поднять взрослую женщину? Она произнесла его имя. Ответа не последовало. Но
Джэн Клейтон все же надеялась.
Одним огромным прыжком он очутился на частоколе, повис там на одно
мгновение и спрыгнул на землю по ту сторону забора. Теперь Джэн была почти
уверена в том, что она находится в объятиях своего мужа, а когда обезьяна
влезла на дерево и по веткам понеслась в джунгли, как это много раз
проделывал Тарзан, она даже перестала сомневаться.
Приблизительно в версте от лагеря разбойников, на освещенной луной
прогалине, ее спаситель остановился и бросил ее на землю. Резкость его
движения удивила Джэн, но она все же была убеждена, что это был Тарзан. Она
снова позвала его по имени. Но в этот момент обезьяна, стесненная
непривычной человеческой одеждой, сорвала с себя бурнус -- и глазам
пораженной ужасом женщины представились страшное лицо и волосатая фигура
гигантской человекообразной обезьяны.
Вопль ужаса вырвался из груди Джэн Клейтон, и она лишилась сознания.
Из-за ближайших кустов лев Нума голодными глазами смотрел на них и
облизывался.
Тарзан обыскал всю палатку Ахмет-Зека. Он раскидал постель и разбросал
по полу содержимое всех мешков и ящиков, находившихся в палатке. Ни один
предмет не ускользнул от его зорких глаз. Он перевернул вверх дном всю
палатку, но сумочки с красивыми камешками все-таки не нашел.
Убедившись, что его сокровища здесь нет, Тарзан решил вернуться к самке
и завладеть ею прежде, чем продолжать свои дальнейшие поиски.
Приказав Чолку следовать за ним, он вышел из палатки тем же путем,
которым вошел, и, совершенно открыто пройдя через всю деревню, направился к
хижине, в которой была заключена Джэн Клейтон.
Ему бросилось в глаза, что Таглата здесь нет. А между тем Таглат должен
был ждать его около палатки. Но, знакомый с капризами и непостоянством
обезьян, Тарзан не придал этому большого значения. Пока Таглат не мешал его
планам, Тарзану было безразлично, где он прятался.
Когда Тарзан приблизился к хижине, он заметил у ее дверей толпу народа.
Люди казались очень возбужденными, и Тарзан, опасаясь, что Чолк, несмотря на
его костюм, будет узнан, велел ему уйти в конец деревни и там подождать.
Чокл заковылял к частоколу, стараясь держаться в тени, а Тарзан смело
подошел к взволнованной толпе. Торопясь узнать, в чем дело, он смешался с
толпой чернокожих и арабов, и совершенно упустил из виду, что только у него
одного были копье, лук и стрелы, и что этим он должен был навлечь на себя
подозрение.
Работая плечами, он протолкался сквозь толпу и был уже у самых дверей.
Но в эту минуту один из арабов опустил руку на его плечо.
-- А это кто такой? -- спросил он и одновременно откинул капюшон с лица
Тарзана.
Тарзан из племени обезьян никогда в своей дикой жизни не имел
обыкновения вступать в рассуждения с врагом. Врожденный инстинкт
самосохранения признает различные приемы и уловки, но словопрение не входит
в этот реестр. Поэтому Тарзан и сейчас не стал понапрасну убеждать арабов в
том, что не был волком в овечьей шкуре. Вместо этого он схватил своего
обличителя за горло и, размахивая им из стороны в сторону, разогнал
ощетинившуюся на него толпу.
Действуя арабом, как оружием, Тарзан расчистил себе дорогу к дверям и
через секунду был уже в хижине. Беглый осмотр убедил его в том, что хижина
пуста. Но до носа его дошел запах следов Таглата. Глухое, зловещее рычание
сорвалось с губ Тарзана. Услыхав это ворчание, люди, напиравшие к дверям,
чтобы схватить дерзкого пришельца, отступили назад. Они переглядывались,
перепуганные и озадаченные. В хижину вошел человек, а сейчас они своими
собственными ушами слышали в ней рычание дикого зверя. Что бы это могло
быть? Может быть, лев или леопард забрался туда, незамеченный часовыми?
Тарзан увидел в потолке отверстие, через которое провалился Таглат. Он
понял, что обезьяна либо вошла, либо вышла через отверстие, и, в то время
как арабы замешкались, не решаясь войти в хижину, Тарзан подпрыгнул,
ухватился одной рукой за верхний край стены, вылез на крышу и спрыгнул на
землю у задней стены.
Наконец арабы набрались храбрости и решились войти в хижину;
предварительно они даже дали несколько ружейных залпов сквозь стены. Но
хижина была пуста. А в это время Тарзан на краю деревни искал Чолка, но
обезьяна исчезла бесследно.
Лишенный своей самки, покинутый изменником-товарищем, не раздобыв
никаких сведений относительно местонахождения своей сумочки, Тарзан перелез
через забор и скрылся во мраке джунглей. Он был сердит и печален.
Приходилось временно отказаться от дальнейших поисков сумочки. Было бы
безумием вернуться в лагерь арабов, когда он весь поднят на ноги. Во время
своего бегства из деревни Тарзан потерял следы Таглата и теперь кружил по
лесу, стараясь снова напасть на них.
Чолк долго оставался на своем посту. Но крики и выстрелы арабов нагнали
на него безумный страх: обезьяны страшно боятся гремящих палок Тармангани.
Он в ужасе перелез через забор, изодрав при этом на клочки свой бурнус, и
пустился бежать в чащу джунглей, ворча и бранясь всю дорогу.
Тарзан быстро продвигался в глубь джунглей в поисках следов Таглата. На
небольшой освещенной луной просеке большая обезьяна склонилась над
бесчувственным телом женщины -- той самой, которую Тарзан искал. Зверь
разрывал веревки, опутывавшие руки и ноги женщины, нетерпеливо дергая и
грызя их.
Тарзан шел несколько правее просеки и не мог их увидеть, но ветер дул
от них к нему и доносил до него их запахи.
Еще момент -- и Джэн Клейтон была бы спасена, хотя Нума, лев, уже
готовился к нападению. Но судьба, и без того неумолимо жестокая, на этот раз
превзошла себя: ветер на несколько минут изменил свое направление, и запах,
который должен был бы привести Тарзана к его жене, был отнесен в
противоположную сторону.
Тарзан прошел в пятидесяти шагах от того места, где разыгрывалась
ужасная трагедия, и Джэн Клейтон была оставлена во власти обезьяны.
XVIII
БОРЬБА ЗА ЗОЛОТО
Было уже утро, Тарзан должен был сознаться, что и в выслеживании
Таглата ему на этот раз не повезло. Но Тарзан не отчаивался: он, конечно,
найдет Таглата, только это будет, вероятно, не так скоро, как он думал. Он
поест, поспит, а потом снова отправится в путь. Джунгли велики, но также
велики и ловкость и хитрость Тарзана. Таглат мог уйти очень далеко, но
Тарзан все же найдет его, хотя бы ему пришлось обыскать каждое дерево в
дремучем лесу.
Размышляя таким образом, человек-обезьяна выслеживал оленя Бару, чтобы
убить его и съесть. В течение получаса Тарзан шел по его следам по тропинке,
утоптанной копытами животных. Вдруг, к его удивлению, олень показался
впереди его в конце узкой дорожки. Он с бешеной скоростью бежал назад прямо
на охотника.
Тарзан одним прыжком отскочил в сторону и спрятался в густой зелени,
так что несчастная жертва и не заметила врага. Подпустив к себе животное на
некоторое расстояние, Тарзан взобрался на нижнюю ветку развесистого дерева и
притаился в густой листве, как "дикий, хищный зверь, поджидающий добычу.
Тарзан не знал, что так безумно напугало оленя: может быть это был лев
Нума, или пантера Шита. Но это мало интересовало человека-обезьяну; он был
готов отстоять свою добычу от любого из обитателей джунглей. Если бы ему не
удалось сделать этого физической силой, в его распоряжении была другая,
высшая сила -- его проницательный ум.
Олень бежал вперед прямо в разверстую пасть смерти. Тарзан повернулся
спиной к приближающемуся животному. С согнутыми коленями он повис на
покачивающейся ветке над тропинкой и чутким ухом прислушивался к стуку
приближающихся копыт.
Через секунду олень был под деревом, и в то же мгновение Тарзан
спрыгнул сверху на его спину. Тяжесть тела придавила оленя к земле; он
рванулся вперед в напрасном усилии подняться. Могучие руки отогнули его
голову далеко назад, круто повернули ее -- и Бара был мертв.
Бара был убит почти мгновенно, и так же быстры были и последующие
действия человека-обезьяны. Ему нужно было торопиться, ибо он не знал, кто
преследовал оленя и как далек был он отсюда. Свернув животному шею, Тарзан
перевалил тушу через плечо, вскочил на дерево и снова уселся на нижних
ветках прямо над тропинкой. Его зоркие серые глаза были прикованы к тому
месту, откуда выбежал олень.
Ждать пришлось недолго. Скоро до слуха Тарзана донеслись звуки копыт, и
Тарзан сразу определил, что приближается конный отряд. Схватив свою добычу,
человек-обезьяна поднялся на среднюю террасу дерева и уселся поудобнее на
толстом суку, откуда была видна вся тропинка внизу. Здесь он отрезал сочный
кусок от задней части оленя и погрузил свои крепкие, белые зубы в горячее
мясо, наслаждаясь плодами своей доблести и ловкости.
На повороте извилистой тропинки показалась голова первой лошади. Тарзан
притаился: один за другим длинной, узкой лентой мимо него проезжали
всадники, и он внимательно вглядывался в каждое лицо. Одного из них Тарзан
узнал. Но человек-обезьяна настолько умел владеть своими чувствами, что
ничем не выдал своего внутреннего волнения; он не только не издал ни одного
звука, но даже выражение его лица не изменилось.
Внизу под деревом проехал Альберт Верпер. Он, конечно, и не подозревал,
что пара внимательных глаз исследует всю его фигуру, стараясь обнаружить
хоть какие-нибудь следы сумочки.
Абиссинцы ехали на юг. Полунагой белый великан с кровавой тушей оленя,
перекинутой через плечо, отправился следом за ними. Запас еды был необходим:
Тарзан знал, что ему, может быть, долго не представится случая вновь
поохотиться в то время, когда он будет преследовать бельгийца.
Выхватить его из среды вооруженных всадников Тарзан решился бы только в
крайнем случае, потому что обитатели чащи привыкли действовать с хитростью и
осторожностью; только боль или гнев могут толкнуть их на опрометчивый шаг.
Итак, абиссинцы и бельгиец направлялись к югу, а Тарзан из племени
обезьян неотступно двигался за ними сквозь средний ярус покачивающихся
ветвей.
Через два дня они пришли к широкой равнине. За нею вдали подымались
горы. Тарзан помнил эту равнину: она будила в нем какие-то смутные
воспоминания и непонятную тоску.
Всадники выехали на равнину, а за ними на порядочном расстоянии крался
Тарзан, прячась за всеми теми прикрытиями, которые попадались ему на
равнине.
Около груды обгоревших балок всадники остановились. Тарзан, подкравшись
совсем близко, спрятался в густом кустарнике и стал наблюдать за
абиссинцами. Он видел, как они вскапывали землю, и подумал, что они закопали
здесь мясо и теперь пришли за ним. Потом он вспомнил, как он сам закопал
камешки: очевидно, они откапывали вещи, которые были здесь зарыты
чернокожими.
Затем он увидел, как они вытащили какой-то грязный желтый предмет и
чрезвычайно обрадовались при этом. И после того много таких же точно
грязно-желтых предметов абиссинцы вытаскивали из вырытой ямы, и скоро целая
груда их лежала на земле, а Абдул-Мурак смотрел на них горящими от жадности
глазами и нежно поглаживал их.
Что-то зашевелилось в сознании человека-обезьяны. Он долго и
внимательно смотрел на золотые слитки. Где это он видел такие же точно? Что
это было? Почему Тармангани так добивались их? Кому они принадлежали?
Он вспомнил черных людей, которые их зарыли. Эти вещи, наверное,
принадлежали им. Верпер, очевидно, хотел украсть их так же, как он украл
