живот. В отличие от несчастного Гунастра, распоровшего брюхо
волку-Сигмунду, у Синфьотли не было ощущения, будто оружие входит в
солому. Затрещали ткани живой плоти, и в лицо Синфьотли брызнула горячая
кровь. Волчица пронзительно закричала срывающимся женским голосом. На ее
пасти запузырилась кровавая пена. Она стала биться об пол своим сильным
гибким телом. Синфьотли отшатнулся, стирая кровь с лица. Лапы с острыми
когтями скребли пол, оставляя в нем глубокие борозды. Крики умирающей
становились все тише. Странный глухой голос произнес в темноте конюшни:
- Господин...
Синфьотли затрясся. С этим словом к нему могла обратиться только она,
проклятая ведьма. Хильда всегда считала своим господином Синфьотли, потому
что именно он привел ее в дом и отдал в услужение своей матери. Будь
сейчас у Синфьотли в руках второй кол, он бы и его вонзил ей в сердце в
ответ на это обращение.
Тряхнув головой, он провел ладонью по глазам и моргнул несколько раз.
В полумраке на полу конюшни лежала, раскинув руки и подогнув под себя
ноги, женщина. Ее длинные светлые волосы разметались по грязному полу.
Густая прядь плавала в луже темной крови; через секунду волосы намокли,
отяжелели и опустились. Из ее живота торчал деревянный кол, загнанный в
тело безжалостно и грубо. Увидев это, Синфьотли невольно содрогнулся.
Превозмогая отвращение, он резким движением выдернул кол.. Тело
обмякло. Женщина вздохнула в последний раз, выплеснув из зияющей раны
слабенький фонтанчик крови, и затихла. Синфьотли схватил ее за ноги и
поволок вон из конюшни. Ногой оттолкнул притворившуюся было дверь и
швырнул тело убитой на снег.
Она упала, глухо стукнувшись головой о порог. Красная прядь легла на
ее лицо, залепив широко раскрытый рот. Синфьотли смотрел на нее не
отрываясь.
- Я убил тебя, - сказал он наконец. - Больше ты не будешь тревожить
покой моей дочери.
Ему казалось, что сознание у него мутится. Но это длилось лишь миг.
Затем он снова выпрямился, чувствуя себя сильным, отважным воином, который
знает, чего он хочет.
И все же что-то было не так. Как будто он нарушил чью-то волю или
ослушался, и теперь последует наказание.
Глупости! Синфьотли сердито передернул плечами. Ему нет дела до
чьей-то воли, чья бы она ни была. И о каком "наказании" может идти речь?
Разве ему нужно перед кем-то отчитываться?
Склонившись, он хозяйским движением убрал волосы с лица колдуньи. Он
ожидал увидеть мелкие черты Хильды и не сразу понял, кого убил, настолько
был ошеломлен тем, что перед ним _н_е_ Хильда. Осознать это было еще
труднее, чем понять самое страшное: на снегу с распоротым животом лежала
Соль. Нагое тело, оскверненное страшной раной, было синеватым от
кровопотери. Пышная грудь торчала так вызывающе, точно колола глаза. Соски
посинели и сморщились. В углах искусанного распухшего рта запеклась черная
пена. Подернутые белесой пеленой глаза закатились. Даже волосы, золотые
волосы Соль, казались мертвыми на пушистом свежем снегу.
- Нет, - тихо сказал Синфьотли. - Нет.
Он выпрямился, вытер лицо снегом, не замечая, что кровь волчицы-Соль
запачкала его с головы до ног. Потом повернулся и пошел прочь. Когда он
шел по улицам Халога, шатаясь и натыкаясь на прохожих, многие принимали
его за пьяного, а всезнайка Хуннар через несколько часов уже рассказывал в
казарме о том, что нынче на рассвете Синфьотли убил вервольфа и сошел с
ума.
18
Синфьотли остановился, точно от удара. Он не сразу понял, что
наткнулся на какое-то препятствие, а поняв, бессвязно выругался и
схватился за кинжал. Первым его порывом было желание распороть лоснящийся
черный бок лошади, преградившей ему путь. Чьи-то ноги качнулись в меховых
стременах и сжали лошадиные бока, не позволяя животному отпрянуть.
- Кто ты такой? - зарычал Синфьотли. - По какому праву останавливаешь
меня?
- Мое имя Амальрик, - отозвался чистый, детский голос. - Я
останавливаю тебя по праву сильного, Синфьотли.
Синфьотли поднял голову. Он увидел, что перед ним мальчик лет
двенадцати, в белом меховом плаще с красной шелковой подкладкой. Он был
вооружен. Льняные прямые волосы перетянуты простой кожаной лентой. Осанка
у этого ребенка была прямо-таки королевской, и неспроста: за спиной у него
стоял небольшой, но хорошо снаряженный отряд человек в пятнадцать. Этого
бью довольно, чтобы Синфьотли подчинился.
- Что тебе нужно, молодой граф? - спросил он.
- Ты убил вервольфа, - ответил мальчик.
- Откуда тебе известно, черт побери?
Амальрик пожал плечами. Его мальчишеское лицо, усыпанное бледными
веснушками, осталось серьезным, когда он ответил:
- Добрая слава об этом бежит впереди тебя верным псом, но страшная
кара за сделанное крадется за тобой по пятам, как медведь-людоед. Зачем
ждать, пока он встанет на дыбы за твоей спиной?
Синфьотли побелел и схватился за грудь. Но не страх был тому
причиной, смертная тоска по Соль вдруг овладела им, да так, что он
запрокинул голову и глухо простонал, невидящими глазами глядя в белесое
снежное небо. В этот миг он не был больше собой. Он словно вселился в тело
своего брата. Синфьотли не просто знал, что делает сейчас Сигмунд. Он
б_ы_л_ Сигмундом.
Он стоял посреди двора дома высокородной Сунильд над окровавленным
телом своей дочери и, не веря своим глазам, вглядывался в ее мертвые
черты. Нос уже заострился, скулы выступили, щеки ввалились. Снег как будто
исхлестан красной плеткой - это следы от окровавленных прядей волос.
Длинных золотых волос красавицы Соль.
Сигмунд закричал, падая в снег возле трупа девушки. Он обхватил
руками ее раскинутые ноги и прильнул ртом к коленям. Смертельный холод
встретили его губы там, где прежде встречали жар. Стройный белокурый
человек зарычал, - скаля зубы. Из угла его рта потекла слюна. Изнемогая от
тоски, тихо повизгивая, как пес, потерявший хозяина, Сигмунд скорчился
рядом с мертвой Соль. Судорогой свело его руки, жадно схватившие убитую за
плечи. Затем он приподнялся, вгляделся в ее прекрасное лицо и несколько
раз приложился к раскрытому рту, точно надеясь вдохнуть в нее жизнь. Соль
оставалась неподвижной.
- Кто убил тебя? - спросил он.
Она не ответила. Он знал, что она уже не ответит ему. И тогда он
сдался. Когда Сунильд вышла на крыльцо, она увидела, что Сигмунд, потеряв
голову, визжит и лижет зияющую рану на животе ее мертвой внучки.
- Что с ним, господин граф? - спросил один из дружинников, когда
Синфьотли безвольно опустился на снег возле ног лошади Амальрика.
Мальчик дернул поводья, и лошадь отступила на несколько шагов.
- Возьмите его в седло, - распорядился он. - Это обморок. Боюсь, что
рано или поздно вервольф придет за ним.
- Вервольф убит, - возразил кто-то.
Не оборачиваясь, Амальрик сказал:
- Их было двое. Я сам видел. Второй придет отомстить. Возьмите его в
седло, я сказал, и отвезите ко мне домой.
- Это неразумно... - начал тот же голос, но мальчик уже разворачивал
свою лошадь.
- Позвольте мне самому решать, - коротко бросил он на ходу.
Низко висела над равнинами ущербная луна. С кинжалом в руке Сигмунд
стоял на том самом месте, куда впервые вызвал к себе Соль. Точно так же
торчал перед ним пень, оставшийся от старого дерева, и ему показалось, что
еще немного - и появится вдали легкая тень бегущей девушки.
Он опустил веки, а когда снова поднял их, в глазах уже горел
дьявольский красный огонь. Не задумываясь больше, он поднял кинжал и
вскрыл себе вены. Кровь хлынула на камень, украшающий рукоять, и впиталась
в него, как в губку. Потоки алого света залили снега далеко вокруг
Сигмунда. Не обращая внимания на то, что кровь стекает по рукаву, он
воздел руки к луне и начал звать:
- Отец мой, Младший Бог, не имеющий еще мужского имени! Вот льется
твоя кровь, и клянусь, вся она уйдет в эти снега и растает под весенним
солнцем, если ты не откроешь мне того, что я хочу знать. Я уже мертв и мне
недолго осталось, но перед тем как уйти навсегда, я должен отомстить, и ты
мне поможешь...
Он замолчал. Горло у него перехватило. Ветром несла по равнине
поземку, и ему опять почудилась легкая, быстрая фигурка девушки, спешащей
на его зов. Тишина опустилась на равнину. Казалось, даже ветер смолк. И
вдруг под небом прокатился глухой, низкий голос, который проникал прямо в
душу, минуя слух. Мощные вибрации этого тяжелого голоса отдавались во всем
теле, и у Сигмунда было впечатление, будто даже кости загудели.
- Кто ты, посмевший угрожать мне?
- Я твой сын! - крикнул Сигмунд и снова прислушался.
Там, наверху, наступила пауза, как будто некто невидимый вглядывался
в маленькую человеческую фигурку, застывшую в неподвижности. Затем голос
вздохнул.
- Да, я узнал твою кровь. Твоя мать была холодна, как лед, и я не
захотел больше посещать ее. Ты - Сигмунд, сын похоти и безразличия.
- Да, это я, отец.
- Густа наша кровь, и негоже ей пропадать. Останови ее.
- Как мне сделать это, отец? Я вскрыл себе вену.
Младший Бог, казалось, задумался. Потом проговорил:
- Ты должен захотеть.
Сигмунд опустил голову.
- Я хочу, - тихо сказал он, обращаясь к черным каплям, бежавшим с его
запястья на снег. - Остановитесь. Я хочу сохранить вас в своих жилах.
Но капли продолжали падать одна за другой.
Сигмунд бросил кинжал и упал на колени, припадая губами к запястью.
- Остановись, - отчаянно крикнул он своей крови. - Отец, помоги мне!
- Нет, - пророкотал голос, разливаясь под небом. - Эта кровь старше
меня. Если она не слушается тебя, то и до моих приказов ей не будет
никакого дела.
- Отец, - прошептал Сигмунд. - Иди ко мне. Хоть раз в жизни я хотел
бы увидеть тебя...
Он замолчал, стиснув зубы, чтобы они не стучали. Прошло еще несколько
минут. Все вокруг молчало, но Сигмунд чувствовал на себе нечеловеческий
взгляд, от которого некуда было скрыться. Словно все небо, раскинувшееся
над ним, наблюдало за Сигмундом тысячами глаз.
Потом направление взгляда сместилось. Только что тот, кто следил за
ним, был наверху, и Сигмунд улавливал его присутствие макушкой, и вот уже
невидимые глаза смотрят ему в спину...
Вдали показалась человеческая фигура. Кто-то медленно шел по равнине,
и снег вился вокруг ног человека, точно он был закутан в необъятную мантию
и путался в просторном подоле. Чем ближе он подходил, тем более
внушительным и страшным казался. Сигмунд стоящий на коленях, смотрел, как
перед ним вырастает черный силуэт широкоплечего человека. Он был очень юн
и ослепительно красив. На тонком лице едва пробилась первая борода.
Сощуренные светлые глаза смотрели холодно и безучастно. И было что-то в
его лице такое, что заставляло вспомнить о Соль.
- Отец, - повторил Сигмунд.
Юный Бог казался намного младше своего смертного сына.
Он опустился рядом с Сигмундом на колоны и взял его за руку. Долго
всматривался он в беспрестанно бегущие тяжелые капли крови, улыбаясь, как
будто встретил после разлуки старого друга. Создавалось впечатление, что
до самого Сигмунда ему нет никакого дела.
- Спаси меня, отец, - прошептал Сигмунд. - Я должен отомстить.
- Говори, - велел Младший Бог и посмотрел ему в глаза. Мертвенный
холод пронзил Сигмунда, когда он встретил этот взгляд. Но он заговорил,
чувствуя, что слабеет с каждой минутой.
- У меня была дочь. Я зачал ее обманом, подобно тому, как много лет
назад зачал меня ты. Моя девочка, Соль с золотыми волосами.
