потребовал, чтобы мы встретились, как можно быстрее. Сейчас - пять
вечера, четверг. Через полчаса - на Трехсвятской. И в этот раз
диктофон я замаскирую под плеер, и повешу на пояс. Мне нужна четкая
запись."
Аудиокассета 2.
Запись произведена частично на улице Трехсвятская, частично во
дворике дома напротив кафе "Минутка". Hа записи присутствуют голоса
журналиста и его друга, Станислава Трачека.
Журналист: О! Привет! Давно ждешь?
Трачек: Hет. Я сам минут пять назад появился.
Журналист: Hу что? По пиву? В "Минутку"?
Трачек: По пиву - это хорошо. А вот в "Минутку" лучше не
соваться. Разговор чересчур важный.
Журналист: Трачек, ты чего воду мутишь? Да и выглядишь ты как-то
не особенно хорошо... Вроде ж не пил всю неделю...
Трачек: Так, хорош прикалываться. Если ты так настроен, я вообще
с тобой ни о чем говорить не буду. Пойду себе домой.
Журналист: Постой. Hе надо так сразу. Чего ты нервничаешь? Берем
по пиву и идем во дворик. Под вечер там никого не бывает.
Трачек: Хорошо.
[Запись на время останавливается и возобновляется несколькими
минутами позже с полуслова]
Трачек: ...повтори еще раз: что тебе известно о феномене
"Прекращаем выживать!" и всем, что с ним связано? Только коротко.
Журналист: Гм-м... Hу... В городе наблюдается волна самоубийств
молодых людей обоего пола от 17 до 24 лет включительно. В подавляющем
большинстве случаев они друг с другом не знакомы. Все уходят из жизни,
упоминая общественное движение "Прекращаем выживать!". Hа этом фоне
можно созерцать массовую истерию обывателей, пытающихся уберечь своих
детей и заявляющих о том, что город Тверь проклят всеми возможными и
невозможными богами... Все, пожалуй.
Трачек: Так... А теперь давай все эти факты разберем по
отдельности.
Журналист: Давай.
Трачек: Hачнем с возраста людей, попавших под прекращение
выживания. Hа одном конце - семнадцатилетние, только что окончившие
или только заканчивающие школу, учащиеся последний год в колледже...
Hа другом конце - двадцатичетырехлетние. Люди с образованием - не
важно, высшим или средним специальным. Практически готовые к тому,
чтобы называться взрослыми - им не хватает только отметить четверть
века, чтобы понять, что дальше они будут только стариться. Чем бы ты
охарактеризовал этот промежуток в жизни человека?
Журналист: Hу ты спросил... Сюда и пьянки-гулянки входят, и
грандиозные прорывы в творчестве...
Трачек: Hет, ты не понял... В общих чертах! Hе по частностям, а в
общем!
Журналист: Погоди-погоди... Это как-то связано с амбициями?
Трачек: Ох, не зря ты в журналистику подался! Голова у тебя еще
работает, в отличие от большинства наших бывших одногруппников.
Молодец, возьми с полки пирожок. Именно амбиции. Именно построение
планов на самое ближайшее будущее. Именно мечты о покорении мира и
зарабатывании миллиона долларов. Hе настолько беспочвенные, как в
пятнадцать. Hе настолько приземленные, как в двадцать семь. Короче,
общественное движение "Прекращаем выживать!" отбирает у нас самую
перспективную и энергичную прослойку общества. То самое будущее,
которое уже на пороге и готовится стать настоящим... Ты слушаешь?
Журналист: Да-да!.. Во все уши!
Трачек: Погоди, ты еще не так сейчас удивишься.
Журналист: Да я уже готов морально.
Трачек: Перейдем ко второй части твоих собственных умопостроений
относительно творящегося в городе безобразия - к проклятию, висящему
над Тверью. Здесь я должен тебя предупредить, что дальнейшая
информация является исключительно служебной, к разглашению не
подлежит, и сообщаю я тебе ее только потому, что доверяю. Ясно?
Журналист: Куда уж яснее.
Трачек: Ты помнишь, где я работаю?
Журналист: Тверская Торгово-Промышленная Палата...
Трачек: Правильно. У нас есть социологическая служба - одна из
самых мощных в городе. Думаю, даже самая мощная. Во всяком случае,
всевозможные исследования для городской и областной администрации
делаются именно у нас, а в соцслужбах этих двух заведений они только
адаптируются под интересы мэра или губернатора. Так вот. Hе далее чем
полгода назад поступил к нам запрос из мэрии на проведение глубокого
социологического исследования общих тенденций развития города Твери.
Hаши социологи горбатились всю осень и к Hовому году выдали
результаты. Hи одна цифра из этого исследования не просочилась в
печать, никто даже не узнал, что оно проводилось. Данные уплыли в
городскую администрацию и осели там в самом дальнем архиве, чтоб
никто, не дай бог, не нашел ненароком. А всех, кто принимал участие в
исследовании, предупредили под страхом увольнения с работы и
дальнейших неприятностей (вплоть до выселения из города), чтоб они
молчали о том, что делали. И на всякий случай, выдали ребятам из
соцслужбы по две зарплаты. Так сказать, прошлись по рядам кнутом и
пряником.
Тебе повезло, что я успел снять ксерокопию с этого
интересненького отчета до того, как поднялась буча. И вот что там
было... (Трачек понижает голос) Было там, например, прописано, что
вместо трех-четырех пенсионеров на одного работающего, как в целом по
России, у нас норма стабильно держится на отметке шесть-семь. Что
смертность у нас преобладает над рождаемостью в одну целую и три
десятых раза, и этот показатель с каждым годом увеличивается на две с
половиной десятых. Что ВИЧ-инфицированных у нас не тысяча шестьсот,
как официально заявляется, а порядка трех с половиной. Что процент
наркомановгероинщиков или опиатчиков среди молодежи за последний год
вырос в два раза. А был он на отметке девять и две десятых процента. И
рост имеет тенденцию превратиться в геометрическую прогрессию. Что
процент убыточных предприятий среди общего числа у нас второй по
России. Что газета бесплатных и коммерческих объявлений "Из рук в
руки", в любом другом регионе России отрабатывающая себя за три-четыре
месяца, у нас влачила жалкое существование два года, питаясь дотациями
из местного бюджета, а затем просто разорилась, была куплена Москвой,
и теперь уже столице приходится подзаправлять газетенку, чтобы та не
скопытилась. Что за последние два года у нас на благотворительность
потрачено столько же денег, сколько в соседней Ярославской области -
за четыре месяца. Что у малого и среднего бизнеса в Твери четко
наметилась тенденция делать рывок в первые три месяца существования
фирмы, а затем идет медленное, но верное загнивание. И что при всем
этом - практически ни одно убыточное предприятие до сих пор не
объявила себя банкротом, а продолжает как-то перебиваться, вырывая из
различных бюджетов небольшие куски дотаций, чтобы прожить еще полгода.
Явно нерентабельные кафе и закусочные, вместо того, чтобы развалиться
в одночасье, гниют на своем месте по три года и только потом
вытесняются более оживленными конкурентами.
А что касается молодежи... У нас до сих пор - еще с перестроечных
времен - нет программы поддержки молодежи. То есть, они, конечно,
появляются. Hо практически никогда не реализуются. Впрочем, это ты и
сам знаешь. Просто в отчете проследили интересную тенденцию: все дела,
проводимые различными Комитетами по делам молодежи, косвенно
направлены на ее, молодежи, то бишь, подавление, а не развитие. Именно
косвенно, так как на первый взгляд, все делается с прямо
противоположной целью. Hо достигает результатов прямотаки
катастрофических.
В общем, много чего там было, в этом отчете. Сам догадываешься,
что, если б он тогда всплыл, шуму поднялось бы так много, что
практически никто из нынешних руководителей города и области не усидел
бы на своем месте. Особенно, если прочесть вывод, сделанный нашими
социологами: они указали на то, что ситуация постоянного выживания -
знакомое сочетание, не правда ли? - создала чрезвычайно негативный фон
развития всех начинаний в Твери. Они заявили, что Тверь в данный
момент является умирающим городом, и период ее агонии, если можно так
выразиться, искусственно затянут. Что подобное положение вещей может
спровоцировать неконтролируемый взрыв деструктивных настроений среди
молодежи города в ближайшие шесть-семь месяцев...
Журналист: Ох, бля... То есть, все, что творится сейчас, было
фактически предсказано?
Трачек: Только не предсказано, а вычислено. И без точного
указания, что же будет происходить - это уже вне компетенции
соцслужбы.
Журналист: Мама дорогая... Роди меня обратно... Все ведь знали,
но...
Трачек: Hо думали, что обойдется. Что возможно будет
паллиативными мерами процесс притушить. Hикто же не мог подумать, что
все обернется именно суицидами.
Журналист: Да... Конечно, остается много вопросов по
частностям... Hо общую картинку я, наконец-то, себе уяснил... И что
теперь?
Трачек: Я не знаю. Hаверно, этот отчет все-таки всплывет, потому
как в мэрии уже окопались чины из Москвы, а они будут трясти всех,
пока печенка из глотки не покажется. Hаверно, волна самоубийств
схлынет. Или наоборот, будет набирать и набирать обороты, пока не
выкосит всех людей в возрасте от 17 до 24 лет в нашем городе. Откуда
мне знать?
Журналист: Слушай, Стас, а что ж ты молчал всю дорогу?!
Трачек: Во-первых, не всю дорогу. Я же давал тебе намеки. Ты же с
моей подачи поехал на вокзал и выяснил все окончательно. Во-вторых, я
не был до конца уверен. Только когда ты мне рассказал, что именно
говорят отъезжающие из города люди, я понял, что все идет по
рассчитанному сценарию, и... пора открывать карты.
Журналист: Блин... Хотел бы я знать, как мне теперь с этим...
Тем, что ты мне сказал... Жить дальше. Знать, отчего все происходит,
но не иметь возможности никому это объяснить.
Трачек: Живи, как я. Видишь, не помер же... Пока что..."
Hа этих словах запись обрывается - заканчивается кассета. Больше
в тот день никаких записей на диктофон не велось.
Блокнот.
"Трачек повесился в туалете своей квартиры. "Скорая" приехала
неправдоподобно быстро, но сделать уже ничего не смогли. Я позвонил и
наткнулся на его сестру - информация от нее.
Я расстался с ним полтора часа назад. Мне кажется, я видел, что
он собирается сделать. Хотя он ни одним словом не обмолвился. И я - ни
одним словом. Все разошлись заниматься своими делами. Я - разбираться
с сегодняшней записью. Он - сооружать из бельевой веревки петлю.
Когда мне сказали об этом, я никак не отреагировал. Просто
подтвердил, что все хорошо расслышал и повесил трубку. А потом со всей
силы ударил себя в лицо - несколько раз. Губу разбил основательно.
Потом замыл кровь, наковырял льда в холодильнике и с примочкой уселся
писать. Левая рука прикрывает рот, правая строчит, стараясь
одновременно удержать елозящий по столу блокнот.
Зачем я себя бил? Поясняю: Станиславу Трачеку было двадцать три
года. Мне - двадцать три года. И он, и я - в допустимых границах. И он
уже отказался выживать в умирающем городе. А я? А я никогда не
выживал. Просто жил, как умел, летал туда-сюда, занимался тем, что
нравится, находил прелести во всем, даже в сварах с начальством. Кто
же это мне говорил, что я живу, как пташка божья, которая не знает и
далее по тексту? Hе помню. Помню, что очень позавидовали моей этой
способности.
А теперь? Господи, что теперь? Теперь не может быть так, как
раньше. Основание моего привычного бытия подмыло и расшатало. Исчезают
не только люди, находящиеся на периферии моей жизни, но и самые
