далеко. Здесь было глупое существо, передвигавшееся на четырех лапах. Оно
жило в земляных норах, куда приносило свою пищу. Мы стали рыть свои ходы к
его норе и брать пищу, которую оно приносило. Однако ее не хватало на
всех, поэтому калданы вынуждены были выходить и добывать еду сами. Это
было тяжелой работой для наших слабых ног. Тогда мы стали ездить верхом на
спинах этих примитивных рикоров. Прошло, несомненно, много веков, когда
наконец калданы нашли способ руководить рикорами и полностью подчинили их
себе, так что мозг калдана руководил всеми движениями рикора, мозг
которого все уменьшался и со временем совсем исчез. Исчезли его уши и
глаза, так как они были не нужны ему: калдан видел и слышал за него.
Подобным же образом рикор стал передвигаться на задних конечностях, так
как калдану нужно было видеть дальше. Когда исчез мозг рикора, вместе с
ним исчезла и голова. Рот был единственной частью головы, которая
использовалась, поэтому он сохранился. Иногда в руки наших предков
попадали представители красной расы. Предки видели красоту и удобство тел
этих пришельцев, и в этом направлении развивались рикоры. Благодаря
разумному руководству, работе, появился современный рикор. Он - продукт
сверхмощного мозга калданов, он - тело нашего мозга, с его помощью мы
делаем все необходимое, как вы делаете все, благодаря своим рукам и ногам.
Но у нас важное преимущество: мы можем выбирать себе тела и менять их.
Разве ты не хотела бы быть калданом?
Тара не знала, как долго находилась она в подземном помещении.
Казалось, что прошло очень много времени. Она ела, спала и следила за
бесконечными потоками созданий, проходивших мимо входа в ее тюрьму. В
одном направлении они шли с грузом - пища, пища, пища! В другом -
возвращались с пустыми руками: видя их, она знала, что наверху день. Когда
они не проходили мимо, она знала, что наступила ночь и бенсы поедают
рикоров, оставленных на полях накануне днем. Она начала худеть и бледнеть.
Ей не нравилась их пища, но даже если бы ей давали очень вкусную еду, она
не стала бы есть много, боясь потолстеть. Идея полноты имела здесь свой,
ужасный смысл.
Чек заметил, что она худеет, слабеет и бледнеет. Он поговорил с ней
об этом, и она объяснила, что ей не нравится здесь под землей, что ей
нужен воздух и солнечный свет, иначе она и дальше будет слабеть и в конце
концов умрет. Очевидно, он передал ее слова Лууду, так как вскоре объявил,
что король распорядился перевести ее в крепость. Она надеялась, что это
следствие их беседы с Чеком. Даже просто вновь увидеть солнце было
счастьем, к тому же у нее появится надежда на бегство, о чем она не
осмеливалась думать раньше, так как знала, что без посторонней помощи ей
не выбраться на поверхность из запутанных подземных лабиринтов.
Теперь же у нее есть слабая надежда. В конце концов она снова видит
холмы, а раз так, то разве не может появиться возможность достичь их? Если
бы у нее было десять минут - всего лишь десять минут! Аэроплан все еще
там. Она знала, где его искать. Всего десять минут, и она свободна,
свободна и далека от этого ужасного места. Но дни проходили, а она никогда
не оставалась одна даже на пять минут. Она непрерывно обдумывала план
спасения. Если бы не бенсы, ей удалось бы бежать ночью. Чек ночью всегда
отделяется от тела и находится в каком-то полукоматозном состоянии. Это
вообще не походило на сон, так как его безвекие глаза не закрывались и
оставались открытыми. Ночью он неподвижно лежал в углу. Тара тысячи раз
разыгрывала в уме сцену спасения. Она подбежит к рикору и выхватит меч,
висящий на его доспехах. Она сделает это, прежде чем Чек поймет, что
происходит, и раньше, чем он поднимет тревогу, она опустит лезвие меча на
эту отвратительную голову. Всего за несколько мгновений она достигнет
ограды. Рикоры не остановят ее: у них нет мозга, чтобы сообразить, что она
убегает. Она много раз следила из своего окна за тем, как они открывают и
закрывают ворота, выходящие в поле, и знает теперь, как действует замок.
Она откроет его, выбежит и понесется к холмам. Холмы так близки, что ее не
смогут догнать. Так просто! Было бы просто, если бы не бенсы. Бенсы ночью,
а работники на полях днем!
Заключенная в крепости, лишенная движений, девушка не делалась такой,
какой ее хотели видеть. Чек спросил, почему она не полнеет: ведь сейчас
она выглядит хуже, чем в тот момент, когда ее захватили. Эти вопросы были
повторением вопросов Лууда, и это позволило Таре выработать новый план
спасения.
- Я привыкла гулять на свежем воздухе при свете солнца, - сказала она
Чеку. - Я не могу быть такой, как прежде, так как заперта в этой комнате,
дышу затхлым воздухом и не двигаюсь. Разреши мне выходить ежедневно на
поля и гулять там на солнце. Тогда, я уверена, что я вскоре буду толстой и
красивой.
- Ты попытаешься убежать, - сказал он.
- Но как я могу это сделать, если ты всегда со мной? - спросила она.
- И даже если я попробую бежать, куда я пойду? Я даже не знаю, в каком
направлении Гелиум. Наверное, очень далеко. В первую же ночь меня
растерзают бенсы, разве не так?
- Ты права, - сказал Чек. - Я спрошу об этом Лууда.
На следующий день он сказал, что Лууд разрешил ей выйти на поля. Он
подождет еще несколько дней и проследит за ее успехами.
- Если ты не станешь толще, он использует тебя для других целей, -
сказал Чек, - не как пищу.
Тара содрогнулась.
В этот день и во все последующие она выходила из крепости и через
ворота проходила на поля. Она постоянно искала возможности для спасения,
но Чек неотлучно находился рядом с ней.
Но не столько его присутствие удерживало ее от бегства, сколько
многочисленные работники, всегда находившиеся между нею и холмами, где
стоял аэроплан. Она легко избавилась бы от Чека, но было слишком много
других. Наконец однажды, выходя на поля, Чек сказал ей, что это в
последний раз.
- Вечером ты пойдешь к Лууду, - сказал он. - Мне очень жаль, что я
больше не услышу твоего пения.
- Вечером! - Она с трудом перевела дыхание, голос ее дрожал от ужаса.
Она быстро взглянула на холмы. Они были так близко! Однако между нею
и ими были работники - не менее двух десятков - от которых никак не
избавиться.
- Пойдем туда, - сказала она, указывая в их сторону. - Я хочу
посмотреть, что они делают.
- Слишком далеко, - ответил Чек. - Я ненавижу солнце. Здесь, под
тенью дерева, гораздо приятней.
- Хорошо, - согласилась она, - оставайся здесь, а я пойду туда. Это
займет не более минуты.
- Нет, - ответил он. - Я пойду с тобой. Ты хочешь убежать, но тебе
это не удастся.
- Я не могу убежать.
- Я знаю, - согласился он, - но ты можешь попытаться. Я не советую
тебе делать этого. Может, лучше вернуться в крепость? Если ты убежишь, мне
придется туго.
Тара видела, что теряет последний шанс. Других больше не будет. Она
искала хоть какой-нибудь предлог, чтобы оказаться поближе к холмам.
- Я прошу немного, - сказала она. - Вечером ты попросишь, чтобы я
спела. Это будет в последний раз. Если ты не позволишь мне подойти и
посмотреть, что делают эти калданы, никогда не буду петь для тебя.
Чек колебался.
- Я буду все время держать тебя за руку, - сказал он.
- Пожалуйста, если хочешь, - согласилась она. - Пойдем.
Они двинулись к рабочим и - к холмам. Небольшой отряд калданов
выкапывал клубни из земли.
Она заметила, что все они заняты своей работой, их отвратительные
глазки были устремлены вниз. Она подвела Чека совсем близко к ним, говоря,
что хочет внимательнее рассмотреть их работу. Все это время он цепко
держал ее за руку.
- Очень интересно, - сказала она со вздохом. Затем вдруг. - Смотри,
Чек! - И быстро указала назад, на крепость.
Калдан, державший ее, отвернулся и посмотрел в том направлении; в тот
же момент с ловкостью бенса она ударила его кулаком, вложив в него всю
свою силу - ударила прямо в затылок его мягкой головы, как раз над
воротником. Удар оказался удачным. Он выбросил калдана из гнезда на плечах
рикора и отбросил на землю. Тут же рука, сжимавшая ее запястье, разжалась,
не контролируемая больше мозгом Чека. Рикор неуверенно отошел на несколько
шагов, опустился на колени и лег затем навзничь. Но Тара не дожидалась
этого. Как только пальцы разжались на ее руке, она бросилась бежать к
холмам. Одновременно с губ Чека сорвался предупреждающий свист:
потревоженные рабочие распрямились, один из них оказался как раз на пути
Тары. Она удачно увернулась от его распростертых рук и вновь побежала к
холмам, к свободе. Вдруг она споткнулась об инструмент, вроде мотыги,
который лежал, наполовину присыпанный землей. Спотыкаясь, она побежала
дальше, пытаясь восстановить равновесие, но ее нога все время попадала в
борозды, она вновь спотыкалась и бежала дальше. Споткнувшись в очередной
раз и упав, она почувствовала на себе чье-то тяжелое тело, еще мгновение -
и она окружена... Ее поставили на ноги; взглянув по сторонам, она увидела,
как Чек пробирается к своему безвольному рикору. Чуть позже он подошел к
ней.
Отвратительное лицо, не способное выражать чувства, никак не
проявляло того, что происходило у него в мозгу. Был ли это гнев или
ненависть? Или жажда мести? Тара не знала, да ее это и не интересовало.
Случилось самое худшее. Она попыталась освободиться и потерпела неудачу. И
другой возможности не будет.
- Идем! - сказал Чек. - Мы возвращаемся в крепость.
Абсолютная монотонность его голоса не нарушилась. Это было хуже, чем
гнев, ибо полностью скрывало его намерения. Ее ужас перед этим гигантским
мозгом, совершенно лишенным человеческих чувств, усилился.
Ее вновь отвели в комнату в крепости, и Чек вновь заступил на
дежурство, сидя на корточках у входа, но теперь он держал в руке
обнаженный меч и никогда не оставлял рикора. Лишь иногда его сменял другой
калдан, когда Чек чувствовал усталость и голод. Девушка сидела и следила
за ним. Он не был грубым с ней, но она не испытывала благодарности, хотя,
с другой стороны, у нее не было к нему ненависти. Лишь чувство ужаса жило
в ней. Она как-то слышала, как ученые обсуждали, что со временем мозг,
рассудок будет занимать все большее место. Не останется инстинктивных
действий или чувств, ничего не будет делаться без обдумывания. Разум будет
руководить каждым поступком. Сторонники этой теории утверждали, что в этом
- счастье человечества. Тара из Гелиума от всей души желала, чтобы эти
ученые, подобно ей, на себе испытали практические следствия своей теории.
Выбор между олицетворением физического начала - рикором и
представителем умственного начала - калданом был бы безрадостным. Наиболее
благоприятный путь развития человечества находился посередине. Это
прекрасный объект исследования, думала она, для тех идеалистов, которые
стремятся к абсолютному совершенству, правда заключается в том, что
абсолютное совершенство так же нежелательно, как и его полная
противоположность.
Мрачные мысли наполнили голову Тары, когда она ожидала посланцев
Лууда - посланцев, которые для нее значили бы только одно - смерть. Она
знала, что найдет способ покончить с собой в крайнем случае, но пока еще
цеплялась за надежду и за жизнь. Она не сдастся, пока будет хоть малейшая
возможность бороться. Она заставила Чека вздрогнуть, громко и яростно
выкрикнув:
- Я еще жива!
- Что это значит? - спросил калдан.
- То, что я сказала, - ответила она. - Я еще жива, и пока я жива, я
