обруч.
Туре богат и честолюбив. Неподалеку от драккара Карле его ожидал могучий
корабль с восемью десятками викингов, готовых на все. Туре набрал себе
команду так, чтобы ни один человек не был лишним и ни один в бою не
показал врагу спину.
Остров Бьярке - остров Берез - его владения. Там остались земли, скот,
обширный дом с пристройками. В долине - луга и пастбища, серые от овечьих
спин. Но Туре хотел приумножить богатства и стать одним из могущественных
советников короля.
Гунстейн выразительно посмотрел на Карле. Тот опустил ресницы и спросил
Хунда:
- Как будем делить добычу? Я предлагаю так: кто сколько получит на торге -
то и его. А военную добычу, по-моему, надо делить поровну. Согласен ли
Туре Хунд?
- Мы делим окорока пока еще не убитого зверя, - сказал Туре. - Дай бог,
чтобы нам удалось вернуться из Бьярмаланда не с пустыми трюмами!
- Не мы первые идем туда, - сказал Карле. - Разве не привозил Отар меха
куниц, соболей и белок? Разве не привозил он моржовый зуб? А Одд? А Эйрик
Кровавая Секира? А Гаральд Серый Плащ? Все они привозили из Бьярмаланда
немало добычи.
- Пусть так, - согласился Хунд. - Я надеюсь, что и нам повезет. Добычу
поделим так, как ты сказал.
- Но зачем ты нарушил условие? - еще раз упрекнул его Карле. - Разве я не
говорил твоему посланцу Орвару, что у тебя должно быть только двадцать
пять гребцов! Ты хочешь силой навязывать нам свою волю?
Глаза Туре блеснули недобро:
- Когда медведь забавляется со щенком, он только слегка переваливает его
лапой с боку на бок. Сильные великодушны к слабым. Обижать слабых - ниже
достоинства сильных!
Карле вскочил на колени, схватился за кинжал. Гунстейн сделал
предостерегающий жест.
- Ты считаешь нас щенками? - вскричал Карле. Туре даже не пошевелился. Он
сказал примиряюще:
- У викингов не принято ссориться перед походом. Это не принесет добра.
Ну, по рукам?
Карле все так же стоял на коленях, бледный от злости. Он не доверял Туре
Хунду.
- По рукам? - улыбнулся Туре и протянул широкую тяжелую ладонь.
Карле посмотрел на брата. Гунстейн, не проронивший до сих пор ни слова,
отозвался:
- Ты старший на корабле, Карле. Тебе решать.
- Ладно, - согласился Карле. - По рукам.
- То-то же! - повеселел Туре. - Налей-ка браги на прощанье: еду к себе на
корабль. Поднимем паруса - и в путь!
- В путь! - сказали викинги, осушив кубки.
Глава третья
РЕЙЕ И КУКУШКА
Ты кукуй, моя кукушка,
Пой, серебряная птица,
Птица с грудью оловянной,
Птица с грудью серебристой,
С золотою грудкой птица!
"Калевала"
Теплый дождь оставил на земле свои следы. С берез падали тяжелые капли.
Трава стала сочной и мягкой, и обувь Рейе сразу потемнела, кожа размокла.
Рейе раздвигал руками ветви, и рукава его холщовой рубахи стали мокрыми.
Штаны из кожи лоснились, вздулись на коленях пузырями. "Всю воду собрал с
кустов на свою одежду!" - усмехнулся Рейе. Загорелое лицо охотника
поблескивало на солнце, лучи которого пробивались сквозь листву.
Лес околдован тишиной. Рейе слышал, как у него в груди ровно, сильными
толчками бьется сердце. Укромной, только ему известной тропинкой Рейе шел
осматривать силки, расставленные три дня тому назад.
Вверху зашуршали листья, захлопали крылья. Рейе замер. Зоркий глаз его
приметил в зелени серое оперенье кукушки. "Сейчас она подаст голос, -
подумал охотник. - Скажи, кукушка, сколько зверей попадется в мои силки?
Скажи, бродячая птица!"
Кукушка отозвалась на желание охотника: "Куку... ку-ку... ку-ку..." Голос
птицы покатился над лесом. Эхо замерло далеко-далеко...
"Мало, - подумал Рейе. - Может быть, добавишь, кукушка? Что за охота -
поймать трех зверей! Кукуй еще, серая бездомница!"
Кукушка молчала.
"Плохая птица. Врешь людям!" - Рейе махнул рукой, свистнул. Кукушка
встрепенулась, улетела в глубь леса.
Рейе склонился к земле. Чей-то след тянулся по траве и исчезал в кустах.
Рейе вынул из колчана стрелу. Долго крался по следу, а потом потерял его...
По затесам на деревьях охотник нашел силки. Они были пусты. Рейе покачал
головой, посокрушался и перенес их в другое место.
Возвращаясь в городище Ой-Ял, Рейе увидел у лесного ручья Лунд. Она стояла
по колени в воде и мыла деревянную бадейку песком, мелким, как зола, и
золотистым, как чешуя благородной красной рыбы. Раздвинув ветки, Рейе
тайком любовался юной девушкой. У нее были сильные смуглые руки. Черные
волосы свешивались к самой воде. Серебряный налобник не давал им закрывать
ясные красивые глаза.
Лунд все терла бадейку мочалкой из травы-осоки. Руки ее так и мелькали.
Тугая струя билась о босые ноги.
...Лет двадцать назад, с далекой большой реки, что течет где-то в
полуденной стороне, пришли на Вину серебряные булгары, торговцы медом,
воском, выделанной юфтью, грубыми циновками, железными ножами,
наконечниками стрел и копий. Они привезли для обмена на меха медные
браслеты, серебряные серьги, от которых глаза женщин племени биармов
загорались, и они, подталкивая мужей в бока, просили на торге: "Купи
серьги! Купи браслет! Крепче буду любить!"
На торжище, на берегу Вины, пришельцы обменивались товарами с биармами.
Жители лесов несли меха куниц, соболей, белки, горностая. Иногда и заячий
мех сходил за шкурку белого песца. В обмен получали изделия из железа,
серебра и золота, арабские монеты с диковинными изображениями неведомых
властелинов.
Среди гостей была девушка - темноволосая дочь булгарского купца. Биарм
Вейкко, ловкий и хитрый охотник, тайком одарил ее самым дорогим мехом -
черными соболями, обманом увел в лес и спрятал в охотничьей землянке.
Чужеземцы долго искали девушку, но не нашли. Они думали, что девушка
утонула в реке или заблудилась в лесах. Когда гости ушли в глубокой
печали, Вейкко привел девушку в хижину отца и женился на ней. У них
родилась дочь, которой дали имя Лунд Ясноглазая. Зимой мать Лунд заболела
и больше не встала. Вейкко принес в дар Иомале горсть серебра, чтобы
задобрить Богиню Вод, и стал растить дочь. Лунд забыла родные слова и
заговорила на языке лесных людей.
Рейе тихонько ступил на мостик из сосновых жердей. Жерди прогнулись,
плеснулась вода. Лунд испуганно вскрикнула и хотела бежать. Увидев Рейе,
приложила руку к бьющемуся сердцу и подняла густую бровь.
- Ты, Рейе, крадешься, как лисовин!
- Твое сердце разве не чуяло, что я здесь? - спросил юноша. Лунд взяла
бадейку за ушко.
- Давай, понесу! - попросил Рейе.
Они пошли рядом. Их провожали кусты ивняка. Певчий дрозд рассыпал свои
трели. Травы нашептывали лесные сказки. Солнце обласкивало теплом
непокрытые головы. Из-за деревьев подсматривали белки, и дятел стучал по
сосновой коре. Сердца юноши и девушки бились в лад веселому стуку дятла.
Впереди открылась поляна, а за ней показались дерновые крыши землянок и
приземистых бревенчатых хижин. Кое-где среди крыш торчали островерхие
шатры, обтянутые берестой или звериными шкурами.
Городище Ой-Ял находилось вблизи реки, но, укрытое лесом, с берега было не
видно. Чтобы выйти к реке, приходилось продираться сквозь ельник. Берег
казался пустынным, хотя рядом жили люди.
Вина у обрыва глубока - не достанешь шестом. Быстрые волны разбивались о
сваи причала. Спрятанные в зарослях ивняка, стояли кожаные лодки с
каркасом из ивовых прутьев.
Рейе и Лунд приблизились к хижинам.
- Рутан пришел с моря, - сказала Лунд. - Если он увидит нас вместе,
рассердится и станет требовать с отца долг: сто куниц. Все равно я не
пойду за Рутана замуж. Скряга, жирный, некрасивый. Весь обрюзг, глаза как
щелки.
Рейе неохотно отдал бадейку девушке.
- Скоро леса станут желтыми, - сказал он. - Мы тогда устроим свадьбу.
Позовем на пир всех, кто нам люб. А до этого я должен добыть и продать
побольше мехов, чтобы у нас были деньги.
- Рутан грозит отцу. Хочет увести меня к себе. Но я скорее умру! Он и
ходит раскорякой, и сопит, как лось хромой!
- Если будет тебе трудно, я стрелу пущу в торговца, - сказал Рейе,
нахмурившись. - Кто узнает, чья стрела будет торчать у него из-под лопатки?
- О, нет, не надо! Иомала покарает тебя! - воскликнула девушка. - Лучше я
пойду к Богине Вод и положу ей в чашу серебряную монету. Иомала мне
поможет. Она справедлива и мудра. Нам пора расстаться!..
Рейе бесшумно скрылся в зарослях ольшаника.
Невысокое строение из старых, почерневших от времени бревен глядело на
улицу крошечным оконцем, затянутым рыбьим пузырем. Сразу за хижиной
вставала стена леса. Внутри хижины вдоль стен - широкие скамьи из сосновых
плах. На деревянных гвоздях - связки сетей. Полка с посудой, выдолбленной
из дерева. Доспехи отца Лунд из китового уса, новгородской поковки
железный топор на длинной рукояти, колчан с луком и стрелами.
Вейкко был стар, но крепок. Слух у него острый: за несколько шагов
различал писк комара. Рука верная - осенью острогой пронзал дремлющую
щуку. "Быть тебе, Вейкко, главным хранителем Иомалы!" - сказали старшины
на совете. Старый биарм послушно склонил голову. Ему дали в помощь шесть
сторожей.
Подойдя к хижине, Лунд услышала голоса и остановилась возле неплотно
прикрытой двери.
Глава четвертая
РУТАН - ЖЕНИХ
Из хижины доносился скрипучий голос Рутана:
- Когда же ты вернешь мне долг, почтенный Вейкко? Дважды лето сменялось
зимой, на голове твоей прибавилось седин, а ты все не отдаешь мне куниц!
Стар ты стал. Охотиться не под силу. Я бы мог вместо шкурок взять у тебя
деньги, но в сундуках твоих поселился ветер...
- Твои богатства не считаны! Ты бы мог и повременить, - отвечал отец. -
Что значит в твоих чуланах сотня куниц? Все равно, что один муравей в
муравейнике! Погоди до зимы.
- Ты бы мог вернуть долг сейчас, - понизив голос, продолжал Рутан. - Твоя
красавица дочь рождена для того, чтобы меха серебристых лисиц струились
меж ее тонких пальцев. Мои ожерелья придутся ей впору. Мое золото сделает
ее богатой! Разве я не могу сделать Лунд счастливой! Отвечай, бедный
старик!
- Когда ты ведешь такие речи, у меня глохнут уши. Ты хочешь украсть с неба
солнце, чтобы жизнь моя пала во мрак! Но силой не взять любовь!
Лунд все стояла у двери. Руки ее дрожали, сердце кипело гневом. Она готова
была ворваться в дом и вцепиться в бороду ненавистному скряге Рутану. А
тот кричал, брызжа слюной и потрясая взъерошенными нечесаными волосами:
- Дорогой шкуркой черного соболя на тебя свалилось счастье, а ты от него
бежишь, как глупый олень от пастуха! Ты держишь лебедицу в клетке, а она
может летать под облаками! Я подарю ей небо, солнце, ветры, луну! Я сделаю
ее богатой и счастливой! Хочешь, я дам тебе выкуп? Хочешь, я возьму и тебя
в свой дом и буду кормить до смерти?
- Нет у меня дома, кроме своего. Нет у меня счастья, кроме дочери. Моя
душа и тело принадлежат великой Иомале. Я не могу больше говорить с тобой,
жадный, злой дух!
- Так ты еще бранишь меня? - закричал Рутан. - Он бросился к Вейкко и
хотел его ударить. Но в дом вбежала Лунд и, раскрыв дверь, показала на нее
Рутану:
- Уходи вон, старый, вонючий пес! Завтра я принесу тебе долг!
Рутан замолчал, озадаченно мигая белесыми ресницами. Он задом попятился к
двери и, видя, как в руке Лунд блеснуло лезвие ножа, ехидно улыбнулся:
- Ого-го! Вот так характер! А где же ты, красавица, возьмешь сто куниц? Уж
не ходишь ли сама на охоту? И за кем это ты охотишься?
- Уходи! - закричала Лунд, протягивая руку к его редкой встрепанной бороде.
Купец выскочил с проворством белки на улицу и пошел, отплевываясь, бранясь
и оглядываясь: ему все казалось, что Лунд бежит за ним с ножом.
Вейкко, сгорбившись, сидел у очага. Лунд закрыла дверь, подошла к нему.
- Не печалься, отец. Пусть твое сердце станет на место!
Вейкко сказал:
- Чтоб он издох, как рыба на сухом берегу! В это время явился посланец
старейшины Халь-мара:
- Вейкко! Тебя зовет Хальмар, - сказал он. Вейкко собрался и пошел. В
сердце Лунд пойманной птицей билась тревога: "Зачем отец понадобился
старейшине? Уж не беда ли какая-нибудь приключилась?"
