тарелкам, Франц откупорил вино и налил по полному бокалу. Они одновременно
подняли глаза и посмотрели друг на друга.
-- За встречу?
-- За встречу.
Трепеща от нетерпения, Франц отпил глоток вина и вонзил вилку в
покрытую хрустящей корочкой гусиную ножку; "М-м-м!" -- подумал он.
Некоторое время они молча ели, стуча вилками и ножами, потом он с
сожалением оторвался от своей тарелки и посмотрел на Таню -- он же хотел
распросить ее как следует ...
-- Знаете, что мне кажется здесь самым непонятным? То, что я все еще
ощущаю себя хозяином своей жизни. -- он отложил вилку в сторону, -- Что
будет, к примеру, если я заберусь сейчас на крышу небоскреба и брошусь
вниз?
-- Разобъетесь насмерть.
-- То есть как это, насмерть? Да ведь я уже на том свете!
-- Не могу вам этого объяснить. Знаю только, что и боль, и болезни
здесь существуют, -- а значит, и смерть тоже должна. -- Таня на мгновение
задумалась, -- Вот только, что делается с душой умершего, не знаю. Может,
после этого мира еще какой-нибудь будет?... Или, например, полное
забвение?... -- она замолчала.
На стене громко тикали массивные бронзовые часы.
-- Сколько дневных живет в Общежитии?
-- Не знаю -- я их не видела ни разу. Судя по количеству жилых комнат
-- человек двадцать-тридцать.
-- Как так не видели? -- удивился он, -- Должны же вы хоть иногда с
ними встречаться?
-- Должна. -- Таня ела, аккуратно отрезая маленькие кусочки гусятины.
-- Но не встречаюсь.
-- Так откуда ж вы знаете, что они вообще существуют?
-- Я их чувствую ... -- она запнулась, не зная, как объяснить, -- И
посуду на кухне они с места на место переставляют.
"Интуитивное мышление женщины ..." -- подумал Франц.
-- А что люди здесь вообще делают?
-- Работают большей частью. А подследственные в активной фазе
следствия -- те к следователю и адвокату ходят. Попеременно.
-- А в выходные, праздники?
-- Праздников здесь не бывает. В выходные можно пойти в кино, в театр
... или за город поехать. Здесь природа очень красивая и, главное,
разнообразная: на восток от Города -- море, на запад горы, за горами лес
... Я вас когда-нибудь в горы свожу, -- Таня улыбнулась, -- очень люблю
туда ездить ...
-- Подождите, -- остановил ее Франц, -- мы с вами находимся на Земле?
-- Да. -- Таня кивнула головой. -- Но на какой-то другой ... не на
той, что раньше.
-- Что находится за лесом и морем?
-- Не знаю.
-- Как так не знаете?
-- Так: добраться туда невозможно, а спросить не у кого -- никто не
знает.
-- А что на севере и юге?
-- На север и юг Город бесконечен.
"Господи, с ума ведь можно сойти." -- подумал Франц.
-- И давно вы уже здесь?
-- Почти год. Следствие против меня приостановили очень быстро, на
вторую неделю. С тех пор работаю.
-- Где?
-- В архитектурном отделе Магистратуры на полставки. А на вторые пол
-- рисую. -- Она махнула в сторону картин, висевших на стене. -- В
последнее время стали хорошо покупать.
-- В архитектурном отделе ... -- повторил Франц, -- И что же вы в
архитектурном отделе делаете, если не секрет?
-- Черчу. -- Таня отпила из своего бокала, -- они мне оставляют
словесные описания и черновики с размерами, а я им начисто вычерчиваю,
отмываю и расцвечиваю ... Зайца один раз пририсовала ... -- неожиданно
добавила она.
-- Какого зайца? -- заинтересовался Франц.
-- Дали мне загородный дом чертить, нудный, как спичечная коробка, так
я на генеральном плане в углу зайца нарисовала: как он на задних лапках
сидит, а передними умывается.
-- И что?
-- Ничего, сошло ... Видно, не заметили.
-- Кто "не заметили"? -- Франц сформулировал, наконец, правильный
вопрос. -- Начальник, например, у вас кто?
-- Не знаю, я во всем Отделе единственная ночная служащая. -- и, видя,
что он не понимает, Таня объяснила, -- Каждый понедельник я нахожу у себя
на рабочем столе конверт с инструкциями на неделю, а сделанную работу по
пятницам отношу в кабинет 825. -- Она помолчала, а потом с выражением
безнадежности в голосе добавила, -- Уж не знаю, что они потом с моими
чертежами делают.
-- Н-да ... -- растерянно протянул Франц, -- А как вы эту работу
нашли?
-- По объявлению в газете.
-- Здесь и газеты есть? -- удивился он.
-- Газета. -- поправила Таня. -- Называется "Ежевечерний Листок
Первого Яруса", я вам потом покажу ... Гуся добавки не хотите?
-- Спасибо. -- рассеянно отвечал Франц, подставляя тарелку. -- Ну,
ладно, с работой более или менее понятно ... то есть, понятно, что ничего
не понятно ... А как вы продаете свои картины?
-- Частно. Через маленькую галерею в центре Города.
-- Кто хозяин?
-- Старый француз, очень смешной ... производит впечатление полного
безумца.
-- А покупатели кто, тоже безумцы?
-- Скорее всего ... -- и, видя, что он хочет задать очередной вопрос,
она добавила, -- Знаете, Франц, вы тут напрасно ... как бы это сказать ...
человеческий смысл ищете -- его здесь нет. А тот, который есть, того
человеку не понять. Его только принять можно ... И чем раньше вы примете,
что окружающие для вас все равно что сумасшедшие, тем лучше будет, -- на
этом, как ни странно, тоже отношения строить можно.
-- А вы тоже сумасшедшая?
Таня рассмеялась.
-- Я -- другое дело. -- она помялась, понимая, что сказанное требует
разьяснений, но почему-то не решаясь говорить. -- Я, видимо, ваш "партнер".
-- наконец выговорила она и, по-детски покраснев, стала сбивчиво объяснять,
-- У меня есть теория, что здешние люди кажутся друг дружке безумцами не
потому, что они действительно безумны, а потому, что живут как бы в
перпендикулярных плоскостях -- и оттого не понимают друг друга. Да что там
говорить ... ведь и живые люди часто друг друга не понимают, а уж здесь-то
все это до последней крайности доведено. -- она поерзала на стуле, -- А
чтобы человек на самом деле от одиночества не рехнулся, они посылают ...
или сводят ... уж не знаю, как сказать ... -- она смутилась окончательно,
-- близких по типу людей вместе. То есть, это я так думаю ...
-- Ладно. -- согласился Франц, -- Допустим, что все официальные лица
живут, как вы выражаетесь, в "перпендикулярных плоскостях". Но остальные-то
люди, люди на улице, они что -- тоже перпендикулярные?... Скажем, если я с
кем-нибудь в метро заговорю?
-- Я один раз попробовала. -- усмехнулась Таня.
-- И что?
-- Вспоминать не хочется. -- По ее лицу пробежала тень давно пережитой
обиды.
-- Значит, по-вашему, мы с вами всем остальным тоже кажемся безумцами?
-- Думаю, да.
В течение нескольких секунд Франц обдумывал полученную информацию.
Потом задал следующий вопрос.
-- Вот вы уже почти год здесь и все время без "партнера" -- как это в
вашу теорию укладывается?
-- Не весь год без партнера. -- она подняла глаза и посмотрела ему в
лицо. -- Можно я потом вам об этом расскажу?
И Франц понял, что вопросы в этом направлении следует прекратить.
-- Конечно-конечно, извините ... -- торопливо согласился он и сменил
тему. -- А адвокат у вас, значит, хороший был -- раз следствие так быстро
приостановили?
-- Адвокат у меня был тот же, что и у вас, -- ответила Таня, -- он
всех ночных подследственных в нашем Общежитии обслуживает. Никакой помощи я
от него не получила.
-- А следователь -- он тоже на всех ночных в этом Общежитии один?
-- Один.
Таня отпила из своего бокала.
-- Что он за человек, на что похож?
Она неожиданно рассмеялась.
-- Сами потом увидите -- не хочу лишать приятного сюрприза.
-- А какие вопросы задает?
-- Всякие ... большей частью, бредовые. К примеру, -- Таня нахмурила
брови, закатила глаза и произнесла гнусавым басом, -- "Перескажите самое
странное происшествие в вашей земной жизни".
Они оба рассмеялись.
-- И что же вы ему ответили?
-- В отношениях с ними, -- она неопределенно указала рукой через
плечо, -- у меня правило: делай, что попросят, в пределах разумного. Вот я
ему просто и пересказала самое странное происшествие в моей земной жизни.
-- А что это было? -- спросил Франц, -- Или это что-то личное?
-- Нет ... Могу рассказать, если хотите.
6. Рассказ Тани
-- Я всю жизнь прожила в России, тогда еще СССР, и работала
архитектором. Не таким архитектором, который проектирует новые дома, а
таким, который изучает старые. Наш отдел занимался усадьбой девятнадцатого
века, так что сотрудникам часто приходилось ездить за материалом -- как
правило, не очень далеко от Москвы. Я любила эти поездки: они давали
возможность вырваться из текучки на одну-две недели, а главное, можно было
порисовать на натуре -- не только для работы, но и для себя. С сыном обычно
оставалась моя мать, ну а если она не могла, то я просила кого-нибудь из
подруг.
В тот раз все с самого начала пошло как-то не так: начать с того, что
ни один из сотрудников-мужчин поехать с нами не смог. Я оказалась старшей в
группе, состоявшей, помимо меня, еще из двух несмышленых девчонок, которые
и работали-то в Институте без году неделя. Делать, однако, было нечего,
спасибо и на том, что шофер институтской машины помог нам загрузить в поезд
тяжеленные ящики с документацией и чертежами. С билетами нам тоже не
повезло: ехать пришлось в общем вагоне, набитом соответствующей публикой --
они непрерывно ссорились, жрали тошнотворную снедь, пили теплую водку и
пахли (было довольно жарко, вентиляция не работала). На этом злоключения не
кончились: поезд задержался и прибыл на нашу остановку с двухчасовым
опозданием. Еле успев выгрузить барахло за три минуты стоянки, мы,
взмыленные, злые и голодные, оказались в шесть часов вечера в абсолютно
незнакомом месте -- никто из нас не бывал в этом городишке раньше. Наш
объект находился в сорока километрах отсюда, причем по грунтовой дороге, а
не по шоссе. Автобусы туда не ходили, проката машин в России не
существовало, что же касается такси ... да само понятие "такси" было столь
же чуждо этому месту, как и понятие космического перелета. Имевшееся у меня
письмо из Института к местному начальству с просьбой выделить машину
оказалось бесполезным, ибо найти никого не удалось (рабочий день уже
закончился). Девчонки обежали все три городские гостиницы -- мест не было.
Это был типичный среднерусский городок, застроенный уродливыми
пятиэтажками и полуразваленными деревянными домишками. Пьяные мужики угрюмо
шатались по неосвещенным улицам. Сидя на своем барахле на безлюдной
вокзальной площади, мы не знали, что делать; было уже около девяти, почти
совсем темно. И вот тут-то около нас притормозил проезжавший мимо грузовик.
Из кабины высунулась глупая, но вполне добродушная, харя и весело спросила:
"Куда ехать-то, девоньки?" "В Жадуны." -- заискивающе заглядывая в глаза,
пропели Ляська и Бегемот. "А ну бросай барахло в кузов, сами садись в
кабину!" -- гаркнула харя, и девчонки аж застонали от облегчения. Шофер,
здоровенный детина лет сорока, помог нам загрузить ящики в кузов и усадил
всех троих в кабину на два пассажирских места. Из окошка грузовика
городишко уже не смотрелся враждебным: даже шарахавшиеся по улицам пьяные
мужики выглядели скорее бессмысленными, чем опасными. Поднимая клубы пыли
на сухих местах и жирно чавкая шинами по грязи, грузовик выехал из города
на проселочную дорогу.
Усадьба, которую мы собирались "мерять", находилась в трех километрах
от деревни -- нас должен был встретить предупрежденный телеграммой
смотритель. Больше на усадьбе никто не жил, ибо она, как памятник
архитектуры, охранялась государством. Наш спаситель, не взяв предложенной
десятки, выгрузил вещи прямо на крыльцо, сбегал за смотрителем и быстро
укатил. Напоследок он посоветовал "... не очень-то седни по лесу бродите --
мужики в Жадунах с утра гулямши, а об сю пору непременно пойдут
