что он сейчас ее хлестнет.
- Ты боишься, - сказала она. - Чего? Ты думаешь, что ты не такой
хороший мужчина, чтобы интересовать меня все время. Пол, ради: ради Бога!
Здесь или в Ллэнро, человек - это человек, и нет ничего стыдного в том,
что мы люди.
Она скинула ноги на пол и села на кровати, вцепившись руками в матрац.
- Чего ты боишься? Я человек, и ты тоже. Я не уйду завтра с Армандом
только потому, что он мне понравился, и потому что он красивый. Я не знаю,
такой ли он добрый, как ты, такой ли он умный, как ты. Возможно, он такой
же эгоист, как большинство людей в вашем мире - кто это может сказать?
- Значит, ты решила это выяснить?
- А почему бы и нет? - она дерзко дернула подбородком. - Я снова
спрашиваю, чего ты боишься? Ты жил в Англии с другой девушкой, ты был с
двумя другими, я сама это видела. Или ты думаешь, что в этом мире не
найдется для тебя женшины? Это плохое место, но все же не такое, как
Чентская больница!
Пол чувствовал, как все мускулы его лица складываются в горькую маску,
закрывая его от слов, которые она говорила, и которые еще скажет.
А Арчин, ничего не замечая, продолжала:
- Мне очень жаль, что я нашла сегодня Арманда, а ты никого не нашел. Но
это неважно.
- Неважно! - Плотина удерживала его голос, и сквозь нее прорывалось
лишь дрожащее яростью эхо ее слов.
- Да, неважно - это хорошее слово! Мы в Ллэнро говорим то же самое. Она
гибко изогнулась и откинулась на подушку, словно заканчивая дискуссию. -
Пол, ты должен был понять, пока был со мной, что есть вещи, которые мы
знаем в Ллэнро, и о которых вы здесь не имеете понятия. Я - как это
сказать по-английски? - я для тебя как горсть. Да, как пригоршня песка,
когда набираешь его в руку, а он протекает между пальцами. Я утомляю тебя.
Ты поэтому сегодня такой усталый.
- Я сегодня усталый, потому что:
- Пол! - Она произнесла его имя громким шепотом, но с такой силой, что
он оборвал себя на полуслове. - Пол, в вашем мире все, даже ты, стыдятся
вещей, в которых нет ничего стыдного. Я не обвиняю тебя, поэтому не нужно
извиняться. - Она улыбнулась и протянула руки. - Иди ко мне. Я не буду
сегодня: ах:
требовательной. Завтра я посмотрю, есть ли в Арманде что-нибудь от
Ллэнро, позову его сюда, и научу вас игре.
Мир содрогнулся на своей оси. Борясь с землетрясением, засасывавшем его
в воронку, Пол повернулся к умывальнику, повесил, наконец, полотенце и
аккуратно расправил его на перекладине. Не глядя на Арчин, он сказал:
- Значит, ты хочешь двоих мужчин одновременно.
- Можно попробовать поискать тебе девушку, но:
"Это неправда. Я поскользнулся на тропе настоящей жизни и оказался в
разрушенном тупике, где живет другой Пол Фидлер."
- Но, - продолжала она, - я не вижу здесь подходящей. На прошлой неделе
была одна блондинка:
- Ты сумасшедшая, - сказал Пол, вкладывая в эти слова все свое существо.
"Попало!"
Она подскочила на кровати. Вид у нее стал испуганным.
- Пол, я показала тебе кучу вещей, которые нравятся телу, ты этого не
знал, хотя ты доктор, и изучил все нервы! Ты говорил, что это хорошо, ты
дрожал, и стонал, и задыхался, и говорил, что любишь меня.
"Это правда, будьте вы прокляты, правда. В кончиках пальцев у нее
больше страсти, чем у Айрис во всей ее терпеливой туше!"
- Я не хотел сказать, что ты сумасшедшая, - отчаянно выкрикнул Пол. -
Но то, что ты говоришь - сумасшествие.
- Это - сумасшествие? - Она вскочила с кровати и тронула его так, как
он никогда в своей жизни не мечтал, не знал, что такое бывает, пока она не
проделала с ним это в первый раз в убогом отеле на шоссе номер пять, и
прикосновение заставило ожить и зазвенеть все его нервы от подошв до
макушки; ее пальцы нашли нужное место с той же точностью, с какой она
уложила Рили на больничных танцах. - Самое лучшее в жизни человек получает
от своего тела, а в вашем мире никто, никто не умеет с ним правильно
обращаться! Это ваш мир сумасшедший, а не мой!
"Но я ведь писал то же самое, почти теми же словами, я собирался
говорить об этом в книге о Ллэнро!"
Но призрак Мориса Дукинса, что-то отвратительно бормочущего, встал
между ним и Арчин, и Пол смотрел на него - невидимого ей - глазами,
подобными обломкам камня. Под этим взглядом она упала на постель и
забилась в беспомощных рыданиях, идущих из самой глубины ее существа.
- Пол! - его имя, искаженное плачем, было первым внятным звуком,
которые он смог разобрать сквозь ее стоны. - Я не могу ничего поделать! Я
боролась, сколько могла, но они сделали меня такой, и:
- Кто? - спросил Пол, вовсе не для того, чтобы услышать понятный ответ,
и она произнесла слово, которое уже звучало в Ченте, когда она утверждала,
что приказом таинственных "они" ей запрещено говорить, кто она такая.
Откуда-то с самого далекого края его сознания всплыло вдруг что-то
отвратительное; он ощущал его и не мог сфокусировать на нем внимание.
Ошеломленный, не зная, что делать, он неловко примостился рядом с
девушкой и, пытаясь успокоить, стал равномерными движениями пальцев
осторожно поглаживать ее по затылку и спине. Мало-помалу она затихла,
словно устала рыданий, и погрузилась в некое подобие сна.
- Арчин? - мягко позвал он.
Она откликнулась голосом, который он слышал каждый день в Ченте и
бесчисленное число раз потом, когда непреодолимое желание послушать о
Ллэнро пересиливало в нем боязнь ее беспокоить. Что-то отталкивающее
ползало вокруг его сознания и мерзко хихикало, и он наконец сообразил, что
случайно погрузил ее в гипнотический транс, единственным необходимым
элементом для которого был правильный ритм.
Он отнял от ее тела дрожащие руки и сцепил пальцы, тщетно пытаясь унять
их биение. Он спросил:
- Арчин, что они с тобой сделали?
Позже он обвел взглядом комнату. Они жили в ней уже много дней и ночей
с тех пор, как приехали в Луз, но он не узнавал ничего - кроме ужасных
часов, которые он, как обычно, поставил на полку, чтобы фигура Времени
могла наблюдать за их любовью и благословлять их равномерными взмахами
косы. Все остальное было странным, невозможным, непостижимым: умывальник,
биде, шкаф, куда они вешали одежду, даже кровать, доставившая им столько
удовольствия.
Пол Фидлер не имел больше ничего общего с вялым телом, носившим его
лицо и имя.
Из удобной точки на другом краю пропасти, протянувшейся на тысячи миль
в безымянном направлении, он смотрел на мужчину, сидящего рядом с
прекрасной обнаженной девушкой, которая мирно спала, уткнувшись лицом в
подушку.
Он видел, как руки мужчины открывают чемодан, привезенный из какой-то
далекой и неправдоподобной страны, безошибочно достают оттуда короткий
стеклянный цилиндр, снабженный блестящей иглой и гладким стальным поршнем.
Этот предмет оказался перенесенным к умывальнику, где была вода; еще,
зажатая у мужчины в кулаке, нашлась бутылочка с белыми таблетками, которые
он, не считая, вытряхнул на блюдце и растер в порошок. Размешанные с
водой, они были вылиты в стеклянный цилиндр - сколько поместилось.
- Лежи тихо, - услышал он слова; голос каким-то образом соотносился с
существом, носившим его имя. - Это поможет тебе уснуть.
Иголка проколола тонкую бледную кожу на руке девушки точно в том месте,
где темнела голубая вена, и поршень толкнул жидкость вниз.
Тишина протянулась через всю эту безмерную пропасть, потом руки
вытащили, наконец, иглу, голова склонилась, губы прикоснулись к губам
спящей девушки, а единственная капля крови скатилась вниз и расплылась на
одеяле.
42
"Внутривенно это должно подействовать максимум через полчаса и очень
легко:
мягкая остановка сердца, а в мозгу уже ни одной мысли, только сны."
Пол брел по пляжу, а сознание следовало за его телом на расстоянии, как
детский шарик на длинной нитке.
"Нет такого места - Ллэнро, никогда не было и никогда не будет; как я
мог в него поверить?"
Мистралю было мало дела до того, ночь сейчас или день. Он пытался
заговорить с ним, завывая в мачтах лодок и яхт, потом, увидев, что Пол не
обращает на него внимания, разозлился всерьез и принялся кидать ему в лицо
песок. Пол равнодушно отплевывался.
"Они победили ее, она боролась (в Ченте была агония), но они оказались
сильнее, хоть и не могли уже ее достать:"
В казино, несмотря на атаки мистраля, горел свет и играла музыка.
"Кто они? Перед лицом безликой угрозы ночного моря ответить легко.
Величайшие тираны, создавшие самую умную тиранию из всех, которые
когда-либо порождала раса."
Ветер говорил громко и отчетливо: "Неееееет Ллэнрооооооо!" Пол бездумно
кивнул, соглашаясь. Он подошел к молу, в конце которого примостилось
казино. Мол был намного шире натянутого каната, но волны и ветер
раскачивали его с обоих сторон, и когда Пол опускал глаза, ему казалось,
что он балансирует над бездной. В казино сидели люди, и Пол почему-то
подумал, что, увидев его, они начнут смеяться. Он повернул назад и снова
побрел по пляжу.
"Пол дурак Фидлер, который поверил в несусветную ложь, бросил брак,
возможность иметь ребенка, карьеру с призовой табличкой "Консультант":
Здесь, на берегу лучше, спокойнее, вот только ветер. Почти ни в одном из
открытых кафе нет света.
Где здесь дорога из Луза в Ллэнро?"
Сухой песок забрался в ботинки и царапал кожу. Он обрадовался этой
боли, как епитимье.
"Я забыл или не заметил: такую глупую, такую простую вещь. То, что
полуправда, - всегда полуложь. В каком-то месте, которое называется не
Ллэнро, но все равно находится под немыслимым углом отсюда, и где тоже
есть Пол Фидлер, живет лживая правда о том, что они тоже люди. Но не в
призраке рая по имени Ллэнро. В мире-тюрьме, которым правят они, те кто,
не спросясь, забирают у человека душу:"
Он глубоко вздохнул, и поток его мыслей, приноравливаясь к ритму шагов,
унесся к тому, что он услышал сегодня ночью; он принялся разбирать факты,
которые знал, но предпочитал не замечать, сортировать правду и полуправду.
"Если бы я только задал единственный вопрос - он вертелся у меня в
голове, но мне нравилось быть слепым. Я должен был спросить: "Для чего
мирная страна Ллэнро учит своих детей убивать голыми руками?" Под самым
носом! Под самым моим глупым проклятым носом!"
Он застонал вслух и поймал себя на нелепом страхе того, что его услышат.
"Давай теперь спокойно: нет второго Эдема по имени Ллэнро, где в полях,
покрытых огромными цветами, мирно живут люди и звери, а влюбленные слушают
музыку звезд.
Есть немыслимая диктатура, управляемая горсткой мужчин и женщин,
которых лишь холодный расчет отделяет от того, чтобы уничтожить
находящихся в полной их власти миллионы жизней. Купленное или украденное
могущество сделало их абсолютно безнравственными, и они любят свою долгую
жизнь гораздо сильнее окончательной власти, которую могут получить ценой
борьбы и войн, но в которых рискуют погибнуть."
"Ссоры без борьбы, интриги, без кровавых ударов, им становится скучно.
Как паллиатив, предлагаются оргии. Но тогда миллионы людей расползутся по
изнасилованноиу лику земли; это опасно не только для правителей, не
желающих увеличивать свое число и делиться властью, но и для масс, которым
секс призван заменить наркотик. Выход - миллионы стерильных женщин,
бесплодных, как Арчин; производство их поставлено на поток, и лишь очень
редко в процесс вкрадывается ошибка, и смесь оказывается слишком богатой."
"Как Арчин."
"За сотни лет правители пресыщаются. Им уже не хватает эротических
возбудителей, которыми довольствуется плебс; требуются острые ощущения.
Ими должны стать совсем другие стимуляторы. Дети. Трупы. Возбуждающие
зрелища. Например: хрупкая девушка так захвачена вожделением к своему
господину, что голыми руками прокладывает себе дорогу сквозь его
телохранителей и расстилается перед ним, истекая потом и кровью и умоляя
заняться с ней любовью под аккомпанимент смертных стонов ее жертв."
"Но увлекшись оргией, девушка может забыть инструкции; влекомая
