тот беспомощно развел руками. Редкий случай, оборотень признал
свое поражение, даже не пообещал "дней через пять" выдать нечто
потрясающее. Я растолковал глупому техническому гению, чем
опасно для нас появление непонятной третьей силы, однако и тогда
Задунайский промямлил нечто невразумительное. Кажется, он
испугался!
Впрочем, работали ребята исправно и к встрече диверсантов
"Альфы" подготовились.
* * *
Первый сигнал поступил из аэропорта. Наши гремлины, засевшие в
самолетах, сообщили о вылете группы захвата. Малюта,
командовавший нашими основными силами, принял решение с корнем
вырвать больной зуб и приказал расстрелять самолет в воздухе.
Возникла небольшая проблемка -- самолет был обычным
Аэрофлотовским, хотя летели в нем только боевики. Как не
ошибиться? С земли-то плохо видны бортовые номера. Но Малюта
заявил, что в случае ошибки он принимает ответственность на
себя. Молодец! Между прочим, ума не приложу, откуда у него
взялись зенитные ракеты. Нам, вроде бы, ни для каких надобностей
их не поставляли.
Самолет, оставляя за собой лохматый хвост черного дыма, рухнул в
ста метрах от посадочной полосы на глазах тысяч удивленных
зрителей. Не знаю, как потом пресекали панику.
Впрочем, сразу после этого два вертолета огневой поддержки
нанесли удар по аэропорту. Я ведь предупреждал, что мы сражаемся
с хладнокровными убийцами! Пострадало столько невинных людей.
Фельдмаршал оказался предусмотрительной бестией, появления
шариковых бомб с серебряной шрапнелью мы не предусмотрели. Какая
умная голова подсказала ему это? Малюта понес большие потери.
Узнав об этом, Гиммлер мрачно сказал:
-- Не прилетит.
Я покачал головой.
-- Куда он денется. Фельдмаршал превосходно знает, что со мной
не справиться никому, кроме него самого, -- при этом я нервно
ощупал _MP_, висящий на груди. -- Сейчас любая неполная
победа равносильна поражению. Он человек последовательный,
прилетит.
-- А что, если он уже прилетел?
-- Гремлины следят за всеми московскими аэродромами.
Дурацкая привычка у М. постоянно жевать губами.
-- Предусмотрительно. Если он решит воспользоваться самолетом.
-- А как иначе?
-- Мне, например, самолет не нужен. Вы рассуждаете, исходя из
предположения, что фельдмаршал человек.
-- Безумие... -- вспылил было я, но тут же погас. С одной
стороны не может председатель КГБ оказаться призраком, но с
другой -- кто ему помешает? Точнее не призраком, а воплощенным
символом. Такая гипотеза объяснят очень многое, если не все. --
Ладно, -- недовольно проворчал я. -- Что предпримем?
-- Давайте исходить из предположения, что он уже здесь.
-- Как ?! -- подпрыгнул я.
-- Неужели вы до сих пор не научились уважать противника? Тогда
вообще непонятно, как вы сумели хоть чего-то достичь.
самоуверенность -- верный залог гибели. Ведь вы сами часто
отвлекали внимание противника разнообразными уловками. Шумные
уличные бои, по-моему, отличная дымовая завеса.
-- Тонко подмечено! -- громыхнуло у меня над ухом.
В тот же миг я отшвырнул прочь покойное кресло и разрядил весь
магазин "Скорпиона" в тот угол, откуда прозвучал издевательский
комментарий. Штукатурка так и брызнула, однако моя очередь
никому вреда не принесла, потому что голос, по-прежнему бодро,
заметил:
-- Скоро мы с вами разберемся.
-- Гораздо скоре, чем ты полагаешь, -- криво ухмыльнулся М.,
лихорадочно щелкая кнопками уоки-токи. -- Начинайте операцию, --
прошипел он в микрофон.
Окружающий мир начал стремительно меняться. Ровные аккуратные
стены кабинета вдруг изъязвили сотни мелких кратеров, все
плоские поверхности разом выгнулись полусферами, угрожая
раздавить нас. По ним лихорадочно забегали радужные переливы, от
которых болели глаза и кружилась голова. Чувство расстояния
напрочь отказало. Улица за окном провалилась вниз, фасады домов
легли горизонтально, превратишись в мостовую, зато сама мостовая
ушла вниз подобно отвесной стене ущелья. Даже небо переменилось.
Почему-то справа и слева оно изогнулось навстречу взору, словно
два голубых крыла, стремясь обнять меня. Хотя, почему голубых? В
далекой глубине оно стало черно-синим, переходя через все
оттенки до блекло-голубого у близких концов крыльев. Солнце
безумным образом сжалось посередине, образовав неописуемую
словами фигуру, нечто вроде однополостного гиперболоида.
-- Что происходит? -- взвизгнул я.
М. открыл рот, однако не произнес ни слова. Уши заполнил ровный
немолчный гул, глаза затянула бирюзовая дымка, прощально
блеснуло пенсне Гиммлера...
* * *
Когда я пришел в себя, то обнаружил, что сижу на невысоком
пригорке. Из-под драного мохового ковра влажно поблескивает
гранитная скала. Стара, местами выкрошившаяся до щебня. Я
вернулся в родной и привычный мир. Только в очень холодное
место. Свинцово-серые волны тихим плеском накатываются на унылый
щебнистый берег. Но даже отсюда, с вершины холма, видно, какая
неправдоподобно чиста и прозрачна вода. Я различал дно, стоя
вдалеке от берега. Ни едной тучки, хотя небо того же самого
свинцово-серого оттенка. И холод.
Я поднялся. Бессмысленно пытаться разгадать природу сил,
затянувших меня сюда. Машинально я заправил новый магазин в
рукоять "Скорпиона" и побрел куда глаза глядят. Непонятно что
меня сюда забросило, оно же, подойдет срок, меня отсюда
извлечет. Но вот бесславно замерзать я не намерен. Постараюсь
согреться ходьбой.
Мрачная слегка всхолмленная равнина наполнила душу тоской.
Хотелось сесть на корточки и завыть волком на луну, которая
красовалась на одной стороне небосклона, тогда как солнце и не
думало покидать противоположную. Однако оба светила выглядели
почти одинаково -- бесцветно-белесые, тусклые, холодные. Лишь
характерный серп месяца выдавал луну, иначе отличить их стало бы
невозможно. Заплакать...
Нет! Я дракон и не должен поддаваться предательской слабости.
Это всего лишь вражеская уловка, чтобы захватить меня врасплох.
Но я не поддамся!
И я пошел неведомо куда бодрым строевым шагом.
Очень скоро море скрылось за очередным холмом. Вокруг
расстилалось бескрайнее моховое поле. Тут и там отсвечивали
черные лужицы-зеркальца убийственно холодной воды. Чахлые
прутики торчали изо мха. Совсем некстати вспомнился ад Данте, в
отличии от христианских басен поэт сделал ад ледяным. Может меня
занесло во владения Сатаны?
-- Нет, -- откликнулся знакомый голос.
Я схватился за шею, превосходно понимая, что амулет -- моя
последняя надежда. Даже после всех трансформаций в лаборатории
Задунайского мне не тягаться с хозяином здешних мест. Угадать
бы только, в какую позицию его ставить. Ведь они окажут прямо
противоположное действие, так что ошибка равносильна
самоубийству.
В семи-восьми шагах передо мною прямо в воздухе показался темный
силуэт. Постепенно уплотняясь, облачко превратилось в
человеческую голову. Фельдмаршал! Попался...
Тонкие губы ехидно изогнулись.
-- Вот мы и встретились.
-- Заезженная фраза, -- неприветливо ответил я. -- Старо и
банально.
-- Не всем быть писателями.
-- И умными тоже.
-- Но себя ты к ним относишь.
-- Конечно.
Голова кивнула.
-- Если ситуация не отличается новизной, то даже умному человеку
трудно придумать что-то новое.
-- Как знать.
-- Впрочем, не нов и заговор против начальника, -- ехидно
закончила голова.
-- Вы всегда стояли на пути интересов службы. Дело превыше
всего.
-- Какое дело?
-- Дело государственной безопасности.
-- Я ожидал, что ты скажешь: государства.
-- Софистика, -- ощерился я. -- Ненавижу.
-- Меня или софистику?
-- Обоих!
-- Да, недооценил я тебя, -- вздохнула голова. -- Следовало бы
уничтожить сразу, как только ты начал набирать силу. Впрочем,
эту ошибку не поздно исправить и сейчас.
-- Попытайтесь, -- предложил я, трогая амулет и внутренне
напрягаясь. Но при этом я не мог не любоваться собой: какая
вежливость, какая выдержка! Не то, что этот хам.
-- Однажды и тебе так же скажут: ты мешаешь делу.
-- Нелогично. Если я сейчас умру, кто и когда скажет?
-- Гипотеза.
-- Если гипотеза, я отвечу. Я уйду сам, не цепляясь за кресло и
погоны.
-- Не уверен. Власть так сладка.
-- Кончайте пустые разговоры, призрак.
Он ничуть не удивился и н стал протестовать.
-- Ладно, ты сам хотел этого, -- и зло сверкнул глазами.
И впервые я увидел фельдмаршала целиком. Высокий худой человек в
длиннополой шинели. Мои первые впечатления оказались правильными
-- он работал под Дзержинского. Не знаю, чем ему так приглянулся
этот хладнокровный палач. Я сразу же ощутил присутствие огромной
силы. Эта неведомая мощь -- я никак не мог определить ее природу
-- вызывала уважение и невольный трепет. Даже закралось сомнение
-- а не лучше ли отступить, но я отогнал прочь недостойные
мысли. Я дракон, а это обязывает. К тому же я заметил, что
фельдмаршал смущен не меньше моего.
Нельзя было терять драгоценные мгновения, и я перешел в
наступление. В глубине души мне всегда импонировала теория
блицкрига, сокрушить врага первым же ударом, чтобы сохранить
силы для дальнейшего наступления, для развития успеха. Все
решает генеральное сражение!
И я вложил в первый удар все, что имел. Использовал, наконец,
свое секретное оружие, оружие возмездия. Спасибо покойнику
Зибелле. Я сделал небольшое усилие, вызывая в памяти образ
василиска. На Земле этот прием вряд ли сработает, но в НИЧТО,
где властвуют иные законы, он должен помочь. На глазах
пораженного соперника я начал трансформироваться в покрытую
крупной зеленой чешуей ящерицу.
Стоять на задних лапах было не слишком удобно, однако я поймал
шаткое равновесие и вцепился когтями передних лап в амулет.
перевести его в положение _Очищенное_зло_, чтобы усилить
мощь удара. Одновременно, чтобы смутить противника, я со свистом
выдохнул облако ядовитых газов. На такое даже дракон не
способен.
Когда фосфоресцирующая фиолетовая струя коснулась Дзержинского,
он пронзительно заверещал и задергался. Там, где ядовитые капли
осели на сукне шинели, оно сразу покрылось черными подпалинами,
вокруг которых появились странные прозрачные пятна, будто он
начал таять в воздухе.
И вдруг Дзержинский начал молиться! Это было настолько
неожиданно, что я в первый миг замер, однако едва моего слуха
коснулись слова безумной молитвы, все сразу встало на свои
места.
-- Князь Тьмы, приди на помощь слуге твоему! Укрепи силы его в
борьбе с неверным! Помоги мне одолеть супостата, и Ты приблизишь
тем миг своего воцарения!
-- Дурак! -- каркнул я. -- Он отрекся от вас! Вы оказались
слишком глупы! Повернись и сражайся! Я хочу дать тебе последний
шанс, потому что уничтожить труса значит потерять частицу своей
мощи.
Одним рывком Дзержинский сбросил прожженую шинель, и в то же
мгновение сотни теней вырвались на свободу! Все пространство
запомнили неясные силуэты, послышались голоса... Кто-то
размахивал руками, кто-то молился, кто-то обнажал меч... Мои
нервы не выдержали и я приоткрыл третий глаз, приоткрыл на одно
крошечное мгновение. Но этого оказалось достаточно.
Кошмаров ночь прошла, и солнце воссияло,
Так входит пилигрим под серым покрывалом,
Под дланью коего ветра утихли вяло,
Чей перст рассеял тучи, гром смирил
И сонмы призраков, которых ад родил.
С оглушительным треском серое воинство обратилось в груду
камней, которые тут же начали крошиться, распадаться,
рассыпаться. Мой противник остался стоять один посреди
засыпанного щебенкой поля.
-- Ты думаешь, что победил? -- проскрежетал он. -- Зря! Битва
еще только началась!
Дзержинский простер руки вверх, растопырив пальцы. Я ожидал
удара молнии, свиста урагана, падения скал. Однако единственным
изменением стала перемена цвета глаз врага. Сначала они стали
пронзительно-синими, в то же мгновение синий луч ударил мне
прямо в морду. Мировой холод сковал было мои члены, но это
ощущение длилось недолго. Ведь василиск неуязвим для магических
лучей!
Я в ответ выдохнул струю кислоты, которая обдала Дзержинского с
