загорелым гигантом, который уже двинулся медленной рысью по тропинке.
Ни один самец из племени Керчака не был таким хорошим преследователем,
как Тарзан, так как изощренности его чувств сопутствовала высокая степень
умственного развития. Его мысль заранее подсказала ему, какой путь должна
была выбрать его жертва, и теперь ему оставалось только заметить наиболее
приметные следы на дороге, и путь, которым шел Туг, был так же ясен для
него, как буквы на печатной странице книги для нас с вами.
Следом за гибкой фигурой человека-обезьяны шел огромный, косматый
обезьяний самец. Ни одного слова не было произнесено ими. Они двигались
молча, как две тени среди других теней в лесу. Не менее бдительным, чем
глаза и уши, был и благородный нос Тарзана. След был свежий, и для него не
представляло большой трудности следовать за Тугом и Тикой только по их
запаху. Знакомый запах Тики уверил Тарзана и Тога в том, что они идут по ее
следам, и вскоре они различили и усвоили запах Туга.
Они быстро продвигались вперед, как вдруг густая туча скрыла солнце.
Тарзан ускорил шаг. Теперь он почти летел -- то по тропинке, то по
наклонной, волнующейся дороге из веток; раскачиваясь, перелетал он с дерева
на дерево, как делал это и Туг, только более быстро, так как он не был
нагружен такой ношей, какая была у Туга.
Тарзан чувствовал, что они почти настигают жертву, так как запах следов
становился все сильнее и сильнее. Вдруг джунгли осветились молнией, и
оглушительные раскаты грома, прокатившиеся по небу, отдались в лесу, так что
задрожала земля. Потом пошел дождь, -- не так, как он идет у нас, в
умеренных поясах; это была могучая лавина воды -- потоп, когда вода падает
не каплями, а струями, на склонившихся лесных гигантов и на перепуганных
животных, ищущих крова.
И дождь сделал то, что предвидел Тарзан: он смыл следы жертвы с лица
земли. Ливень шел с полчаса, потом показалось солнце, убравшее лес
миллионами сверкающих драгоценных камней. Но сегодня человек-обезьяна,
обычно такой внимательный к переменчивым чудесам джунглей, не замечал их.
Тот факт, что след Тики и ее преследователя был уничтожен, поглощал все его
мысли.
Даже на деревьях существуют хорошо протоптанные тропинки, так же, как
на земле; только на деревьях они более разветвляются и перекрещиваются,
потому что здесь дорога более открыта, чем среди густого кустарника на
поверхности земли. По одной такой тропинке Тарзан и Тог пошли после того,
как прекратился дождь, так как человек-обезьяна знал, что вор неизбежно
должен был избрать именно эту дорогу; но. дойдя до разветвления, они стали в
тупик. И Тарзан обнюхивал каждую ветку, каждый лист, который мог быть задет
убегающей обезьяной.
Он обнюхал ствол дерева и зорко искал на коре какого-нибудь знака, по
которому можно было бы определить, какой путь избрала жертва. Это была
кропотливая работа, и Тарзан знал, что самец чужого племени постоянно
удаляется от них, выигрывая драгоценные минуты, и, пожалуй, придет в
безопасное место прежде, чем они настигнут его.
Сначала Тарзан пошел по одной тропинке, потом по другой, применяя все
методы, которыми только располагало его удивительное знание джунглей; но не
раз он ошибался, так как во всех открытых местах запах был смыт ливнем.
С полчаса путались здесь Тарзан и Тог, но, наконец, на нижней стороне
широкого листа чуткий нос Тарзана уловил слабый запах следа Туга в том
месте, где лист коснулся волосатого плеча, когда огромная обезьяна
пробиралась среди листвы.
Оба снова пошли по тропинке, но дело продвигалось медленно; то там, то
тут случались досадные промедления; казалось, что след потерян и найти его
вновь невозможно. Мы с вами не увидали бы тут никакого следа, даже еще до
дождя, за исключением, может быть, только тех следов, которые были на земле,
на тропинке, протоптанной зверями. В таких местах отпечатки огромных ног,
похожих на руки, и суставов одной большой лапы были временами достаточно
отчетливы для того, чтобы их мог заметить простой смертный. Тарзан видел из
этих и других признаков, что обезьяна здесь все еще несла Тику. Глубина
отпечатков ее ноги указывала на большую тяжесть, чем тяжесть самого крупного
самца, очевидно, они были сделаны под давлением двух тел, Туга и Тики; а тот
факт, что только одна рука дотрагивалась до земли, во всяком случае,
доказывал, что другая рука прижимала пленницу к волосатому плечу. Тарзан мог
проследить, что в защищенных местах происходило перемещение ноши с одного
плеча на другое. На это указывало углубление отпечатка ноги с той стороны,
где была ноша, и перемещение отпечатков суставов рук с одной стороны
тропинки на другую.
Были такие промежутки на тропинке, где обезьяна шла на значительном
расстоянии совершенно прямо на своих задних ногах -- как ходит человек; но
это бывало и с другими взрослыми антропоидами, так как они, не в пример
шимпанзе и горилле, ходят без помощи рук так же легко, как и на всех четырех
конечностях. Как бы то ни было, подобные указания помогали Тарзану и Тогу
установить внешность похитителя. Вместе с его характерным запахом,
неизгладимо врезавшимся в их память, они обладали гораздо большими
средствами узнать виновника, чем современный сыщик со своими фотографиями и
Бертильоновскими измерениями, предназначенными для того, чтобы узнать
убежавшего от культурного правосудия преступника,
Но при всем напряжении своих способностей и органов восприятия, оба
самца из племени Керчака часто находились в затруднении, по какой тропинке
идти, и так замешкались, что к вечеру следующего дня они все еще не догнали
беглеца.
Запах теперь чувствовался очень сильно, так как Туг проходил здесь
после дождя.
Тарзану стало ясно, что они скоро настигнут похитителя и его добычу. На
деревьях, когда они украдкой пробирались вперед, тараторила со своими
товарищами Ману-мартышка, щебетали и кричали громкоголосые птицы; жужжали и
стрекотали бесчисленные насекомые и шумела густая листва. Какой-то маленький
бородач визжал и с кем-то ругался, сидя на качавшейся ветке; он взглянул
вниз и вдруг увидел Тарзана и Тога. Визг и ругань моментально прекратились,
и длиннохвостый карлик умчался куда глаза глядят. По всем признакам это была
маленькая перепуганная обезьянка, и ничего не было в ней особенного.
Но что же было с Тикой?
Примирилась ли она в конце концов со своей судьбой, подчинилась ли
новому властелину с подобающим смирением любящей и покорной супруги? Стоило
только взглянуть на эту пару, чтобы даже самые сомневающиеся зрители полчили
ясный и исчерпывающий ответ: Тика имела совершенно истерзанный вид, у нее
текла кровь из ран, нанесенных угрюмым Тугом в его стремлении подчинить ее
своей воле. Туг тоже был изуродован и окровавлен; но с упрямой жестокостью
все еще цеплялся за свою теперь уже совсем не нравившуюся ему добычу.
Он прокладывал себе путь через джунгли -- туда, где охотилось его
племя. Он надеялся, что царь забыл о его измене; если же нет, то Туг готов
был покориться своей судьбе: какая бы ни ждала его там участь, она была все
же приятнее, чем мучительное пребывание наедине с этой страшной самкой;
кроме того Туг намеревался показать свою пленницу товарищам: не прельстятся
ли ею они? А, может быть, он даже подарит ее самому царю -- именно эта
последняя мысль и подгоняла его вперед.
В конце концов они натолкнулись в роще на двух самцов, которые ели
плоды и насекомых. Эта роща, похожая на великолепный парк, была усеяна
огромными глыбами, наполовину вросшими в землю. Это были немые памятники
забытых времен, когда могучие ледники медленно ползли там, где теперь жгучее
солнце бросает лучи в чащу тропических джунглей.
Оба самца посмотрели вверх, оскалив боевые клыки, и увидели Туга.
Последний узнал в них друзей.
-- Это Туг, -- прорычал один из них. -- Туг вернулся с новой самкой.
Обезьяны спокойно ждали его приближения. Тика повернула к ним рычащую
оскаленную морду. Она имела сейчас не очень привлекательный вид, но несмотря
на кровь и исказившую ее облик ненависть, они все-таки поняли, что она
прекрасна, и позавидовали Тугу -- увы, они не знали Тики.
Когда все они уселись в кружок, с любопытством разглядывая друг друга,
к ним по деревьям примчалась маленькая длиннохвостая мартышка с седыми
бакенбардами. Она казалась сильно возбужденной и испуганной. Остановившись
прямо над ними на ветке дерева, она затараторила:
-- Сюда идут двое чужих самцов; один из них Мангани, а другой --
безобразная обезьяна без волос! Они идут по следам Туга. Я видела их!
Четыре обезьяны оглянулись назад, вдоль дороги, по которой только что
пришел Туг, затем они с минуту посмотрели друг на друга.
-- Пойдем, -- сказал самый крупный из двух друзей Туга, -- мы подождем
этих чужих в густом кустарнике за просекой!
Он повернулся и заковылял по полянке, остальные последовали за ним.
Маленькая обезьянка прыгала около них в совершенном восторге: ее главным и
любимым развлечением было ссорить обезьян и вызывать кровавые столкновения
между более крупными обитателями леса, а самой сидеть в безопасности на
деревьях и наблюдать за сражением. Она жадно любила кровь, эта маленькая
бородатая, серая мартышка, конечно, только чужую кровь, когда ее проливали
другие.
Обезьяны спрятались в кустарнике у тропинки, по которой должны были
пройти чужие самцы. Тика дрожала от возбуждения. Она слышала, что сказала
Ману, и ей все было ясно: безволосая обезьяна -- это Тарзан, а другая --
несомненно Тог. Она даже не ожидала подобной помощи.
Это превосходило самые смелые ее надежды. Ее единственной мыслью было
убежать и найти дорогу обратно к племени Керчака. Но даже это казалось ей в
действительности невыполнимым: так строго следил за ней Туг.
Когда Тарзан и Тог достигли рощи, где Туг нашел своих друзей, обезьяний
запах стал здесь чрезвычайно резким; и оба они поняли, что лишь небольшое
расстояние отделяет их от преследуемых. Поэтому они поползли еще осторожнее;
им хотелось подойти к похитителю совершенно незаметно сзади и, если удастся,
напасть на него раньше, чем он их заметит. Они не подозревали, что маленькая
седобородая мартышка уже предупредила их врагов, и что три пары хищных глаз
уже подстерегают каждое их движение и ждут только, когда они подойдут
поближе.
Тарзан со своим другом шли через рощу. Они уже добрались до тропинки,
ведущей в чащу, как вдруг где-то недалеко прозвучало громкое: "Криг-а!".
Это кричала Тика. Это был ее голос!
-- Криг-а!
Ничтожные мозги Туга и его товарищей не могли предугадать, что Тика
способна их выдать. И теперь, когда она это сделала, они взбесились от
злобы. Туг свалил самку на землю сильным ударом, и все трое самцов яростно
бросились сражаться с Тарзаном и Тогом. Маленькая мартышка прыгала на своей
ветке и кричала от восторга.
Она в самом деле имела основания восторгаться: это был восхитительный
бой! Не было никаких предварительных действий, никаких формальностей или
предисловий -- пятеро самцов прямо кинулись в атаку и сразу сцепились. Они
покатились по узкой колее в густую зелень прямо под той веткой, где сидела
веселая Ману. Они кусались, щипались, царапались, колотили друг друга и все
время задавали ужасающий концерт -- рычанья, лая и рева. Через пять минут
все они были уже расцарапаны и окровавлены, а маленький бородач плясал и
подпрыгивал и выкрикивал в азарте свои обезьяньи "браво!". Ману, впрочем,
еще не вполне была удовлетворена: она хотела видеть кого-нибудь убитым. Ей
