доктора Крауча и мистера Райт-Смита.
XVIII
В течение последующих шести недель жизнь в лагере протекала размеренно
и без происшествий. За это время Патриция Ли-Бердон научила Ицл Ча многим
английским словам и выражениям с тем, чтобы юная девушка из племени майя
могла по крайней мере хоть как-то общаться с остальными, а Тарзан тем
временем уделял много внимания изучению языка майя, консультируясь с Ицл Ча.
Он был единственным из всего лагеря, кто время от времени отваживался
отправляться в джунгли, и из этих вылазок зачастую возвращался с дикой
свиньей.
Всякий раз, когда Тарзан отсутствовал, Пенелопа Ли закипала от гнева.
-- Он дерзкий и своевольный, -- жаловалась она мужу. -- Ты же
категорически запретил всем ходить в джунгли, а он нарочно тебя не
слушается. Его нужно наказать.
-- И как ты предлагаешь с ним поступить, дорогая? -- спрашивал
полковник. -- Вздернуть на дыбе, четвертовать или просто расстрелять на
рассвете?
-- Не пытайся острить, Уильям, тебе это не идет. Просто ты обязан
настоять на том, чтобы он подчинялся установленным тобою предписаниям.
-- И лишиться свежей свинины? -- спросил полковник.
-- Не нравится мне свинина, -- ответила миссис Ли. -- Кроме того, мне
не нравятся лагерные шуры-муры. Мистер де Гроот чересчур интимничает с этой
француженкой, а дикарь вечно липнет к этой туземке. Вот и сейчас, смотри, --
опять они болтают. Могу представить, что он ей говорит.
-- Он хочет выучить ее язык, -- объяснил полковник, -- и это может нам
здорово пригодиться, если придется когда-нибудь иметь дело с ее
соплеменниками.
-- Хм! Прекрасный предлог, -- возмутилась миссис Ли. -- А как они
одеты! Если я найду что-нибудь подходящее среди вещей с корабля, то сошью ей
балахон, а что касается его -- ты должен что-то предпринять. Гляди! Вот-те
раз. Теперь к ним подошла Патриция. Они разговаривают. Уильям, ты должен
прекратить это безобразие -- это неприлично.
Полковник Уильям Сесил Хью Персиваль Ли вздохнул. Ему и без того
приходилось несладко. Люди начали проявлять недовольство, были и такие, кто
стал подвергать сомнению его право командовать. Да и он сам задавался
вопросом, имеет ли он на это право, однако сознавал, что без командира жизнь
превратится в сплошной кошмар. Алджи, Боултон, Тиббет и Крауч, разумеется,
поддерживали его, а также де Гротт и Тарзан. Из них он больше всего
полагался на Тарзана, ибо понимал, что это тот человек, который в случае
бунта сохранит хладнокровие и трезвый рассудок. А теперь вот жена требует,
чтобы он заставил полудикого человека надеть брюки. Полковник снова
вздохнул. Патриция подсела к Тарзану и Ицл Ча.
-- Как ваши занятия? -- спросила она.
-- Ицл Ча говорит, что у меня прекрасно получается, -- ответил Тарзан.
-- А Ицл Ча неплохо овладевает английским, -- сказала Патриция. -- Мы с
ней уже можем разговаривать на довольно сложные темы. Она рассказала мне
очень интересные вещи. Вам известно, почему ее хотели принести в жертву?
-- Чтобы умилостивить какого-нибудь бога, наверное, -- предположил
Тарзан.
-- Да, бога по имени Че -- Повелителя леса, чтобы умилостивить его за
оскорбление, нанесенное ему человеком, который заявил, что Че -- это вы. Ицл
Ча, понятно, уверена в том, что ее спас не кто иной, как Че -- Повелитель
леса. По ее словам, многие из ее племени также верят в это. Она говорит, что
в истории ее народа это первый случай, когда бог спустился и забрал живым
предназначенное ему жертвоприношение. Это произвело на нее глубокое
впечатление, и никто никогда не сможет переубедить ее в том, что вы не Че.
Ее собственный отец предложил принести ее в жертву, чтобы добиться
благосклонности богов, -- продолжала Патриция. -- Какой ужас, но такие у них
нравы. Ицл Ча говорит, что родители часто так поступают, хотя обычно в
жертву приносят рабов или военнопленных.
-- Она рассказала мне много интересных вещей о своем народе и острове,
-- сказал Тарзан. -- Остров называется Аксмол, в честь города на Юкатане,
откуда сотни лет тому назад прибыл ее народ.
-- Тогда они -- майя, -- заметила Патриция.
-- Это очень интересно, -- произнес подошедший к ним доктор Крауч. --
Из того, что вы рассказали нам о своем пребывании в их городе и что поведала
Ицл Ча, напрашивается вывод, что они сохранили свою религию и свою культуру
почти нетронутыми на протяжении веков после переселения. Какая благодатная
почва для антрополога и археолога. Если бы вам удалось установить с ними
дружеские отношения, то мы смогли бы расшифровать письмена на их колоннах и
храмах в Центральной и Южной Америке.
-- Но поскольку все говорит за то, что мы останемся здесь до конца
наших дней, -- напомнила ему Патриция, -- то наши знания принесут миру очень
мало пользы.
-- Не могу поверить, чтобы нас когда-нибудь не спасли, -- сказал доктор
Крауч. -- Кстати, Тарзан, та деревня, которую вы посетили, на острове
единственная?
-- Этого я не знаю, -- ответил человек-обезьяна, -- но майя -- не
единственные люди на острове. На северной оконечности есть селение "очень
плохих людей", как их называет Ицл Ча. История острова, передаваемая в
основном из уст в уста, гласит, что уцелевшие жертвы какого-то
кораблекрушения смешались путем браков с туземцами, и в том селении
проживают их потомки, но они не общаются с туземцами, живущими в центральной
части острова.
-- Вы хотите сказать, что здесь есть туземцы? -- спросил доктор Крауч.
-- Да, и наш лагерь разбит прямо на юго-западной границе их территории.
В своих вылазках я далеко не заходил и поэтому никого из них не видел, но
Ицл Ча говорит, что они очень жестокие каннибалы.
-- Какое чудесное местечко уготовила нам судьба, -- заметила Патриция,
-- и, разумеется, чтобы оно было совсем чудесным, вы выпустили на волю массу
тигров и львов.
Тарзан улыбнулся.
-- По крайней мере, от скуки не помрем, -- промолвила Джанетт Лейон.
Подошли полковник Ли, Алджи и Боултон, чуть позже к ним присоединился
де Гроот.
-- Со мной только что разговаривали матросы, -- сказал голландец, -- и
просили узнать у вас, полковник, можно ли им попытаться разобрать "Сайгон"
на доски и построить лодку, чтобы выбраться отсюда. Они сказали, что лучше
погибнут в море, чем проведут здесь оставшуюся жизнь.
-- Я их вполне понимаю, -- согласился полковник. -- Что вы об этом
думаете, Боултон?
-- Попытаться можно, -- ответил капитан.
-- К тому же у них появится занятие, -- сказал полковник, -- и если оно
придется им по душе, они перестанут беспрестанно ворчать и жаловаться.
-- Вопрос в том, где им строить лодку, -- продолжал Боултон. -- На
рифе, естественно, невозможно, а на берегу не имеет смысла, так как лагуна
слишком мелка, и лодка сядет на мель.
-- В миле отсюда, к северу, есть бухта с глубокой водой, -- сказал
Тарзан, -- и без рифов.
-- К тому времени, как эти лоботрясы разберут "Сайгон" на части, --
заметил Алджи, -- и перенесут на милю по суше, они так вымотаются, что не
смогут построить лодку.
-- Или так постареют, -- предположила Патриция.
-- Кто сделает чертеж лодки? -- спросил полковник.
-- Матросы попросили меня заняться этим, -- ответил де Гроот. -- Мой
отец -- судостроитель, я работал на его верфи перед тем, как пошел в море.
-- Неплохая идея, -- сказал Крауч. -- Как считаете, можно построить
лодку таких размеров, чтобы мы все в ней уместились?
-- Все будет зависеть от того, сколько удастся вывезти с "Сайгона".
Если на днях случится сильный шторм, то судно может развалиться, -- ответил
де Гроот.
Алджернон Райт-Смит широким жестом указал в сторону джунглей.
-- Там леса предостаточно, -- сказал он, -- если "Сайгон" подкачает.
-- Работенка будет не из легких, -- заметил Боултон.
-- Ну, знаете, старина, у нас впереди целая жизнь, -- напомнил ему
Алджи.
XIX
Прошло уже два дня, а Чалдрап все не возвращался. Шмидт отправил в
лагерь Тарзана другого ласкара, приказав добыть сведения о ружьях и
боеприпасах.
Ласкары обосновались в отдельном лагере, неподалеку от того, в котором
расположились Шмидт, Краузе, Убанович и араб. Ласкары все время что-то
мастерили, но никто из компании Шмидта не обращал на них никакого внимания.
Их просто вызывали по одному и приказывали выполнить то или иное поручение.
Второй посланный Шмидтом на разведку ласкар также не вернулся. Шмидт
был вне себя от ярости и на третий день отрядил еще двоих с тем же заданием.
Ласкары угрюмо стояли перед ним, выслушивая указания. Когда Шмидт закончил,
оба ласкара повернулись и двинулись обратно в свой лагерь. Шмидт наблюдал за
ними и заметил, что они подсели к своим товарищам. Он выждал минуту-другую,
желая убедиться, что ласкары отправились в путь, но те оставались на своих
местах. Тогда он бросился к их лагерю с побелевшим от гнева лицом.
-- Я их проучу, -- злобно шипел он. -- Я покажу им, кто здесь хозяин.
Желтокожее отребье!
Но когда он подошел ближе, навстречу ему встали пятнадцать ласкаров, и
Шмидт увидел, что они вооружены луками, стрелами и деревянными копьями. Так
вот чем они занимались несколько дней!
Шмидт и ласкары стояли друг против друга, пока, наконец, один из
матросов не спросил:
-- Что тебе здесь надо?
Их было пятнадцать, пятнадцать угрюмых, злобных людей, причем хорошо
вооруженных.
-- Так вы пойдете в разведку насчет оружия и патронов, чтобы их
выкрасть? Да или нет? -- спросил он.
-- Нет, -- ответил один из них. -- Тебе надо, ты и иди. Больше мы не
подчиняться. Убирайся. Иди свой лагерь.
-- Это бунт! -- заорал Шмидт.
-- Убирайся! -- сказал рослый ласкар и натянул тетиву.
Шмидт развернулся и, съежившись, поспешил прочь.
-- В чем дело? -- спросил Краузе, когда Шмидт вернулся в лагерь.
-- Негодяи взбунтовались, -- отозвался Шмидт. -- И они все вооружены --
изготовили луки, стрелы и копья.
-- Восстание пролетариата! -- воскликнул Убанович. -- Я присоединюсь к
ним и поведу их. Это великолепно, великолепно. Идеи мировой революции
проникли даже сюда.
-- Заткнись! -- рявкнул Шмидт. -- Тошно тебя слушать.
-- Погодите, вот я организую своих замечательных революционеров, --
вскричал Убанович, -- тогда вы запоете иначе, тогда будете ходить на задних
лапках и лепетать: "Товарищ Убанович то", "Товарищ Убанович се". Я сейчас же
иду к своим товарищам, которые поднялись в полный рост и сбросили ярмо
капитализма со своих плеч.
Торжествующей походкой он направился к лагерю ласкаров.
-- Товарищи! -- крикнул он. -- Поздравляю вас с вашей замечательной
победой!!! Я пришел, чтобы повести вас к еще более великим завоеваниям. Мы
двинемся маршем на лагерь капиталистов, которые нас прогнали. Мы уничтожим
их и завладеем всем оружием, боеприпасами и провиантом.
Пятнадцать хмурых людей глядели на него молча, затем один из них
сказал:
-- Убирайся.
-- Как же так! -- воскликнул Убанович. -- Я пришел, чтобы быть с вами.
Вместе мы совершим замечательную...
-- Убирайся, -- повторил ласкар.
Убанович топтался на месте, пока к нему не направились несколько
человек. Он повернулся и пошел назад в свой лагерь.
-- Ну, товарищ, -- усмехнулся Шмидт, -- революция закончилась?
-- Безмозглые кретины, -- выругался Убанович. В ту ночь четверо людей
были вынуждены сами поддерживать огонь в костре, чтобы отпугивать диких
зверей. Раньше этим занимались ласкары. Им также пришлось добывать дрова и
по очереди стоять на вахте.
