Вскоре мне принесли законвертованный пакет. И хотя, по существовавшим
тогда правилам, я имел возможность вскрыть пакет, я не стал этого де-
лать, как не вскрывал ни одного из тех полутора тысяч пакетов, что так и
остались лежать в архиве. Я отнес пакет Горбачеву, он сам вскрыл его, не
показав, прочитал, что там написано, сам законвертовал, заклеил лентой и
сказал: "Это то, что ищут. Это о расстреле НКВД польских офицеров". И
этот документ я более не видел. Конверт был при мне запечатан. А когда я
спросил, надо ли давать информацию по Катыни, Горбачев сказал, кому на-
до, он сообщит сам.
- Как вы думаете, говорил ли Горбачев кому-нибудь об этих документах?
- Этого я не знаю. Во всяком случае, он еще дважды спрашивал меня -
уничтожены ли секретные протоколы и материалы, связанные с Катынью.
- Он хотел, чтобы они были уничтожены?
- Ну, конечно, особенно секретные протоколы, потому что они были для
него по существу миной замедленного действия. Их обнаружение и рассекре-
чивание грозило ему моральной и политической смертью. Ведь, будучи осве-
домленным об их существовании, он обманул Верховный Совет и Съезд народ-
ных депутатов, общественность страны, да и мировую - тоже.
Как только я вступил в должность заведующего Общим отделом, то пер-
вое, о чем узнал, были материалы закрытого порядка, к которым можно от-
нести секретные протоколы Молотова - Риббентропа и информацию по Катыни.
А поскольку события, стоящие за ними, к тому времени начали муссировать-
ся в печати, то я немедленно доложил Генсеку: документы имеются. Я при-
нес и показал ему секретные материалы, завизированную карту. Он рассте-
лил карту и долго изучал ее. Он изучал линию границы, которая была сог-
ласована. Насколько помню, там стояли две подписи: Сталина и Риббентро-
па. Горбачев изучал документы долго, потом сказал: "Убери, и подальше!"
А на первом Съезде народных депутатов СССР он заявляет, что "все попытки
найти этот подлинник секретного договора не увенчались успехом". Вскоре
после этого он спросил как бы между прочим, уничтожил ли я эти докумен-
ты. Я ответил, что на это нужно специальное решение. Он: "Ты понимаешь,
что представляет сейчас этот документ?" То, что он большой мистификатор,
секрета не представляет..."
По меньшей мере наивно было бы морализировать на сей счет: мол, низко
и подло обманывать и собственный народ, и народ соседней державы, поте-
рявшей по вине большевистской партии тысячи своих сыновей - цвет нации.
Но все случившееся в Кремле, увы, вполне закономерно. И то, что вчераш-
ний слуга охотно "сдает" сегодня обанкротившегося хозяина и что послед-
ний, такой же партийный аппаратчик, только более изощренный, поступил
именно так, а не иначе.
Довольно примечательна записка, адресованная Горбачеву еще одним ап-
паратчиком - В. Фалиным:
"Наш аргумент - в госархивах СССР не обнаружено материалов, раскрыва-
ющих подоплеку Катынской трагедии, - стал бы недостоверным. Выявленные
учеными материалы, а ими, несомненно, вскрыта лишь часть тайников, в со-
четании с данными, на которые опирается в своих оценках польская сторо-
на, вряд ли позволят нам дальше придерживаться прежних версий и уходить
от подведения черты... Видимо, с наименьшими издержками сопряжен следую-
щий вариант: сообщить В. Ярузельскому, что в результате тщательной про-
верки соответствующих архивохранилищ нами не найдено прямых свидетельств
(приказов, распоряжений и т. д.), позволяющих назвать точное время и
конкретных виновников Катынской трагедии. Вместе с том в архивном насле-
дии Главного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных, а
также Управления конвойных войск НКВД за 1940 год обнаружены индиции,
которые подвергают сомнению достоверность "доклада Н. Бурденко". На ос-
новании означенных индиции можно сделать вывод о том, что гибель поль-
ских офицеров в районе Катыни - дело рук НКВД и персонально Берия и Мер-
кулова.
Встает вопрос, в какой форме и когда довести до сведения польской и
советской общественности этот вывод..."
Записка датирована февралем 1990 года. Примечателен и совет Фалина
Горбачеву: "Можно сделать вывод..." Так и сделали, потому что "подстав-
лять" правящую партию ни сам Горбачев, ни его окружение явно не собира-
лись.
Впоследствии Михаил Сергеевич, нисколько не смущаясь, попробует пере-
ложить ответственность на Ельцина: мол, я Борису Николаевичу все матери-
алы по Катыни передал, но почему он не проинформировал польскую сторону,
я не знаю...
Последний Генеральный секретарь и после ухода в отставку остался ве-
рен себе - Горбачев, как всегда, "был не в курсе".
Президент России Борис Ельцин на вопросы журналистов ответил более
откровенно:
- Горбачев и в Конституционный суд не пришел потому, что боялся этого
вопроса...
Как ни парадоксально, но всей правды не решилось сказать и само руко-
водство посткоммунистической России. Официально было заявлено, что к Ка-
тынской трагедии причастен тогдашний нарком внутренних дел Лаврентий Бе-
рия. Подхватившие старую версию средства массовой информации сделали,
правда, одну оговорку: "Первоначально в документах фигурировала фамилия
Берия, но потом чья-то рука его вычеркнула..." Это обстоятельство поче-
му-то никого особенно не смутило. А зря. И в материалах заседания Полит-
бюро, состоявшегося 5 марта 1940 года, и в других документах подписи мо-
его отца нет. Лукавили устроители шумной пресс-конференции, что возра-
жавших против зловещей акции не оказалось.
А правда такова. За расстрел польских офицеров, а их, кстати, было
гораздо больше, чем признал Горбачев, - 20857 человек - единогласно про-
голосовали Сталин, Ворошилов, Молотов, Микоян, Каганович, Калинин, сло-
вом, вся партийная верхушка. Особенно настаивали на этом Ворошилов и
Жданов. Единственным человеком из кремлевского руководства, выступившим
совершенно открыто против этой подлости, стал отец. Свою позицию на за-
седании Политбюро он объяснил так:
- Война неизбежна. Польский офицерский корпус - потенциальный союзник
в борьбе с Гитлером. Так или иначе мы войдем в Польшу, и конечно же
польская армия должна оказаться в будущей войне на нашей стороне.
Реакцию партийной верхушки предположить нетрудно - отец за стропти-
вость едва не лишился должности. Жданов прямо заявил: "Тогда я могу
встать во главе органов!" Но и это не заставило отца подписать смертный
приговор польским офицерам. Хотя, безусловно, всем было понятно, что
особое мнение одного человека уже ничего изменить не может - поляки были
обречены.
Отцу приказали в недельный срок передать пленных польских офицеров
Красной Армии, а саму экзекуцию было поручено провести руководству Нар-
комата обороны Допускаю, что какие-то подразделения из состава конвойных
частей все же привлекли, но расстреливала поляков, как это ни горько
признать, Красная Армия. Это та правда, которую тщательно скрывают и по
сей день...
Так случилось, что отец - случай беспрецедентный в сталинском окруже-
нии! - демонстративно отказался поддержать преступное решение большинс-
тва и Сталин ему это простил.
Сталин этого не забыл... Но факт остается фактом: отец отказался
участвовать в преступлении, хотя и знал, что спасти эти 20857 жизней уже
не в силах. Учтите еще вот что. Он далеко не всегда соглашался со Стали-
ным. Нравилось это Иосифу Виссарионовичу или нет - другой вопрос, но
слушать он умел.
Я много лет ждал, когда кто-нибудь из Генеральных секретарей, хотя,
если честно, понимал, что это невозможно, признается в существовании
папки с материалами "Катынского дела". Я-то прекрасно знал, что это за
документы и под каким грифом они хранятся еще с сорокового года. Знаю
совершенно точно, что отец мотивировал свое принципиальное несогласие с
расстрелом польских офицеров и в письменной форме. Где эти документы?
В 1993 году мне довелось побывать в Польше, и у меня сложилось твер-
дое убеждение, что там все давно прекрасно поняли: вся правда о Катыни
не сказана и сегодня...
В Польше у меня было немало интересных встреч и разговоров на самом
разном уровне, и, думаю, мои собеседники, в том числе и польские журна-
листы, давно занимающиеся катынской проблемой, явно не удовлетворены и
новой версией выдвинутой уже российским руководством. В Польше прекрасно
понимают, что и это - полуправда, не больше. Почему, например, не сказа-
но до сих пор, что, когда отец отказался исполнить преступный приказ,
Ворошилов тут же предложил поручить акцию армии, а Политбюро его поддер-
жало? Потому что это нанесет ущерб престижу армии? Но почему армия, ос-
вободившая Польшу от фашизма, должна нести сегодня ответственность за
преступные решения политического руководства той поры? Есть, видимо, и
другие причины: если сказать правду о "Деле Берия" здесь, неизбежно при-
дется сказать и об остальном...
Несколько человек мой отец все же вытащил из лагеря. Удалось спасти и
будущего командующего сформированной в сорок втором на территории СССР
польской армии Владислава Андерса. Какое-то время он жил у нас в особня-
ке на Малоникитской. Естественно, многие подробности, связанные с его
пребыванием в нашем доме, помню и поныне.
Из воспоминаний адъютанта командующего польскими вооруженными силами
в СССР Ежи Климковского, написанных в Иерусалиме и Риме в 1945-1947 го-
дах:
"Андерс знал, что НКВД еще за несколько месяцев до заключения июль-
ского договора предлагал Пшездецкому формирование в СССР польского леги-
она... 12 августа 1941 года по радио передали, что во исполнение Поль-
ско-советского договора Президиум Верховного Совета СССР объявил амнис-
тию для всех польских граждан, находящихся на территории СССР. Таким об-
разом, для многотысячных масс поляков, разбросанных по бескрайним прос-
торам советской земли, закончились дни неуверенности, дни без просвета,
ночи без сна... Одни находились в концлагерях, другие работали в колхо-
зах и на лесозаготовках или же на дорожных работах, пребывали в свобод-
ной ссылке, другие в так называемых стройбатальонах, а часть находилась
в рядах Красной Армии. Считалось, что в Советском Союзе находится около
трехсот тысяч польских граждан, годных к военной службе, поэтому две ди-
визии совсем немного. Но передавалось шепотом, что это будут лишь первые
части будущей армии..."
Конечно, это всего лишь мои предположения, но, думаю, Сталин знал,
что генерал Андерс не расстрелян и находится в нашем доме. Если бы отец
не имел в тот период хотя бы косвенной поддержки Сталина, наверняка все
было бы совершенно иначе и свой замысел - создать союзную нам польскую
армию на территории СССР - отцу вряд ли удалось бы реализовать.
Он предлагал начать формирование польских частей еще в тридцать девя-
том, но тогда его предложение отклонили. Когда к отцу попала Директива N
21, подписанная Гитлером - план "Барбаросса", - уже никто не мог отмах-
нуться от таких предложений, и в принципе вопрос был решен. Но тогда ре-
шили из соображений секретности формирование польских частей не начинать
- это сразу же насторожило бы немцев: Советский Союз знает о приготовле-
ниях Германии к войне. Чтобы избежать этого, поляков оставили в лагерях,
изменив режим их содержания, и на базе этих лагерей начали втайне созда-
вать воинские формирования. Именно поэтому так быстро - уже официально!
- была сформирована впоследствии польская армия. Первое соединение -
опять же официально - было сформировано, кажется, за два-три месяца...
С Андерсом, к слову, отец поддерживал отношения и позднее, когда его
армия была переброшена на Ближний Восток и находилась в подчинении бри-
танского командования.
Логика действий моего отца вполне понятна. Здесь речь даже не о ка-
ком-то исключительном гуманизме, а о целесообразности. Приближение войны
сомнений не вызывало - отец ежедневно получал соответствующие подтверж-
