когда я еще не понимал этого, я часто думал: "Хорошо бы иметь еще парочку
ног..." Но на все Господня воля... Кто вы такая? - спросил он.
Майя назвала себя.
Незнакомец поклонился и шаркнул десятком своих лапок.
- Я - Иероним, по прозванию многоножка, - представился он в свою
очередь. - Наш род - очень старинный, и мы повсюду вызываем удивление. Нет
ни одного живого существа в мире, которое имело бы столько ног, как у нас.
Насколько мне известно, больше восьми ни у кого не бывает.
- Да, вы очень интересны, - сказала пчелка. - К тому же у вас очень
своеобразный цвет. Есть у вас родственники?
- Никаких. Да и зачем они? Как только мы вылезаем из яйца - баста! С
этой минуты всякие семейные связи прекращаются. Кому, как не нам, уметь
самим вставать на ноги?
- Правда! - задумчиво согласилась Майя. - Но неужели у вас нет
никакого занятия?
- Конечно, есть! Я ем и сомневаюсь...
- Вы сомневаетесь? - удивилась пчелка. - В чем?
- Во всем... Это у меня от рождения, - ответил Иероним. - Я не могу
не сомневаться.
Майя смотрела на него, широко раскрыв от удивления глаза. Она не
понимала его, но не хотела надоедать дальнейшими расспросами.
- Я сомневаюсь, например, - продолжал собеседник, - чтобы тут было
подходящее место для вашего отдыха. Знаете ли вы, что находится вон там,
на высокой иве?
- Нет.
- Вот видите, я сразу усомнился в том, что вы об этом знали. Там -
шершневое гнездо.
Пчелка чуть не свалилась наземь от испуга. Она побледнела и дрожащим
голосом попросила указать ей точно - где это?
- Видите ли вы старый скворечник почти на самой верхушке дерева?
Когда его построили, я сразу усомнился, чтобы скворцы согласились в нем
поселиться. Если входная дверь такого домика не обращена на восток, то
всякая благоразумная птица крепко задумается: стоит ли в нем жить? Словом,
он остался пустым, вот шершни и превратили его в свой замок. Теперь - это
величайшая во всей округе шершневая крепость. Вам не мешает это знать,
потому что, насколько мне известно, шершни охотятся на пчел.
Майя почти не слышала его слов. Она уже явственно различала среди
зелени серые стены грозной цитадели, и у нее помутилось в глазах.
- Ой! Мне надо как можно скорее улетать прочь отсюда, - заторопилась
она.
Но в то же мгновенье позади нее раздался громкий злой смех, и пчелка
почувствовала, что кто-то с силой схватил ее за шиворот, чуть не свернув
шею. Этот дьявольский хохот остался у нее в памяти на всю жизнь. Грубый и
язвительный, он жутко звучал под аккомпанемент дребезжащего панциря
шершня.
Иероним, пустив в ход все свои бесчисленные ноги, обратился в
бегство.
- Сомневаюсь, чтобы это все хорошо закончилось! - успел крикнуть он
напоследок.
Но Майя уже не слышала его.
Сперва она даже не могла повернуть голову, которую кто-то держал, как
в железных тисках. Она видела только покрытую золотой броней руку, и лишь
через минуту над нею показалась огромная голова с грозными челюстями.
Пчелка подумала сперва, что это просто большая оса, но скоро поняла, что
находится в когтях у шершня. Это ужасное чудовище, разрисованное черными и
желтыми полосами, было раза в четыре больше Майи.
Пчелка закричала во весь голос, призывая на помощь.
- Не старайся попусту, малютка, - сказал шершень с невыносимым
добродушием и ехидной улыбкой. - Тебе уже недолго терпеть: скоро настанет
твой конец.
- Пустите меня! - вопила Майя. - Пустите... А то я проколю вам жалом
сердце!
- Ну? Самое сердце?! - захохотал разбойник. - Ишь, какая храбрая!
Пчелка пришла в ярость. Собрав все свои силы, она обернулась,
насколько это было возможно, и с громким боевым кличем направила жало в
грудь шершня. Но случилась ужасная вещь: жало, наткнувшись на несокрушимый
панцирь разбойника, только согнулось, не причинив ему ни малейшего вреда.
Глаза шершня сверкнули гневом.
- Я мог бы сразу откусить тебе голову за такую дерзость, - сердито
сказал он. - И я сделал бы это с большим удовольствием, но наша царица
предпочитает живых пчел. Такой лакомый кусочек, как ты, всякий добрый
солдат обязан преподнести своей государыне в наилучшем виде.
С этими словами, еще крепче зажав Майю в своих когтях, шершень
полетел с нею к разбойничьему замку.
Пчелка потеряла сознание.
Было уже темно, когда Майя пришла в себя. Она вздрогнула от холода,
почувствовав, что воздух вокруг нее наполнен каким-то резким, удушливым
запахом. Пчелка сразу вспомнила все, что с ней случилось, и безысходная
тоска охватила маленькое сердце. Майе хотелось плакать, но она не могла.
"Меня еще не сожрали, - подумала пчелка, - но это может случиться в
любую минуту".
Через стены темницы до Майи донеслись голоса. Она заметила, что
сквозь щелку к ней проникала снаружи узкая полоска света. Шершни строят
свои жилища не из воска, как пчелы, а из сухой массы, похожей на мягкую
серую бумагу. Когда глаза пленницы немного привыкли к царившему вокруг
полумраку, она осмотрелась, и кровь застыла у нее в жилах: пол вокруг был
устлан мертвецами. Как раз у ног Майи лежала маленькая бронзовка, а чуть в
стороне она увидела останки большой жужелицы. В разных местах валялись
крылья и роговые покровы убитых пчел.
- Вот моя судьба! - простонала несчастная узница.
Она не смела ни кричать, ни шевелиться. Дрожа от ужаса, она прижалась
в уголке своей тюрьмы.
Вдруг до Майи снова долетел звук голосов. Подгоняемая страхом, она
подползла к трещине в стене и припала к ней.
Перед ней был огромный зал, битком набитый шершнями. Зал освещали
пленные светляки. Шершни совещались, по-видимому, о каком-то важном деле.
Пчелка прислушалась.
Если бы не смертельный трепет, который внушали ей эти разбойники,
пчелка пришла бы в восторг от развернувшейся перед ней картины. С
удивлением и дрожью она должна была признаться, что золотые панцири
шершней великолепны, а блестящие черные полосы на их телах производят
такое же впечатление, как на ребенка вид тигра, которого он видит в первый
раз.
По залу ходил стражник и понукал светляков, чтобы они усерднее
светили. Он подталкивал их длинным шестом, делая это грозно, но тихо,
чтобы не мешать совещанию.
- Свети, или я тебя съем! - шептал он то одному, то другому.
Страшно и жутко было в этом шершневом замке!
Вдруг Майя услышала речь царицы:
- Итак, все будет сделано, как мы условились, - сказала она. -
Завтра, за час до восхода солнца, соберется войско и нападет на пчелиный
улей в парке. Войско должно уничтожить пчелиный город и привести как можно
больше пленных. Тот, кто захватит царицу пчел и доставит ее ко мне живою,
будет провозглашен рыцарем. Будьте храбры и захватите мне много жирных
пчел... А теперь я закрываю собрание. Ступайте отдыхать.
С этими словами царица поднялась с трона и, в сопровождении свиты,
покинула зал.
Майя с трудом сдерживала рыдания.
- Мой народ! - ломала она в отчаянье руки. - Страна моя родная! - Она
закрыла рот руками, чтобы рыдания не привлекли внимание стражника. - О!
Лучше бы мне было умереть раньше, чем я это узнала!.. Никто, никто не
сможет их предупредить!.. На них нападут во время сна, их убьют!.. О
Господи, соверши чудо! Помоги мне, помоги моему народу в этой страшной
беде!...
В зале между тем погасли огоньки светляков, которых тотчас же после
совещания съели. Крепость разбойников погрузилась в сон. О плененной
пчелке пока забыли.
В тюрьму по-прежнему проникал слабый свет. Издали доносились ночные
песни стрекоз. Никогда прежде не испытывала Майя такого ужаса, как сейчас,
в этой крепостной темнице, сплошь заваленной мертвецами.
14. ПОБЕГ
Через некоторое время к Майе вернулось свойственное ей присутствие
духа. Казалось, она вдруг вспомнила, что она - пчела.
"Сижу тут, плачу и терзаюсь горем, - подумала она, - словно у меня
нет ни сил, ни рассудка. Так я позорю и свою царицу, и свой народ,
которому грозит опасность. Если уж умирать, то по крайней мере постараться
погибнуть смело и отважно. Надо испробовать все, что только возможно, для
спасения моих близких!"
Пчелка позабыла в ту минуту свою долгую разлуку с родным домом и с
дорогими сердцу сородичами. Она почувствовала вдруг, что принадлежит им
телом и душой, поняла свою великую ответственность перед ними - с той
самой секунды, как узнала о коварном плане шершней. К ней окончательно
вернулось мужество.
"Если мой народ должен погибнуть, то и мне жить незачем. Но сначала я
испробую все средства для его спасения", - подумала Майя и невольно
крикнула:
- Да здравствует царица пчел!
- Эй, ты там, потише! - осадил ее снаружи грубый голос.
Пчелка страшно перепугалась. "Это, верно, часовой обходит крепость, -
пронеслось у нее в голове. - Должно быть, уже глубокая ночь".
Когда шаги снаружи затихли, Майя начала энергично расширять щель в
стене. Ей удалось прогрызть хрупкую перегородку, хотя она и потратила на
это много времени. В конце концов образовалась довольно широкая дыра,
сквозь которую пчелка и пролезла. Очень осторожно, с сильно бьющимся
сердцем, она поползла вперед. Если ее побег заметят, она заплатит за это
жизнью - нет сомнений!
Из глубин крепости доносился громкий храп.
Зал, куда выбралась пчелка, был слабо освещен проникавшим через выход
голубоватым сиянием. Майя уже знала, что это лунный свет. Она пошла на
него, держась теневой стороны; через несколько минут она вступила в узкий
и высокий коридор, в конце которого было светло. Пчелка глубоко вздохнула,
заметив в небе яркую звезду. Неужели она будет свободна?
Тихо, шаг за шагом, пробиралась вперед Майя. Выход все ближе и ближе.
Еще немного - и она очутится снаружи, взмахнет крылышками... Сердце
безумно колотилось в груди...
Вдруг, в тени колонны, находившейся у самого выхода, Майя заметила
часового.
Пчелка остановилась как вкопанная. Погибли все ее надежды! Миновать
незаметно стража не было никакой возможности. Что делать? "Лучше всего
вернуться назад в свою темницу", - обреченно подумала Майя, но несколько
необычный вид стоявшего у ворот великана привлек ее внимание. Казалось, он
был погружен в глубокую задумчивость, подперев рукою подбородок и низко
склонив голову. Как ярко блестел в лунном свете его золотой панцирь!! Во
всей его фигуре было нечто такое, что тронуло пчелку. "Он выглядит таким
печальным, - подумала она. - И какое у него благородное лицо! Как сверкает
его вооружение! Он не расстается с ним ни днем ни ночью, и в любую минуту
он готов грабить, сражаться и умирать за свою царицу..."
Майя почти забыла, что перед нею лютый враг. Увы! Как часто ее слабое
сердце, склонное восхищаться всем прекрасным, подвергало пчелку опасности!
Вдруг на шлеме часового сверкнула полоска света. Он, по-видимому,
повернул голову.
- Господи! - прошептала пленница. - Настал мой последний час!..
Но, к великому ее изумлению, разбойник спокойно произнес:
- Подойди поближе, малютка!
- Что? Что вы говорите? - пробормотала Майя. - Разве вы видите меня?
- Да, и уже давно. Ты прогрызла дыру в стене и кралась по теневой
стороне зала. Потом ты заметила меня, и все твое мужество пропало. Верно?
- Да, - уныло ответила пчелка. - Это правда.
Она вся дрожала от ужаса. Значит, все это время часовой следил за
ней... Она вспомнила рассказы об остроте чувств этих умных разбойников.
- Что тебе здесь надо? - добродушно спросил шершень.
