услышал замечание, брошенное проходившей мимо кафе девушкой, и оно стало
последней каплей, от которой он уже не смог увернуться: судя по акценту,
она была немкой, и обращалась к парню-французу на его языке: "J'espere que
ca n'arrive pas!"
"А филолог Шумахер рассказывал о девушке, которая утверждала, что
понимает марсиан, а потом оказалось, что это ублюдочный французский."
Он залпом выпил остатки коктейля так, словно эта мысль жгла ему горло,
и он надеялся вином погасить пожар. Стакан Арчин был еще наполовину полон,
и он, как это уже вошло у них в привычку, потянулся, чтобы допить. Но на
сей раз она остановила его руку.
- Я хочу сама.
Пол внимательно посмотрел на нее. Выражение ее лица его испугало. В
последнее время, после того, как он объяснил, что придется продать машину,
иначе у них не будет денег на жизнь, она стала пить почти столько же,
сколько он.
"Почему? Если бы я знал, все равно бы сам себе не признался."
Он не стал возражать. Он все чаще ловил себя на мысли, что чуть ли не
боится этой непостижимой девушки, к которой он приковал свою жизнь цепью и
выбросил ключ от замка. Примерно неделю назад ему впервые приснился сон,
который повторялся потом несколько раз; кошмары различались в деталях, но
неизменно заканчивались одним и тем же: она делает с ним то же самое, что
когда-то проделала с Фабердауном, медсестрой в Бликхеме, Рили и, наконец
Морисом Дукинсом, - неуловимое движение, против которого у него нет
защиты, и он остается лежать распростертым на земле, а она: уходит.
Хоть это было и рискованно, он воспользовался штампом паспорте,
доказывавшим медицинскую степень, и купил упаковку снотворного, поэтому
сегодня ночью обошлось без кошмаров, но расплачиваться за это приходилось
гудящей с утра головой.
- Я бы пошла поплавать, - неожиданно сказала она. - Мне нравится
штормовое море.
- Давай, - пробормотал он.
"Хорошо бы найти хоть что-то, что у меня получается лучше, чем у нее.
Пока я барахтаюсь на мелкоте, она успевает скрыться из виду, у нее
какой-то особый стиль плавания, похожий на кроль, только в другом ритме, а
прыжки со скал - она выныривает из воды, когда я покрываюсь холодным потом
и мурашками, и уже готов поверить, что она разбила о камни голову. А чему
она научила меня в постели: Она наверняка легко бы выучилась водить
машину, но я отговорил ее, сославшись на то, что у иностранцев всегда
много хлопот с правами. Теперь, когда мы остались без машины, это не имеет
значения."
Она допила вино, но плавать не пошла. По другой стороне улицы, как раз
напротив места, где они сидели, помахивая дубинкой, прогуливался
полицейский, он смотрел на лодки в гавани, а не на них. Тем не менее, Пол
поежился. В один прекрасный день ему на плечо опустится тяжелая рука:
машину он продал не совсем законно.
Сделать это по правилам не представлялось возможным. Во-первых, тогда
слишком много бюрократов стало бы копаться в его бумагах, во-вторых,
благодаря глупому британскому упрямству машины с левым рулем на континенте
были неудобны, в результате цена их падала в несколько раз.
В конце концов они встретили в местном казино какого-то типа
криминальной наружности, которому и досталась машина за обидно низкую
цену. Он слышал когда-то от богатых приятелей Айрис о профессиональных
игроках, которые умудрялись прожить целый сезон в Монте-Карло, выигрывая
каждый день так, чтобы хватало на еду и жилье, и не испытывая судьбу ни
для чего большего. Когда они приехали в Луз, он выглядел еще довольно
представительно, чтобы просиль членский билет в казино - это потом уже его
борода отросла слишком длинной и стала запутываться в колтуны. Он быстро
освоил некоторые приемы - ставить на противоположный цвет, когда пять или
шесть раз подряд выпадал один и тот же, удваивать ставку, если проиграл -
и, к удовольствию Арчин, собрал таким образом достаточно денег на шесть
беззаботных дней. Затем он, правда, увлекся и потерял на одиннадцати
черных подряд все, даже деньги, отложенные на членский взнос.
Так что машина ушла за гроши этому сочувствующему игроку.
Оставив:
- Ты собираешься просидеть тут целый день? - раздраженно спросила Арчин.
- Что-то у меня голова болит, - ответил Пол. - Иди поплавай, а я еще
немного посижу.
Мимо прошли двое парней в свитерах: похолодало. Увидев Арчин, одетую
лишь в пляжную накидку поверх бикини, они хором присвистнули. Она
улыбнулась и, перебежав улицу, направилась к пляжу. Пол задержал глаза на
парнях, чтобы посмотреть, не повернут ли они за ней, но те пошли своей
дорогой.
Оставшись один, он достал из-под стола сумку Арчин на длинной плетеной
ручке.
Там лежало то, что могло избавить его от нынешнего состояния. Он
подумывал о том, чтобы давать уроки английского, но этот язык и так все
вокруг знали, а французский Пола был слишком беден; пытался он разузнать и
насчет временной работы, но понял, что тогда придется слишком тесно
общаться с французскими властями, и решил не рисковать. Но был у него один
замысел, которым он поделился пока только с Арчин.
Замысел родился как защита от тяжелых предчувствий, когда через
некоторое время после того, как они покинули Англию, на него, особенно по
ночам, стал накатываться волнами панический ужас при мысли о том, что он
наделал. Уезжая, он поддался импульсу и захватил с собой Морисов подарок,
и теперь в каждой комнате, в которой они останавливались на ночлег, жуткие
часы, отмеряя время косой, наблюдали за их занятиями любовью. Глядя на
часы, Пол вспоминал Ллэнро. Он вводил Арчин в транс почти без усилий и
находил странное утешение в ее рассказах о волшебной земле.
С некоторых пор это превратилось в наркотик, хотя он и старался не
слишком утомлять Арчин. Если он видел на ее лице неудовольствие - за
долгие месяцы он научился вводить ее в гипноз единственным словом, - он
откладывал сеанс. Как возмещение себе самому он однажды записал все, что
мог вспомнить из ее рассказов, и тогда родилась идея написать книгу.
"И утереть нос Сопливому Элу! Жаль, нельзя использовать ни мое имя, ни
Арчин; придется все изменить до неузнаваемости, но ведь никто никогда не
слышал о Ллэнро:"
Мечты наяву расцветали пышным цветом, как только он принимался листать
записи:
обычаи Ллэнро, география, одежда, искусство, даже образцы непонятной
письменности. Он попытался учиться у Арчин этому языку, и был поражен его
логикой, особенно если сравнивать с аморфностью английского, но оказался
неспособным студентом и, выучив несколько фраз, оставил эту затею, не
желая нагружать ее нудной работой. Тем не менее, прямота, заключенная в их
самом распространенном приветствии, не "Как ты?", а "Кто ты?" казалась ему
поразительно уместной, особенно по сравнению с обтекаемостью форм его
родного языка.
С тех пор, как, перевернув всю свою жизнь, он убежал с Арчин из Чента,
катастрофические видения перестали его терзать, уступив место приступам
почти щенячьего оптимизма, однако, Полу они не казались странными. Сейчас,
перебирая страницы, на которых ему удалось привязать к бумаге бледное
отражение Ллэнро, он представлял себе издателя, который, дрожа от
возбуждения, выписывает ему чек на круглую сумму, а потом звонит каждое
утро узнать, когда же будет готова рукопись, пресс-конференции, права на
экранизацию:
А потом: критика неистовствует, читатели рвутся узнать еще и еще об
идеальном мире, из которого появилась Арчин, клубы и сообщества,
пытающиеся жить по законам Ллэнро: К этому времени он будет уже недосягаем
ни для каких обвинений; возможно, заплатит небольшой штраф за то, что
вписал Арчин в свой паспорт, но судья будет плакать, произнося приговор,
разразится речью, бичующей пороки своей страны, и уверит Пола, что если бы
она была хоть немного похожа на Ллэнро, весь этот фарс не понадобился бы.
Очень медленно до него дошло, что на противоположной стороне улицы
вновь появился полицейский, и на сей раз его взгляд упирается прямо в это
кафе. Ужас прополз у Пола вдоль спины. Он попросил принести счет, сунул
записи в сумку и как можно спокойнее двинулся в ту сторону, куда убежала
Арчин.
Он нашел ее на пляже в компании тех двух парней; все трое весело
боролись, стараясь повалить друг друга на песок. Разогревшись от
упражнений, парни поснимали свои свитера, и Арчин вскрикивала от восторга,
когда ее руки смыкались вокруг их загорелых мускулистых тел.
41
Мысль о ссоре с Арчин приводила его в ужас. Ссоры принадлежали эпохе
Пол-и-Айрис, а не эпохе Пол-и-Арчин; где-то у него в сознании, так
глубоко, что он никогда не пытался облечь эту мысль в слова, хранилось
убеждение, что Арчин понимает величину принесенной им жертвы и предана ему
так, словно является его собственностью.
Он боролся с этим весь день; за ланчем хмуро размышлял о стройных
беззаботных юношах, занятых только досугом, и почти все время молчал;
потом ему удалось встряхнуться, и они прогулялись до кэмпинга и обратно,
уворачиваясь от грубых объятий мистраля. Постепенно ему стало казаться,
что они смогут избежать выяснений, и за обедом он был уже почти самим
собой.
Но вечером, когда Арчин лежала голая на кровати, рассеянно разглядывая
потолок, а он, склонившись над умывальником, шумно вычищал изо рта вкус
выкуренных за день сигарет - недавно она впервые призналась, что запах
табака ей неприятен, - она неожиданно сказала:
- Знаешь, Арманд мне понравился больше.
- Что? - Он обернулся, вытирая с подбородка белую пену.
- Арманд. - Это имя прозвучало у нее почти как Ллэнро, а выражение
мечтательного удовольствия на ее лице заставило его сердце сжаться. - Тот,
который повыше и с карими глазами.
- Я не подходил к ним так близко, чтобы рассмотреть цвет глаз, - сухо
сказал Пол.
Она улыбнулась сладострастной улыбкой и закрыла глаза, словно бы для
того, чтобы получше разглядеть Арманда.
- Рассмотришь, если захочешь. По-моему, он немного похож на тех,
которых мы видели - как называлось это место? Я забыла. Два парня и две
девушки, с которыми мы тогда ночевали. Такие люди напоминают мне Ллэнро.
Завтра я с ним встречусь - я ему обещала. А ночью, если ты захочешь, я
научу вас: - Она заколебалась, потом ее глаза, мигнув, открылись вновь. -
Обычаю? Нет, больше подходит слово игра.
- Что еще за игра? - спросил Пол, голос его скрежетал, с трудом
прорываясь сквозь сильный привкус зуброй пасты.
Она хихикнула и нечего не ответила.
- Ты не спросила меня, можно ли встречаться с ним завтра, - сказал Пол
после паузы и тут же испугался, что за этими словами последует то, чего он
так старался избежать.
- Спрашивать тебя? Зачем? - она приподнялась на локте и для
устойчивости обхватила себя второй рукой под грудью.
"Я все время повторял себе: единственный свободный человек, которого я
встречал.
Но ведь свобода распространяется и на:"
Он спросил:
- Зачем тебе встречаться с ним наедине?
- А ты как думаешь? - презрительная нотка в ее голосе явно выдавала
какого-то неизвестного и невольного учителя из Чента. - У него прекрасное
тело и крепкие мускулы.
Некоторое время Пол молчал. Наконец, сказал:
- А как же я?
Теперь настал ее черед молчать. Он поторопил:
- Ну?
- Пол, тогда, когда мы ночевали на берегу, ты не:
- Ты знаешь, о чем я говорю, - перебил Пол.
- Ты считаешь меня глупой? Почему ты говоришь таким неприятным голосом?
Разве неправда, что он, - она щелкнула пальцами, - пре: красивый?
- И что с того?
"Вдруг оказалось, что между нами огромный барьер, почти такой же
непреодолимый, как тот, который отделяет тяжелых душевнобольных: Нет,
стоп."
Неимоверным усилием он взял себя в руки. Он сказал:
- Тебе нужен другой мужчина просто для разнообразия? Тебе со мной
скучно? Ты это хочешь сказать?
- Пол, у тебя очень тяжелый голос, и :
- Это? - Он шагнул к кровати; в руках он все еще держал полотенце,
которым недавно вытирал подбородок, и она отшатнулась, словно испугавшись,
