На следующий день Тог снова вспомнил о них, и без всякой мысли о
предательстве сообщил Гунто слова Тарзана о глазах хищников, окружающих
Горо, и о том, что рано или поздно Нума нападет на самца Горо и сожрет его.
Для обезьян все крупные предметы в природе -- самцы, и потому Горо, как
самое крупное явление на ночном небе, считался у них самцом.
Гунто откусил кожицу с мозолистого пальца и припомнил, что Тарзан
однажды говорил, будто деревья беседуют между собой, а Газан передавал ему,
что он видел человека-обезьяну танцующим при лунном свете наедине с
Шитой-пантерой. Они не знали, что Тарзан поймал веревкой дикого зверя и
привязал его к дереву, а потом спустился на землю, и там прыгал вокруг
кошки, вставшей на дыбы, и этим дразнил ее.
Другие рассказывали о том, что видели, как Тарзан катается на спине
Тантора-слона; о том, что он привел к племени черного мальчика Тяйбо, и о
таинственных вещах, с которыми он имеет дело в странном убежище на берегу
моря. Они никогда не могли понять его книг. И после того, как он показал их
одному или двум членам племени и увидел, что даже картинки не производят
никакого впечатления на их мозг, он оставил это.
-- Тарзан -- не обезьяна, -- сказал Гунто, -- он приведет Нуму, чтобы
съесть нас, как он заставляет его съесть Горо. Нам бы следовало его убить!
Тог сразу ощетинился. Убить Тарзана? Вы прежде должны убить Тога, --
сказал он и пошел на охоту.
Но другие присоединились к заговорщикам. Они вспомнили разные дела,
совершенные Тарзаном -- таких вещей обезьяны не делают и понять их не могут.
Гунто снова высказал мнение, что Тармангани, белую обезьяну, следует убить.
Остальные, придя в ужас из-за услышанных ими рассказов и думая, что Тарзан
намеревается погубить Горо, встретили это предложение одобрительным
рычанием,
Среди них находилась Тика. Она слышала все это; но она ничего не
промолвила в поддержку этого плана. Вместо того, она только ощетинилась,
оскалив клыки, а потом отправилась искать Тарзана, но ей не удалось найти
его, так как он бродил далеко в поисках дичи. Зато она нашла Тога и сообщила
ему о том, что замышляют другие; крупный самец топнул ногой о землю и
зарычал. Его налитые кровью глаза загорелись злобой, верхняя губа поднялась.
обнажая боевые клыки, и шерсть у него на хребте встала дыбом, но в это время
между веток промелькнул маленький зверек, и Тог кинулся, чтобы его схватить.
Он в одну минуту забыл свою ярость против врагов своего друга; но таков
характер обезьяны.
На расстоянии нескольких миль отсюда, Тарзан-обезьяна в это время
развалился на широкой голове Тантора-слона. Он щекотал его за огромными
ушами концом заостренной палки и беседовал с громадным толстокожим обо всем,
что наполняло его черноволосую голову. Тантор понимал очень мало или совсем
ничего не понимал из того. что ему говорили. Но Тантор был хороший слушатель
Качаясь из стороны в сторону, он стоял, наслаждаясь обществом своего
любимого друга и проникаясь очаровательным ощущением щекотки.
Нума-лев, почуяв запах человека, осторожно проследил за ним, пока не
увидел свою добычу на голове могучего обладателя клыков; тогда он повернул
обратно с рычанием и ворчанием, чтобы отыскать более подходящие условия для
охоты.
Слон, в свою очередь, уловил запах льва, принесенный ему играющим
ветерком, и, подняв хобот, громко закричал. Тарзан томно потянулся, лежа
спиной во всю длину на шероховатой коже. Мухи роились вокруг лица; но он
лениво отгонял их густой веткой, сорванной с дерева.
-- Тантор, -- говорил он, -- хорошо быть живым! Хорошо лежать в
прохладной тени! Хорошо глядеть на зеленые тени! Хорошо глядеть на деревья,
на яркую окраску цветов, на все, что Куду-солнце устроил здесь для нас. Он
очень добр к нам, Тантор; он дал тебе нежные листья, и кору, и роскошную
траву для питания; мне он дал Бару, и Хорту, и Низу, плоды, орехи и коренья.
Он для каждого запасает ту пищу, которая ему больше нравится. Единственное,
что он требует, это, чтоб мы оказались достаточно сильными или хитрыми,
чтобы пойти и взять ее. Да, Тантор, жить хорошо! Мне смерть ненавистна!
Тантор издал слабый звук горлом и изогнул хобот кверху для того, чтобы
поласкать хоботным пальцем щеку человека-обезьяны.
-- Тантор, -- вдруг сказал Тарзан, -- поверни обратно и иди к племени
Керчака, большой обезьяны! Тарзан хочет приехать домой на твоей голове, а не
идти пешком.
Обладатель клыков повернул обратно и побрел вдоль по широкой тропинке,
под сводами ветвей, иногда останавливаясь, чтобы сломать нежную ветку или
отодрать съедобную кору ближайшего дерева. Тарзан растянулся лицом вниз на
голове и спине слона, ноги его висели по обеим сторонам, ладони поддерживали
голову, локти покоились на широком черепе животного. И таким образом они
отправились, не спеша, к месту собрания племени.
Как раз перед самой просекой появилась с противоположной стороны другая
фигура -- хорошо сложенный черный воин, осторожно пробиравшийся по джунглям.
Он был начеку, ожидая многочисленных опасностей, которые могли повсюду
таиться на пути. Ему удалось пройти под обезьяньим караульщиком, который,
расположившись на большом дереве, охранял дорогу с юга.
Обезьяна позволила Гомангани пройти без задержек, так как видела, что
он один; но в ту минуту, когда воин вошел в просеку, громкое "Криг-а!"
раздалось сзади него, и вслед за этим последовал целый хор откликов с разных
сторон в то время, как крупные самцы кинулись вперед сквозь ветви деревьев в
ответ на призыв товарища.
Негр остановился при первом же крике и оглянулся кругом. Он ничего не
мог видеть, но он хорошо знал голоса волосатых обитателей деревьев, и он, и
его родичи боялись эти зверей, не только из-за их силы и жестокости, но
также из-за суеверного страха перед человекоподобными обезьянами. Но
Булабанту не был трусом. Он слышал повсюду вокруг себя голоса обезьян; он
знал, что спасение, по всей вероятности, невозможно, поэтому он стоял с
копьем наготове в руке и с воинственным криком, дрожащим на губах. Он дорого
продаст свою жизнь, он, Булабанту, младший вождь деревни Мбонги.
Тарзан и Тантор были недалеко, когда первый крик часового прозвучал в
тиши джунглей. С быстротой молнии спрыгнул Тарзан со спины слона на
ближайшее дерево и уже проворно мчался по направлению к просеке, прежде чем
замерло эхо первого "Криг-а!". Когда он явился на место, то увидел дюжину
самцов, окруживших Гомангани. С криком, от которого стыла кровь, Тарзан
бросился в атаку. Он ненавидел черных еще больше, чем обезьяны, и здесь
представлялся случай убийства.
-- Что сделал Гомангани? Он, может быть, убил кого-нибудь из племени?
Тарзан спросил об этом ближайшую обезьяну. Нет, Гомангани никому не
причинил вреда. Газан, бывший на страже, увидел, как он шел по лесу. Газан
закричал -- вот и все.
Человек-обезьяна протолкнулся вперед, раздвигая круг самцов; ни один из
них не довел себя до такой степени ярости, чтобы броситься в атаку. Тарзан
встал так, чтобы иметь возможность вблизи рассмотреть черного. Он сразу
узнал этого человека. В прошлую ночь он видел его в борьбе с огненными
глазами перед костром, в то время, как его товарищи ползали в грязи у его
ног, слишком перепуганные, чтобы даже защищаться.
Это был храбрый человек, а Тарзан глубоко восхищался храбростью. Даже
его ненависть к черным была менее сильной страстью, чем его поклонение
мужеству. Он во всякое время обрадовался бы возможности сразиться с черным
воином, но этого воина ему не хотелось убивать; он смутно чувствовал, что
этот человек заслужил право на жизнь, так храбро защищая ее в прошлую ночь,
и ему не нравилось неравенство шансов, противопоставленных одинокому воину.
Он обратился к обезьянам.
Ступайте есть! -- сказал он. -- Предоставьте Гомангани спокойно идти
своей дорогой. Он нам не причинил вреда, а прошлой ночью я видел, как он
боролся с Нумой и Сабор огнем, совсем один в джунглях. Он -- храбрый. Зачем
нам убивать храбреца, не напавшего на нас? Отпустите его!
Обезьяны зарычали. Им это не понравилось.
-- Убьем Гомангани! -- закричал один.
-- Да, -- заревел другой, -- убьем Гомангани и Тармангани заодно.
-- Убьем белую обезьяну! -- вскрикнул Газан. -- Это совсем не обезьяна,
но Гомангани, с которого снята кожа.
-- Убьем Тарзана! -- ревел Гунто.
-- Убьем! Убьем! Убьем!
Самцы, наконец, довели себя до безумной жажды кровопролития, но это
было направлено больше на Тарзана, чем на негра. Вдруг косматая фигура
пронеслась мимо них, отбрасывая в сторону тех, кто попадался ей на дороге,
подобно тому, как сильный человек раскидывает ребятишек. Это был Тог --
огромный, свирепый Тог.
-- Кто сказал "Убьем Тарзана!" -- закричал он. -- Тот, кто хочет убить
Тарзана, должен также убить Тога. Кто может убить Тога? Тог вырвет у вас все
внутренности и будет кормить ими Данго.
-- Мы вас обоих можем убить, -- возразил Гунто. -- Нас много, а вас
мало.
И он был прав. И Тарзан понимал, что он прав. И Тог это знал, но ни
тот, ни другой не хотели допустить этой возможности. Это не в характере
обезьяньих самцов.
-- Я -- Тарзан! -- кричал человек-обезьяна. -- Я -- Тарзан! Великий
охотник! Могучий воин! В джунглях нет никого выше Тарзана!
Тогда, один за другим, самцы противной стороны стали рассказывать о
своих доблестях и своей храбрости. И в это время бойцы придвигались друг к
другу все ближе и ближе. Таким способом самцы доводят себя до настоящего
азарта, прежде чем начать борьбу.
Гунто подошел на несгибающихся ногах близко к Тарзану и фыркнул на
него, оскалив клыки. Тарзан издал глухое, угрожающее рычание. Они способны
повторять эти приемы дюжину раз подряд; но рано или поздно один самец
сцепится с другим, и тогда вся чудовищная куча бросится на добычу, разрывая
ее на части и истязая ее.
Булабанту, негр, стоял с широко открытыми и удивленными глазами с той
минуты, как увидел, что к нему мимо обезьян приближается Тарзан. Он много
слышал об этом демоне, который жил с волосатыми жителями деревьев. Но
никогда до сих пор он еще не видел его при свете дня. Он довольно хорошо
представлял его себе по описаниям и благодаря мимолетным взглядам, которые
ему удавалось бросить на Тарзана, когда человек-обезьяна проходил в деревню
Мбонги-вождя ночью, чтобы проделать одну из своих многочисленных жутких
шуток.
Булабанту, конечно, не мог ничего понять из того, что произошло между
Тарзаном и обезьянами; но он видел, что человек-обезьяна и один из
крупнейших самцов были в ссоре с остальными. Он видел, что эти двое стояли к
нему спиной и отделяли его от большинства племени, и он догадался, хоть это
и казалось ему неправдоподобным, что они, должно быть, защищают его. Он
знал, что Тарзан однажды пощадил жизнь Мбонги-вождя, и что он оказал помощь
Тяйбо и его матери, Момайе. Легко могло случиться, что он поможет и
Булабанту; но как он это сделает? Булабанту угадать этого не мог, и, в
сущности говоря, этого не знал и сам Тарзан, потому что против него было
слишком много врагов.
Гунто и прочие обезьяны медленно отталкивали Тарзана и Тога назад к
Булабанту. Человек-обезьяна вспомнил свои слова, сказанные Тантору немного
времени тому назад: "Да, Тантор, жить хорошо! Мне смерть была бы
ненавистна!" -- А теперь он знал, что ему придется умереть, потому что злоба
крупных самцов против него быстро росла. Многие из них всегда ненавидели
его; они все относились к нему подозрительно. Они знали, что он не такой,
