руке револьвер. У ворот его задержал часовой. Верпер не остановился для
переговоров, он не попытался воспользоваться своим авторитетом как
начальника, он просто поднял револьвер и пристрелил ни в чем неповинного
чернокожего. Схватив винтовку и патронташ убитого, он распахнул ворота и
исчез во мраке джунглей.
Всю ночь Верпер бежал вперед, углубляясь все больше и больше в чащу
джунглей. Время от времени рычанье льва вблизи него заставляло его
остановиться, но в следующий момент он уже снова бежал вперед, все время
держа ружье наготове. Он гораздо больше опасался двуногих преследователей,
чем диких хищников.
Занялась заря, а Верпер все стремился вперед. Он не испытывал ни
голода, ни усталости, он думал только о том, чтобы уйти от покинутых им
людей, убежать от ужасов, ожидавших его в заключении. Он не смел
остановиться, чтобы перевести дух; он должен был укрыться от погони во что
бы то ни стало. Он не знал, как долго он бежал, да и не задумывался над
этим. Он все шел вперед, спотыкаясь и с трудом передвигая ноги, пока не
свалился, наконец, совершенно обессиленный. Голод и усталость так изнурили
его, что он лишился сознания.
В таком состоянии нашел его Ахмет-Зек.
Увидав заклятого врага -- европейца, спутники Ахмета схватились за
копья и хотели тут же на месте заколоть его, но Ахмет остановил их. Прежде
всего ему нужно было допросить бельгийца. Ясно, что следовало сначала
расспросить человека и уже потом убить его, но не сначала убить, а потом
расспрашивать.
Лейтенант Альберт Верпер был перенесен в палатку Ахмет-Зека, и здесь
несколько черных рабов занялись приведением его в чувство. Они по каплям
вливали ему в рот вино и жидкую пищу, и понемногу пленник стал приходить в
себя. Открыв глаза, он увидал фигуру араба у входа в палатку и незнакомые
черные лица вокруг себя. Араб обернулся и, встретив взгляд пленника, вошел в
палатку.
-- Я -- Ахмет-Зек, -- объявил он. -- Кто ты такой и что ты делал в моих
владениях? Где твои солдаты?
-- Ахмет-Зек!
Глаза Верпера широко раскрылись от удивления, а сердце сжалось от
неприятного чувства. Он был в руках самого отчаянного из разбойников,
известного своей ненавистью к европейцам, и в особенности к тем, которые
носили бельгийскую военную форму. В течение многих лет военные силы
бельгийского Конго безуспешно боролись с этим человеком и его приспешниками;
это была долгая, беспрерывная война, но она не привела ни к каким
результатам.
Теперь в самой ненависти этого человека к бельгийцам блеснул луч
надежды для Верпера. Он сам был таким же бесправным и отверженным, как и
этот разбойник. В этом отношении они были равны, и Верпер решил
воспользоваться этим.
-- Я слышал о тебе, -- отвечал он, -- и искал тебя. Мои отвернулись от
меня. Я ненавижу их. Бельгийские солдаты рыщут по моим следам, чтобы убить
меня. Я знаю, что ты защитишь меня от них, потому что ты тоже ненавидишь их.
В благодарность за это я готов поступить к тебе на службу. Я -- опытный
солдат, я умею драться, и твои враги -- мои враги.
Ахмет-Зек молча оглядывал европейца. Первой его мыслью было, что
неверный лжет. Но могло ведь случиться, что он говорил и правду, а в таком
случае его предложение достойно было серьезного внимания. Опытный боец
никогда не может быть лишним в рядах сражающихся, тем более, если он, как
этот европеец, обладает опытом и знанием военного дела.
Ахмет-Зек нахмурил брови, и сердце Верпера сжалось.
Но бельгиец не знал Ахмет-Зека, который способен был нахмуриться там,
где другой бы улыбнулся, и улыбнуться там, где содрогнулся бы другой.
-- Ну что ж! -- проговорил Ахмет-Зек. -- Если даже ты и солгал, убить я
тебя всегда успею. Какой награды ожидаешь ты за свои услуги, если не считать
того, что я дарую тебе жизнь?
-- О, мне нужно только, чтобы ты кормил и одевал меня в первое время,
-- отвечал Верпер, -- а там, если я заслужу большего, мы всегда сможем
сторговаться.
В эту минуту у бельгийца было одно только желание -- остаться в живых.
Таким образом, контракт был заключен, и лейтенант Альберт Верпер стал членом
разбойничьей шайки знаменитого Ахмет-Зека.
Вместе с дикими разбойниками-арабами дезертир-бельгиец теперь совершал
дерзкие набеги на караваны и деревни туземцев и возвращался в стан
нагруженным награбленной слоновой костью и с целыми толпами пленников,
которых потом разбойники продавали в рабство. Он старался ни в чем не
уступать своим новым товарищам и сражался с такой же яростью и жестокостью,
как и они.
Ахмет-Зек с видимым удовольствием следил за успехами своего нового
воина и начинал проникаться к нему доверием. Благодаря этому Верпер стал
пользоваться большей свободой и независимостью.
У Ахмет-Зека была одна заветная мечта; он давно ее лелеял, но не мог
найти случая осуществить ее. С помощью европейца это становилось значительно
легче, и Ахмет-Зек решил довериться бельгийцу.
-- Слышал ты когда-нибудь о человеке, которого зовут Тарзаном? --
спросил он как-то Верпера. Верпер кивнул головой.
-- Слыхал, но никогда не встречался с ним.
-- Если бы не он, мы могли бы продолжать наши дела спокойно и с гораздо
большей прибылью, -- продолжал араб. -- Много лет уже он преследует нас. Он
выгоняет нас из самых богатых областей страны, восстанавливает и вооружает
против нас туземцев. Он очень богат. Если бы нам удалось заставить его
выплатить нам большое количество золота, мы не только были бы отомщены, но и
вознаграждены за те потери, которые мы потерпели из-за него.
Верпер вынул из усеянного драгоценными камнями портсигара папиросу и
закурил ее.
-- А ты подумал о том, как заставить его заплатить? -- спросил он.
-- У него есть жена, -- отвечал араб, -- она, как говорят, очень
красива. За нее можно будет и на севере получить хорошие деньги, если будет
слишком трудно добиться выкупа у этого Тарзана.
Верпер опустил голову и задумался. Ахмет-Зек стоял в ожидании ответа.
Все, что осталось еще хорошего в Альберте Верпере, возмутилось при мысли,
что он должен будет помочь похитить и продать белую женщину в рабство в
мусульманский гарем. Он взглянул на Ахмет-Зека. Глаза араба сузились, он
почувствовал, что Верперу этот план не по душе.
Что будет, если Верпер откажется участвовать в этом деле? Его жизнь в
руках дикаря, который жизнь неверного ценит меньше, чем жизнь собаки. Верпер
хотел жить, и какое дело было ему, в сущности, до этой женщины! Она,
несомненно, была из европейского культурного организованного общества, а он
был отверженным. Рука каждого белого человека была против него,
следовательно, она была его естественным врагом. Если он откажется принять
участие в ее похищении, Ахмет-Зек убьет его. Нет, все-таки жизнь дороже
всего.
-- Не решаешься? -- пробормотал Ахмет-Зек.
-- Нет, я думал о том, насколько это выполнимо, а также о награде,
которую я потребую. Как европеец, я легко могу получить доступ в дом. У тебя
вряд ли найдется другой исполнитель для этой трудной задачи, кроме меня.
риск очень велик. Ты хорошо заплатишь мне за это, Ахмет-Зек!
Довольная улыбка пробежала по лицу разбойника.
-- Вот это хорошо сказано, Верпер! -- проговорил он и похлопал
лейтенанта по плечу. -- Ты заслуживаешь хорошего вознаграждения, и ты его
получишь. Но прежде всего надо подумать, как нам привести наш план в
исполнение.
Они уселись на корточках на мягком коврике под вылинявшими шелками
некогда великолепной палатки Ахмет-Зека и долго и таинственно шептались в
темноте. От постоянного пребывания на свежем воздухе лицо бельгийца
обветрилось и загорело и приняло тот темный оттенок, какой имеет кожа
арабов; в своем костюме Верпер до мельчайшей подробности старался подражать
своему господину; высокого роста, с лицом, обросшим густой бородой, он
внешне был таким же арабом, как и Ахмет-Зек. Была уже поздняя ночь, когда
Верпер вернулся в свою палатку.
На следующий день Верпер подверг самому строгому осмотру свой
бельгийский мундир, тщательно удаляя с него все следы его прежнего
назначения. Из своей богатой коллекции, образовавшейся из награбленных при
разных обстоятельствах вещей, Ахмет-Зек извлек небольшой шлем и европейское
седло; и, экипированный таким образом, Верпер выехал в сопровождении
нескольких черных рабов-сафари из стана Ахмет-Зека.
II
НА ПУТИ В ОПАР
Две недели спустя Джон Клейтон, лорд Грейсток, возвращаясь домой после
осмотра своих обширных африканских владений, заметил кучку людей, которые
ехали по равнине между его домом и лесом.
Он остановил лошадь и стал следить за маленьким отрядом. Его зоркий
глаз издали заметил сверкающий на солнце белый шлем всадника, ехавшего
впереди. Полагая, что это странствующий охотник-европеец, который
направляется к его дому в надежде на гостеприимство, лорд Грейсток натянул
поводья и медленно поехал навстречу незнакомцу, а через полчаса гость и
хозяин уже входили в дом, и лорд Грейсток представил своей жене г. Ж юля
Фреко.
-- Мы заблудились! -- объяснил г. Фреко. -- Мой проводник никогда
прежде не бывал в этой местности, а те проводники, которых мы взяли с собой
из последней деревни, знали эту местность еще меньше, чем мы, а вчера они и
совсем бросили нас и убежали. Я счастлив, что встретился с вами. Не знаю,
право, что бы мы стали делать, если бы не очутились случайно в ваших
владениях.
Решено было, что Фреко и его люди останутся здесь на несколько дней,
чтобы отдохнуть от тяжелого пути, а потом лорд Грейсток даст им проводника,
который выведет их из этой незнакомой для них местности.
Под личиной французского джентльмена, хорошо воспитанного, любезного и
свободно располагающего своим временем, Верперу нетрудно было обмануть своих
хозяев и расположить их к себе. Но, чем дольше он оставался в доме, тем
невозможнее казалось ему осуществление его планов.
Леди Грейсток никогда не выезжала одна далеко от дома, и беззаветная
преданность свирепых вазири, из которых, главным образом, состояло войско
Тарзана, делала невозможной попытку как похищения леди Джэн, так и подкупа
самих вазири.
Прошла неделя, а Верпер, насколько он мог сам судить, был не ближе к
своей цели, чем в день своего приезда. Но в это время случилось нечто такое,
что не только преисполнило Верпера новой надеждой, но и внушило ему желание
добиться даже большего вознаграждения, чем выкуп, заплаченный за женщину.
Утром рассыльный привез еженедельную почту, и лорд Грейсток, запершись в
кабинете, до обеда был занят своей корреспонденцией. За обедом он казался
расстроенным и, очень рано распрощавшись, ушел к себе. Леди Грейсток скоро
последовала за ним.
Верпер, сидя на веранде, мог слышать их голоса; они о чем-то серьезно
совещались. Хитрый бельгиец сразу сообразил, что тут происходит что-то
необычное. Спокойно поднявшись со стула и стараясь держаться в тени густо
разросшегося вокруг дома кустарника, он подкрался к окну, откуда доносились
голоса его хозяев.
Уже первые услышанные им слова взволновали его. Говорила леди Грейсток.
-- Я всегда опасалась за кредитоспособность этого общества. Но мне
кажется совершенно невероятным, что они обанкротились на такую сумму. Я
полагаю, что там были какие-нибудь крупные злоупотребления.
-- Это, вероятно, так и есть! -- отвечал Тарзан. -- Но, какова бы ни
была причина краха, факт остается фактом. Я потерял решительно все, и мне
