Старый шершень, один из советников царицы разбойников, заметил:
- Мы правда могущественнее пчел, но они сильнее нас своим единодушием
и преданностью общему делу. Это - великая и несокрушимая сила. Ни одна из
них не изменит своему народу, и каждая из них готова отдать за него
последнюю каплю крови.
Но атаман не обратил внимания на его слова.
- Ладно! Мы свое еще возьмем! - проворчал он с угрозой.
После минутного размышления он продолжил:
- Я боец и хочу умереть достойной воина смертью. Но возобновить
сейчас сражение было бы безумием. Что пользы, если мы разрушим весь улей и
сами при этом погибнем? Ступай и потребуй выдачи мертвых! - крикнул он
парламентеру. - Мы уходим.
Весь его отряд хранил мрачное молчание, когда посол снова полетел к
улью.
- Мы должны быть готовы к новому коварству, - сказала царица пчел,
когда ей доложили, что шершни желают получить тела своих убитых товарищей.
- Впрочем, я думаю, что воинственный пыл этих бандитов немного охладел.
Царица приказала солдатам выстроиться в два ряда у ворот, а
работницам и тыловому отряду - заняться очисткой города от мертвецов.
Убитых начали сносить вместе, оттаскивая в стороны тела разбойников,
которые затем волокли к воротам и выбрасывали вон из улья. Молча, с
угрюмыми лицами следили оставшиеся в живых шершни за падавшими на землю
телами убитых товарищей. Восходящее солнце озаряло своими лучами эту
душераздирающую картину. Скоро двадцать два павших разбойника лежали у
подножия несдавшегося пчелиного города. Неприятель не получил ни капли
меда, ни одного пленника!
Разбойники подхватили своих мертвых и улетели. Сражение кончилось.
Пчелы одержали победу.
Но каких жертв им это стоило! Повсюду лежали павшие защитники: в
проходах, перед кладовыми, перед детскими...
Печальная работа закипела в улье в это прекрасное солнечное утро.
Надо было убрать мертвецов, перевязать раненых, ухаживать за ними... Но к
полудню пчелиный город уже жил своей нормальной жизнью. Пчелы не
праздновали победу, не предавались долго скорби по погибшим - работа не
ждала. Каждая пчела, глубоко затаив в душе и гордость и горе, принялась за
свои повседневные хлопоты.
Удивительный народ эти пчелы!
17. ПОДРУГА ЦАРИЦЫ
Майя проснулась после короткого сна в самый разгар битвы. Она
мгновенно вскочила и хотела было бежать, чтобы принять участие в защите
родного города, но заметила, что силы покидают ее и что в таком состоянии
она не принесет своим никакой пользы.
Вдруг возле нее показалась группа сражавшихся. Молодой, сильный
шершень - вероятно, офицер - упорно отбивался от наседавших на него
врагов. Медленно катился вперед живой клубок крепко сцепившихся тел. Майя
с ужасом следила, как одна за другой отделялись от него тяжелораненые
пчелы. Но и великану-разбойнику тоже было невесело. На его руках, ногах,
чуть не на усах висели солдаты, решившие скорее умереть, чем выпустить
врага. Вот уже несколько пчелиных жал вонзились между панцирем и головой в
шею шершня. Майя видела, как бессильно опустился он вдруг на землю и
молча, не издав ни единого стона и ни одной жалобы, умер смертью храбрых,
сражаясь до последнего мгновения. Он не просил пощады и не проронил ни
одного бранного слова.
Покончив с этим шершнем, пчелы устремились к воротам улья и снова
бросились в бой. Майя последовала за ними и с замиранием сердца следила за
сражением. Вдруг она заметила умирающего от ран шершня и медленно подошла
к нему. Он лежал скорчившись, без движения, но еще дышал. Пчелка насчитала
на нем не меньше двадцати уколов. Когда Майя увидела, что враг еще дышит,
она побежала за водой и медом. Но умирающий покачал головой и отстранил
слабеющей рукой пищу и питье.
- Все, что мне нужно, - с гордостью сказал он, - я добываю сам. В
подарках не нуждаюсь...
- Но я думала, что вы страдаете от жажды! - воскликнула Майя.
Смертельно раненный солдат улыбнулся и серьезно, с чуть заметным
оттенком горечи, сказал:
- Не все ли равно? Ведь я должен умереть.
Майя не нашла что ответить. Только теперь, казалось ей, она
почувствовала, что такое смерть. Только теперь, когда возле нее умирали,
смерть была ей гораздо понятнее, чем тогда, когда она ждала ее в сетях
паука и в темнице шершней.
- О! Если бы я могла хоть что-нибудь для вас сделать! - произнесла
она и расплакалась.
Раненый молчал. Он еще раз открыл глаза, глубоко вздохнул и упокоился
навеки.
Через полчаса, вместе с другими павшими товарищами, его вынесли за
городские ворота. Но в душе Майи глубоко запечатлелось все то, что она
пережила возле умиравшего шершня. Она поняла, что враги - такие же живые
создания, как она, что и они любят жизнь, как любят ее пчелы, что тяжело
умирать в одиночестве и без помощи. Она вспомнила об эльфе, который
воскресал при каждом пробуждении природы, и ей страстно захотелось узнать,
возвращаются ли снова к жизни и другие умирающие существа.
- Я хочу верить, что это так, - тихо проговорила Майя.
Ее размышления были прерваны курьером, сообщившим ей, что царица
требует Майю к себе.
Пчелка вошла в зал и увидела повелительницу, окруженную
многочисленной свитой. У Майи задрожали ноги, и она опустила глаза, не
смея их поднять в присутствии государыни и стольких знатных особ. Среди
окружавших царицу офицеров уже не было многих доблестных воинов, и потому
настроение присутствующих было серьезное и торжественное. На всех лицах
лежала печать затаенной грусти, но взоры светились радостным сознанием
одержанной победы и новой славы.
Царица поднялась навстречу Майе и заключила пчелку в свои объятия.
Этого Майя совсем не ожидала. Сердце ее переполнилась таким счастьем,
что она разрыдалась. По рядам офицеров и фрейлин царицы пробежала дрожь.
Все они разделяли чувства Майи и были ей глубоко благодарны за спасение
города.
Майя должна была рассказать, что с ней произошло за время ее
отсутствия в родном улье. Всем интересно было узнать, как удалось ей
выведать планы шершней, как ухитрилась она бежать из страшного плена,
когда до сих пор погибали все пчелы, попавшие в разбойничий замок.
Майя подробно поведала собранию все, что пережила. Она рассказала о
Шнуке, о кузнечике, о пауке, о Пуке, об оказанной ей Куртом помощи и о
многом другом. Когда она говорила об эльфах и людях, в зале воцарилась
такая тишина, что сквозь стены было слышно, как работницы лепили снаружи
воск.
- Ах! - воскликнула царица. - Кто бы мог поверить, что эльфы такие
милые!
И она улыбнулась кроткой и печальной улыбкой, как улыбаются люди,
когда думают о прекрасном и стремятся к нему.
И вся свита ответила царице такой же улыбкой.
- Как пел эльф? - переспросила царица. - Повтори, пожалуйста. Мы
должны запомнить эту песню.
И Майя повторила песню эльфа:
Ведь душа моя - дыханье
Мира вечной красоты.
Дивны Божии черты!
Дивно каждое созданье!
Несколько минут в зале стояло глубокое молчанье. Только в задних
рядах слышались сдержанные вздохи. Там вспоминали, вероятно, о погибших
друзьях и родных...
Майя продолжила свой рассказ. Когда она заговорила о шершнях, все в
великом страхе расширили глаза. Каждый представлял себя на ее месте, и
дрожь пробегала по спинам присутствующих.
- Какой ужас! - воскликнула царица.
В один голос придворные повторили за нею:
- Какой ужас!
- И вот теперь я вернулась наконец домой, - закончила Майя свое
повествование, - и умоляю простить меня.
Боже мой! Да разве можно было при таких обстоятельствах ставить ей в
вину бегство из улья! Царица положила свою руку на плечо Майи и
благосклонно произнесла:
- Ты не забыла свою родину и свой народ и сохранила им верность на
чужбине. Мы отплатим тем же и останемся верными тебе. Ты будешь моим
другом. Я думаю, что твой опыт и приобретенные в путешествиях знания могут
послужить на благо родному улью.
Это решение царицы было встречено всеобщим ликованием.
Так кончились приключения пчелки Майи.
Говорят, что ее дальнейшая жизнь принесла много добра и пользы
родному городу, что она пользовалась любовью и уважением своего народа.
Иногда, в тихий вечерний час, Майя любила пробираться в каморку, где
доживала свой век старая Кассандра. Там, собрав вокруг себя молодых пчел,
она рассказывала им историю, которую вы только что слышали.
