кверху -- милее и добрее Ко не
приходилось видеть человека.
Осторожнее, приказала себе Ко, которая, несмотря на малый жизненный
опыт, отличалась наблюдательностью и недоверчивостью ко взрослым. Сверстники
могли быть друзьями, взрослые, почти без исключения, относились к сиротам
настороженно, опасливо и неискренне. Даже если при этом мило улыбались.
-- Вероника! -- воскликнул комиссар, подходя к ее кровати. -- Я пришел
помочь тебе. Лежи, лежи не поднимайся, у тебя нервный срыв. Мой долг тебе
помочь.
Вероника открыла синие глаза -- они оказались у нее такими же, как у
Ко. Только у Ко они были поярче и повеселее.
-- Чем же вы мне поможете, господин, имя которого мне забыли сообщить?
-- Ах, это мое упущение! -- воскликнула добрая госпожа Аалтонен. -- Я
