требованию -- кем бы она тогда выглядела?... вот она и пыталась лицо
сохранить, но ведь было же очевидно, что это -- только игра, раз она вообще
сюда прийти согласилась ... а ведь все мои намерения были на мне крупными
буквами написаны ... -- Саломаха говорил захлебывающейся скороговоркой,
копируя суетливую женскую интонацию (что почему-то вызывало странное
ощущение гадливости), -- ... и разве ж она в самом деле сопротивлялась?...
да если б она всерьез сопротивлялась, она бы куда надо попала, а не мимо,
она так старательно промахивалась, а я не оценил ... и разве ж это я всерьез
ее бил?... всего-то в четверть силы, да так интеллигентно -- ясное дело, что
понарошку ...
-- И что с ней потом стало? -- спросил я.
-- Ничего, жива. Что с ней сделается? -- отвечал Саломаха, -- Мы с ней
потом еще два раза на ту квартиру ходили ... правда уже без этой дури с
побоями.
Он помолчал, а потом добавил:
-- А вот ту секунду своего колебания -- запомнил я на всю жизнь ...
Никогда нельзя быть уверенным, кто на что способен. Ну ладно, дамочку эту я
не понял ... так чужая душа -- вообще потемки! Но ведь я и в себе черные
дыры обнаружил -- вот что больше всего меня потрясло! Идешь себе, идешь -- и
вдруг хлоп в такую дыру со всеми своими потрохами! Среди бела дня! На
трезвую голову! -- он обвел всех взглядом и умолк. Рассказ его, очевидно,
был закончен.
Опять воцарилось молчание -- еще более длительное и более неприятное,
чем раньше.
-- По-моему, ты подонок, Саломаха! -- наконец, хрипло сказал Левин, --
А потому твои раглагольствования о морали столь же некомпетентны и
безнравственны, сколь и рассуждения человека с неполным средним образованием
о квантовой механике!
-- Почему же, Илюша? -- притворно удивился Громов, -- Ведь он же не
убил эту женщину ... мог, а не убил! В тюрьму готов был пойти, как Родион
Раскольников!
-- Не юродствуй, Лешка!! -- заорал Левин с такой яростью, что люди за
соседними столиками оглянулись. -- Ты ведь все прекрасно понимаешь -- у
порядочного человека и мысли такой возникнуть не должно -- лежащую без
сознания женщину душить!... -- он побледнел и откинулся на спинку своего
стула. Я вдруг вспомнил, что у него слабое сердце.
-- Илюша! -- Юля наклонилась к Левину, -- Господи, да не волнуйся ты
из-за этого подлеца ... ну, какое тебе до него дело?!... Хочешь, я воды
принесу?
Левин отрицательно покачал головой. Губы его дрожали -- ни то от боли в
сердце, ни то от ненависти.
-- А чего вы меня подонком, да подлецом обзываете?
Странная интонация Саломахи не вязалась со смыслом его слов. Синхронно,
с четырех точек пространства мы перевели взгляды на него -- он улыбался!
-- А вы и поверили, да?... Ха-ха-ха!... -- по его лицу гуляла кривая и
несколько жутковатая улыбка ; тело начинало трястись в приступе хохота, --
Поверили, да?! Ха-ха-ха-ха-ха!. ..
-- Так ты чего, набрехал все? -- несвойственно тихо спросил его Лешка.
На какое-то мгновение мне показалось, что он сейчас ударит Саломаху по лицу.
-- А ты думал, я и впрямь насильник?... Ха-ха-ха-ха-ха!... -- зашелся
Саломаха. -- Да ежели б я был, то неужто стал на всех углах об этом
рассказывать?...
-- Господи, какой негодяй! -- хрипло выговорил Левин. -- Это ж надо!...
Какой абсолютный и окончательный негодяй! -- Он отодвинул свой стул и
медленно поднялся на ноги. -- Жаль, что на такой неприятной ноте приходится
прощаться ... но ничего не поделаешь. -- он кивнул мне и Юле, -- До
свиданья, Жень, приятно было после всех этих лет с тобой увидеться; Юлечка
-- до скорого. -- он посмотрел на Громова, -- Леш, ты меня подбросишь до
гостиницы?
Прозвучали прощания. Лешка с Юлей обнялись и поцеловались, я
(единственный) пожал руку Саломахе. Из паба мы вышли все вместе, но сразу же
разделились: Саломаха отправился пешком в свой бесплатный приют, Илья и
Лешка пошли к лешкиной машине, мы с Юлей -- к моей (для экономии денег и
более тесного общения Юлька остановилась у нас дома). Перед тем, как
завернуть за угол, что-то подсказало мне обернуться -- и я увидал глядящего
нам вслед Саломаху. Таким он и остался в моей памяти: несколько обрюзгшая,
но в целом еще статная, фигура; куртка и пиджак расстегнуты ; в просвете
виднеется желтая душегрейка.
Я расстался с Саломахой с явственным, хотя и ни на чем не основанным,
ощущением, что никогда более не увижу его -- а равно не услышу о
рассказанной им странной истории. Вторая часть этого предчувствия, однако,
не оправдалась.
Большую часть дороги до моей машины мы с Юлей промолчали; пятнадцать
лет нашей дружбы делало молчание необременительным. "Серега твой не жалеет,
что науку бросил?" -- наконец, спросил я ; "Куда там!... -- отвечала Юля, --
Он, поди, и синус-то теперь не проинтегрирует!" Ливший весь день холодный
дождь превратился в мельчайшую взвесь, равномерно заполнявшую все мировое
пространство -- от мокрых коричневых кирпичей дорожки до невидимых в темноте
туч, и оседал на наших лицах тонкой водяной пленкой. "Но зарабатывает-то
хорошо?" -- "Еле-еле концы с концами сводим." (Я почувствовал укол совести
за свое благополучие.) Мы пересекли Площадь Королевы Виктории и углубились в
переулки. "Да что ж это у вас все время дождь идет!... -- пожаловалась Юля,
-- С ума ведь можно сойти!"; "На завтра опять обещали." -- отозвался я.
Через пять минут мы уже сидели в машине -- ехать нам было с полчаса (моя
семья жила в городе Ковентри, отстоящем от Бирмингема миль на двадцать).
Ветровое стекло запотело -- я включил обдув и поставил подогрев на максимум.
-- А все-таки он подлец! -- неожиданно вырвалось у Юли. -- У меня такое
ощущение, будто я со скорпионом беседовала ... бр-р! -- она передернулась.
-- С каким скорпионом? -- переспросил я, осторожно выруливая из
переулка на главную дорогу, -- А-а, с Саломахой ... Так он же все набрехал
...
-- Ты чего, Жень, -- в юлькином голосе сквозило удивление, -- и впрямь
его уверениям поверил?...
-- Уверения здесь не при чем. -- отвечал я, глядя на дорогу, -- Из
самой истории видно, что все это -- брехня.
-- И каким же это образом?
Мы остановились у светофора. По тротуару мимо нас прошла компания
болельщиков "Астон Виллы", все -- в одинаковых красно-синих шарфах и
шапочках.
-- Мотивировка у него хромает -- и мужская ее часть, и женская. --
объяснил я, -- Скажем, все эти рассуждения о совести: при всем моем уважении
к Денису Аркадьичу, трудно поверить, что ему в голову придет ...
-- А вот тут я с тобой спорить не стану! -- перебила Юлька, --
Комсомольский вожак, пошляк, зануда беспросветный ... -- да такой троих
убьет, включая собственную мать, лишь бы тюрьмы избежать!
-- Я такого не утверждал. -- не согласился я. -- Я лишь сказал, что в
такой ситуации он рассуждать о совести не будет. Но она, совесть, у него
есть -- немного, но есть ... поверь, я его лучше знаю. Плюс в решающий
момент еще капля должна была пробудиться ... это ж ведь совсем надо через
свои инстинкты переступить, чтобы хладнокровно задушить лежащую без памяти
женщину! И эта капля вполне могла бы удержать его от убийства ... то есть,
конечно, если б эта история вообще правдой была ...
-- Чушь! -- в юлькином голосе чувствовалась хорошо знакомая мне упрямая
нотка, -- Он лишь потому не убил, что испугался ... испугался, что его
милиция поймает, несмотря на его план замечательный!
Справа и слева узкую улицу обступили ярко освещенные дома -- пабы,
рестораны, кинотеатры, ночные клубы ... Тысячи огней преломлялись в мириадах
дождевых капель и смешивались в одно многоцветное марево, оставлявшее во рту
привкус вечера пятницы.
-- Ну, не знаю, как тебя убедить ... -- сказал я, -- У него и с женской
мотивировкой тоже не сходится ... Кстати: у меня по части изнасилования опыт
небольшой, конечно, но откуда у нее кровь на нижнем белье? Я понимаю, если б
он ей нос расквасил ...
-- Я, слава Богу, тоже не эксперт ... тьфу-тьфу-тьфу ... -- Юлька
суеверно сплюнула через левое плечо, -- Однако, говорят, что при
определенной грубости бывает ...
-- Ну, если так,
Бог с ним. -- согласился я, -- Ты тогда вспомни, как он ее
повреждения описывал: глаз подбит, вся в крови, лежит без сознания --
правильно? И при этом: всю дорогу думала, что они "играют", и только кайф
ловила?!... В мои представления о мазохизме это не укладывается!
-- Сознание она могла потерять не от побоев, а ... как бы это
выразиться ... от восторга ... говорят, и такое бывает. -- парировала Юлька,
-- Кстати, я могу тебе попроще объяснение предложить, без этих сексуальных
извращений: очнулась она, значит, и видит, как Саломаха к ней с подушкой
приближается -- он ведь, небось, подушку эту так с собой машинально и
таскал, верно? Рожа у парня перекошена; "Ну, -- думает тетка, -- конец мне
пришел!... Единственный шанс -- к шутке все свести!" И свела ... умная,
видать, баба.
Мы выехали на шоссе, я прибавил скорости.
-- Не получается, Юль. -- сказал я, -- Если б она от страха все это
наплела, то как вышли они потом на улицу -- она бы первому встречному менту
его и сдала бы!
-- А вот и не обязательно, что сдала бы! -- с жаром возразила Юлька, --
Ты здесь, на Западе забурел совсем и от родных корней оторвался: у нас
женщине на изнасилование жаловаться -- себе дороже ... менты у нас, если
хочешь знать ...
-- Не горячись. -- перебил я ее, -- Сама посуди, если даже в ментовку
она его не упекла, то неужели пощечину ему не дала и в рожу не плюнула?...
-- А может, и плюнула! -- вскричала Юля, -- Он, может, просто
рассказать не успел!
-- Успел. -- отвечал я, -- Помнишь, что я у него в самом конце спросил?
Наступило молчание. Дождь слегка усилился, и я внимательно смотрел на
дорогу; справа и слева мелькали ярко-желтые, как во многих местах в Англии,
фонари. Я бросил косой взгляд на Юльку -- та дулась.
-- Юль, ты чего? -- удивился я, -- Из-за такой ерунды
расстраиваешься?... Да что это на всех вас накатило?
Она промолчала. Мокрая дорога блестела черно-желтыми бликами, машин
было мало. Мы приближались к Ковентри.
-- Ты, Жень, стараешься быть в равной степени добрым ко всем людям на
Земле! -- вдруг сказала Юлька странно-злым голосом, -- А быть добрым ко всем
-- это все равно, что быть равнодушным к каждому. Очень удобная позиция для
сохранения собственной душевной чистоты и благополучия.
Опять наступило молчание. Я включил радиоприемник ; "There's no
aphrodisiac like loneliness ..." -- мягко запел низкий женский голос.
Размеренный стук дворников подчеркивал ритм песни, гудение хорошо
отлаженного мотора создавало ровный уютный фон.
-- Было ли хоть раз, чтоб ты попросила меня помочь, а я отказал? --
спросил я.
-- Нет. -- после паузы ответила Юля.
-- Бывало ли, что я помогал тебе без просьб? -- спросил я.
-- Да. -- после паузы ответила Юля.
В кабине машины было сухо и тепло; "... youth, truth and a picture
review ..." -- выводил низкий женский голос. И тут что-то заставило меня
повернуться к Юле ... она смотрела на меня одним из тех женских взглядов, от
которых у мужчин, в каких бы они отношениях с этими женщинами ни находились,
замирает сердце и перехватывает дыхание.
-- Я на тебя не сержусь. -- сказал я.
x x x
Юля пробыла у нас еще неделю -- я и моя жена по очереди катали ее по
окрестным замкам; пару раз ездили в Лондон. Рассказ Саломахи никак более не
обсуждался, и мне было показалось, что Юля про него забыла. Однако, когда я
