новую информацию, даже если она не оказалась очень важной. Я поражен
образцом марсианской чести и хочу извиниться за наше вчерашнее недоверие к
вам.
Но это было лишь красивым вступлением. Он сделал небольшую паузу.
- В известном смысле вы все же не выполнили обязательство, -
продолжал Питер, - может быть, вы позволите мне просить вас... э...
воздержаться от упоминания факта, что...
Внезапно я пришел в ярость. Я шагнул к нему, возвышаясь над его
приземистой фигурой.
- Вы что, обращаетесь с марсианской честью, как с разновидностью
денег? Во сколько вы оцениваете ее, что до сих пор считаете меня своим
должником?!
- Нет, я не хочу сказать...
- Тогда что, во имя космоса, вы хотите сказать?
Я ясно видел его намерения, вызывавшие во мне ярость. Невольно мне
пришла в голову мысль, что лучше разрешить ему думать, будто он оскорбил
меня и прогнал прочь, чем показать себя очень умным, способным разгадать
его хитрости. Он наверняка даже и не предположил, что я могу сделать
определенные выводы относительно появления медведианина, существование
которого нужно держать в секрете. Я продолжал кричать:
- Это похоже на грязную коммерческую сделку. Мы, марсиане, всегда
ждали подобного от землян! Если бы вы подольше пожили на моей планете, то
навсегда излечились бы от этих низких второсортных мыслей!
На минуту наступила тишина.
- Извините, - сказал Питер наконец таким несчастным голосом, что я
едва не раскаялся. - Пожалуйста, отнеситесь к моим словам снисходительно:
я не знаю ваших традиций.
- Я тоже не знал ваших, - выпалил я. - Но сейчас узнал больше, чем
того хотел бы. До свидания!
На улице, в разреженной естественной атмосфере, чувствуя легкий озноб
от прикосновения к телу липкой влажной одежды, я рассмотрел свое
затруднительное положение. Мой план обратиться за помощью к Питеру и Лилит
не удался. Я почти ничего не узнал от Хоуска. Теперь я должен пойти и
смело выступить против Тодера - другого выбора не было. И я пошел, пытаясь
подытожить своим знания о нем. Кем бы он ни стал, но он уже не был мудрым,
многоуважаемым учителем из моего детства.
12
И тем не менее я колебался. Тодер был одной из нитей паутины,
сотканной вокруг меня, и я ему не доверял, даже боялся. Но мне казалось
странным, что он мог так сильно измениться. Разговаривая с ним вчера, я не
почувствовал никакого отчуждения. Он позволил себе несколько уклончивых
ответов, чтобы не допустить моей встречи с Лугасом, а в целом старик
оставался прежним Тодером.
Однако, если не он, кто же вмешался в мою память, после того как я,
измученный пыткой нейрохлыстом и потрясенный появлением у учителя Лугаса,
потерял сознание?
Может быть, действия Тодера имеют благородные мотивы?
Он говорил, что я владею большим количеством данных, чем сознаю это.
Предположим, Тодер был осведомлен о смысле событий, и боялся, что я могу
случайно найти ключ к разгадке, что насторожит другую заинтересованную
сторону, скажем, медведианскую фракцию, которая не замедлит организовать
еще одну ночь пыток.
Мне пришлось составить невероятно тонкую цепь рассуждений.
И тем не менее моя память восстановилась легко и быстро, а это было
не похоже на Тодера. Возможно, провалы моей памяти не должны были длиться
долго - на это намекали и некоторые факты. К тому же оставался один
пробел, не замаскированный фальшивыми воспоминаниями. Даже если бы я не
объединил все фрагменты прошлого и ошибочно считал их элементами яркого
сна, я достаточно скоро встревожился бы, увидев дату.
И еще одно, с возвращением памяти я приобрел очень ценное
воспоминание. Попросту говоря, когда я оказался лицом к лицу с Хоуском и
был так потрясен, что не мог сдвинуться с места, я выполнил - быстро и
верно - умственную гимнастику, ту, которую уже не пробовал четыре года и
никогда раньше не делал полностью, даже под терпеливым руководством
Тодера.
Как будто Тодер хотел заплатить таким образом за свое вторжение в мой
мозг.
В таком случае была ли его цель такой же честной, как желание
непременно удержать меня от мести? Я хорошо понимаю, что не смог бы жить
спокойно до тех пор, пока не сведу счеты с палачами в масках. Зная больше,
чем я, он мог действовать по двум причинам: отчасти - чтобы защитить меня,
отчасти - чтобы задержать мое вмешательство.
Но Тодер должен был действовать открыто, а не идти окольным путем, с
обидой подумал я и сразу же понял свою глупость. Если быть откровенным,
очень глупо говорить, что "он должен был". Я без сознания рухнул на пол,
и, должно быть, несколько часов мой мозг был недоступен для него. Старик
наверняка спорил с Лугасом, пытался убедить его долгими запутанными
объяснениями в мою пользу. И, кроме того, мы не встречались уже много лет,
почему он должен был сразу же доверить важные секреты, а в этом я был
уверен, бывшему воспитаннику?
Тем не менее его связь с Лугасом меня настораживала. Почему землянин
выдавал себя за центаврианина? Причем, надо отметить, он с успехом
выдержал экзамен у самих центавриан и лишь вследствие небольшой оплошности
позволил мне распознать себя! Все мыслимые объяснения были далеки от тех,
к которым мог иметь отношение скромный марсианский учитель.
Я пришел к заключению, что Тодер уже тогда, когда я учился у него, не
был просто учителем.
Итак, ему не избежать встречи со мной. Я чувствовал себя отступающим
на новые позиции для последующего наступления. Годы, в течение которых я
не видел Тодера и даже почти не думал о нем, стали предметом моих
раздумий. Я должен ответить на вопрос: когда и при каких обстоятельствах
он оставил дом в старом квартале, где я воспитывался, и переехал в хорошо
ухоженный дом в районе, часто посещаемом иностранцами? Я должен построить
мост через все прошедшие без него годы.
Следовательно, прежде чем встретиться с ним снова, мне необходимо
вернуться в этот маленький район города, где песок, засыпавший крыши,
заставлял напрягаться пилоны.
В самом деле, я мог снова обратиться к Юме, польстить комплиментами
его памяти и поблагодарить за содействие во встрече с моим пятиюродным
братом майором Хоуском. Надо полагать, его феноменальная память поможет
установить круг людей, которые общались с Тодером в прежние годы.
Красный фон, золотистый атом гелия, серебристый квадрат с тремя
ромбами. Я не имел представления, чей это герб, но элементарные познания в
геральдике давали возможность понять его смысл. Стилизованное изображение
атома - два пересекающихся под прямым углом эллипса вокруг ядра -
несомненно, символизируют физику, серебристый квадрат - это условное
обозначение старшего сына, три ромба, скорее всего, отличительный знак
какой-нибудь знаменитой фамилии.
Хм... В какой-то мере язык символов может быть очень информативен.
Неудивительно, что центавриане, гордящиеся своими родственными связями с
именитыми людьми, сделавшие родственный протекционизм нормой жизни, очень
серьезно относились к геральдике. И, конечно же, неудивительно, что
медведиане не видели в ней никакого смысла. По этой причине, я уверен,
половина детей моих медведианских друзей не были законнорожденными, и это
никого не удивляло. Самое главное - родился ребенок, отцовство уже имело
мало значения.
В своем восхищении медведианскими обычаями я зашел слишком далеко,
чем мог себе позволить как марсианин. Но я не способен отречься от того,
чему всегда симпатизировал.
Изображение сменилось. Золотисто-зеленый с золотом гербовый щит с
зубчатым верхом, соболь, двухголовый грифон: одну голову грифа украшала
корона, шею другой - ошейник. Я в недоумении разглядывал это чудище и
думал, что даже геральдическая символика может иногда быть чертовски
мрачной.
Дверь была закрыта, но, конечно же, не на замок. Марсиане не запирали
двери. Я еле удержался, чтобы по привычке не ударить по ней, - теперь
двери откатывали в сторону. Я вошел внутрь.
Здесь было темно, темнее, чем в туннеле. В этом районе мало
занимались очисткой зданий от песка. Большая часть прозрачных потолочных
панелей была засыпана. Через какое-то время мои глаза привыкли, и я смог
различить окружающие предметы.
Послышались голоса Юмы и короля геральдической палаты. Я быстро
подкрался к двери комнаты, в которой они разговаривали.
- Мы просто должны привлечь свежие ветви для этой личности! -
говорила женщина. - Тридцать два деления, пять из них разделены на
четверти и один разделен еще на четыре. Геенна огненная, это похуже, чем
португальское королевское семейство!
- У нас не получится, - ответил Юма. - Он ничего не сделал, что может
привлечь ветви.
- Это очень все хорошо для тебя с твоей феноменальной памятью, -
последовал быстрый ответ. - Я не только украшаю геральдическими знаками
эту чертову вещь, но и снабжаю ее бумагой. Без ветвей придется
использовать микроскоп, чтобы что-нибудь разобрать.
- Ну, в известном смысле, это тоже своего рода микроскоп, не так ли?
- проворчал Юма.
Женщина резко рассмеялась. Смысл шутки полностью ускользнул от меня.
Затем она вздохнула:
- Ты прав, конечно. Однако со всем этим талантом, объясняемым
происхождением, думаешь, он превратит свою жизнь в нечто лучшее, чем
обычное прозябание?
- Он занимается выращиванием детей, - сказал Юма и добавил с едва
скрытой злостью: - Вероятно, чтобы вы смогли насладиться созерцанием
гербов его потомков! Их герб "Байдни де Гаваннез" с двумя разделенными на
четверти четвертями от его собственного.
- Ох, замолчи, - послышался шелест бумаги. - Геенна огненная! Пойди и
найди мне пару квадратных дюймов "сила против силы". Понял? Мы немного
имели в запасе.
Я бесшумно отступил назад к входной двери, открыл ее и захлопнул
снова, словно только что вошел. В вестибюле появился Юма. Он узнал меня,
слабо улыбнулся и спросил:
- О, я могу вам чем-нибудь помочь?
- Кто там? - крикнула женщина.
- Рэй Мэлин, который был здесь вчера!
- У-у. Там много этого материала? Мне нужно для двух ветвей в правую
четверть.
Юма вздохнул. Я решил начать издалека:
- По правде сказать, у меня нет никакого дела, не позволите ли мне
помочь вам?
- Спасибо, - он пересек вестибюль, подошел к шкафу у оклеенной обоями
стены.
В те времена, когда я был воспитанником Тодера, в этом шкафу
находились различные предметы, учебные пособия, которые учитель
использовал на своих уроках с малышами. Сейчас шкаф был доверху набит
крошечными банками с краской, рулонами золотой и серебряной бумаги,
пачками геральдических эмблем, образцами гербов различных размеров.
Юма приступил к разбору пакетов, а я продолжал говорить:
- Я действительно пришел поблагодарить вас и сообщить, что встретился
со своим центаврианским родственником.
- Майором Хоуском? - спросил Юма. - Покончим с этим, - пробормотал он
сам себе, вытащив дюймовой толщины папку с эмблемами геральдических цветов
и поставив ее обратно.
- У вас уникальная память, - сказал я сердечно.
- Я эйдетист, - пожал Юма плечами. - У некоторых людей есть это, у
некоторых нет.
Он нашел, что искал: кусок материи с рисунком, похожим на ряд
рукописных букв "Г", который можно обрезать по размеру и наклеить в нужное
место герба.
Стало ясно, что лесть тут не поможет. Я решил подойти к нему с другой
стороны.
- Ваши предки наверняка были замечательными людьми, раз снабдили вас
таким талантом! Вы должны иметь прекрасное генеалогическое дерево.
