этак. Буш вскрикнул от боли, а мы прошли мимо него и вошли в дом. Черт
возьми, мы не знали, где находится Равино, и были в большом затруднении.
По счастью, он сам в это время шел по коридору. Я узнал его, так как ви-
делся с ним, когда привозил вас в качестве моего душевнобольного друга.
"Что вам угодно?" - резко спросил Равино. Мы поняли, что нам нечего
больше разыгрывать комедию, и, приблизившись к Равино, быстро вынули ре-
вольверы и направили их ему в лоб. Но в это время носатый Буш, - кто бы
мог ожидать от этой развалины такой прыти! - ударил по руке Шауба, при-
чем так сильно и неожиданно, что выбил револьвер, а Равино схватил меня
за руку. Тут началась потеха, о которой, пожалуй, трудно и рассказать
связно. На помощь к Равино и Бушу уже бежали со всех сторон санитары. Их
было много, и они, конечно, быстро справились бы с нами. Но, на наше
счастье, многих смутила полицейская форма. Они знали о тяжелом наказании
за сопротивление полиции, а тем более, если оно сопряжено с насильствен-
ными действиями над представителями власти. Как Равино ни кричал, что
наши полицейские костюмы - маскарад, большинство санитаров предпочитало
роль наблюдателей, и только немногие осмелились положить руки на священ-
ный и неприкосновенный полицейский мундир. Вторым нашим козырем было ог-
нестрельное оружие, которого не было у санитаров. Ну и, пожалуй, не
меньшим козырем была наша сила, ловкость и отчаянность. Это и уравняло
силы. Один санитар насел на Шауба, наклонившегося, чтобы поднять упавший
револьвер. Шауб оказался большим мастером по части всяческих приемов
борьбы. Он стряхнул с себя врага и, нанося ловкие удары, отбросил ногою
револьвер, за которым уже протянулась чья-то рука. Надо отдать ему спра-
ведливость, он боролся с чрезвычайным хладнокровием и самообладанием. На
моих плечах тоже повисли два санитара. И неизвестно, чем окончилось бы
это сражение, если б не Шауб. Он оказался молодцом. Ему удалось-таки
поднять револьвер, и, не долго думая, он пустил его в ход. Несколько
выстрелов сразу охладили пыл санитаров. После того как один из них зао-
рал, хватаясь за свое окровавленное плечо, остальные мигом ретировались.
Но Равино не сдавался. Несмотря на то что мы приставили к обоим его вис-
кам револьверы, он крикнул: "У меня тоже найдется оружие. Я прикажу сво-
им людям стрелять в вас, если вы сейчас не уйдете отсюда!" Тогда Шауб,
не говоря лишнего слова, стал выворачивать Равино руку. Этот прием вызы-
вает такую чертовскую боль, что даже здоровенные бандиты ревут, как бе-
гемоты, и становятся кроткими и послушными. У Равино кости хрустели, на
глазах появились слезы, но он все еще не сдавался. "Что же вы смотрите?
- кричал он стоявшим в отдалении санитарам. - К оружию!" Несколько сани-
таров побежали, вероятно, за оружием, другие снова подступили к нам. Я
отвел на мгновение револьвер от головы Равино и сделал пару выстрелов.
Слуги опять окаменели, кроме одного, который упал на пол с глухим сто-
ном...
Ларе передохнул и продолжал:
- Да, горячее было дело. Нестерпимая боль все более обессиливала Ра-
вино, а Шауб продолжал выкручивать его руку. Наконец Равино, корчась от
боли, прохрипел: "Чего вы хотите?" - "Немедленной выдачи Артура Доуэля",
- сказал я. "Разумеется, - скрипнув зубами, ответил Равино, - я узнал
ваше лицо. Да отпустите же руку, черт возьми! Я проведу вас к нему..."
Шауб отпустил руку ровно настолько, чтобы привести его в себя: он уже
терял сознание. Равино провел нас к камере, в которой вы были заключены,
и указал глазами на ключ. Я отпер двери и вошел в камеру в сопровождении
Равино и Шауба. Глазам нашим представилось невеселое зрелище: спелена-
тый, как младенец, вы корчились в последних судорогах, подобно полураз-
давленному червю. В камере стоял удушливый запах хлора. Шауб, чтобы не
возиться больше с Равино, нанес ему легонький удар снизу в челюсть, от
которого доктор покатился на пол, как куль. Мы сами, задыхаясь, вытащили
вас из камеры и захлопнули дверь.
- А Равино? Он...
- Если задохнется, то беда не велика, решили мы. Но его, вероятно,
освободили и привели в чувство после нашего ухода... Выбрались мы из
этого осиного гнезда довольно благополучно, если не считать, что нам
пришлось расстрелять оставшиеся патроны в собак... И вот вы здесь.
- Долго я пролежал без сознания?
- Десять часов. Врач только недавно ушел, когда ваш пульс и дыхание
восстановились и он убедился, что вы вне опасности. Да, дорогой мой, -
потирая руки, продолжал Ларе, - предстоят громкие процессы. Равино сядет
на скамью подсудимых вместе с профессором Керном. Я этого дела не остав-
лю.
- Но прежде надо найти - живую или мертвую - голову моего отца, - ти-
хо произнес Артур.
ОПЯТЬ БЕЗ ТЕЛА
Профессор Керн был так обрадован неожиданным возвращением Брике, что
даже забыл побранить ее. Впрочем, было и не до того. Джону пришлось
внести Брике на руках, причем она стонала от боли.
- Доктор, простите меня, - сказала она, увидав Керна. - Я не послуша-
лась вас...
- И сами себя наказали, - ответил Керн, помогая Джону укладывать бег-
лянку на кровать.
- Боже, я не сняла даже пальто.
- Позвольте, я помогу вам сделать это.
Керн начал осторожно снимать с Брике пальто, в то же время наблюдая
за ней опытным глазом. Лицо ее необычайно помолодело и посвежело. От
морщинок не осталось следа. "Работа желез внутренней секреции, - подумал
он. - Молодое тело Анжелики Гай омолодило голову Брике".
Профессор Керн уже давно знал, чье тело похитил он в морге. Он внима-
тельно следил за газетами и иронически посмеивался, читая о поисках
"безвестно пропавшей" Анжелики Гай.
- Осторожнее... Нога болит, - поморщилась Брике, когда Керн повернул
ее на другой бок.
- Допрыгались! Ведь я предупреждал вас.
Вошла сиделка, пожилая женщина с туповатым выражением лица.
- Разденьте ее, - кивнул Керн на Брике.
- А где же мадемуазель Лоран? - удивилась Брике.
- Ее здесь нет. Она больна.
Керн отвернулся, побарабанил пальцами по спинке кровати и вышел из
комнаты.
- Вы давно служите у профессора Керна? - спросила Брике новую сидел-
ку.
Та промычала что-то непонятное, показывая на свой рот.
"Немая, - догадалась Брике, - И поговорить не с кем будет..."
Сиделка молча убрала пальто и ушла. Вновь появился Керн.
- Покажите вашу ногу.
- Я много танцевала, - начала Брике свою покаянную исповедь. - Скоро
открылась ранка на подошве ноги. Я не обратила внимания...
- И продолжали танцевать?
- Нет, танцевать было больно. Но несколько дней я еще играла в тен-
нис. Это такая очаровательная игра!
Керн, слушая болтовню Брике, внимательно осматривал ногу и все более
хмурился. Нога распухла до колена и почернела. Он нажал в нескольких
местах.
- О, больно!.. - вскрикнула Брике.
- Лихорадит?
Да, со вчерашнего вечера.
- Так... - Керн вынул сигару и закурил. - Положение очень серьезное.
Вот до чего доводит непослушание. С кем это вы изволили играть в теннис?
Брике смутилась:
- С одним... знакомым молодым человеком.
- Не расскажете ли вы мне, что вообще произошло с вами с тех пор, как
вы убежали от меня?
- Я была у своей подруги. Она очень удивилась, увидав меня живою. Я
сказала ей, что рана моя оказалась не смертельной и что меня вылечили в
больнице.
- Про меня и... головы вы ничего не говорили?
- Разумеется, нет, - убежденно ответила Брике, - Странно было бы го-
ворить. Меня сочли бы сумасшедшей.
Керн вздохнул с облегчением. "Все обошлось лучше, чем я мог предпола-
гать", - подумал он.
- Но что же с моей ногой, профессор?
- Боюсь, что ее придется отрезать.
Глаза Брике засветились ужасом.
- Отрезать ногу! Мою ногу? Сделать меня калекой?
Керну самому не хотелось уродовать тело, добытое и оживленное с таким
трудом. Да и эффект демонстрации много потеряет, если придется показы-
вать калеку. Хорошо было бы обойтись без ампутации ноги, но едва ли это
возможно.
- Может быть, мне можно будет приделать новую ногу?
- Не волнуйтесь, подождем до завтра. Я еще навещу вас, - сказал Керн
и вышел.
На смену ему вновь пришла безмолвная сиделка. Она принесла чашку с
бульоном и гренки. У Брике не было аппетита. Ее лихорадило, и она, нес-
мотря на настойчивые мимические уговаривания сиделки, не смогла съесть
больше двух ложек.
- Унесите, я не могу.
Сиделка вышла.
- Надо было измерить сначала температуру, - услышала Брике голос Кер-
на, доносившийся из другой комнаты. - Неужели вы не знаете таких простых
вещей? Я же говорил вам.
Вновь вошла сиделка и протянула Брике термометр.
Больная безропотно поставила термометр. И когда вынула его и взгляну-
ла, он показывал тридцать девять.
Сиделка записала температуру и уселась возле больной.
Брике, чтобы не видеть тупого и безучастного лица сиделки, повернула
голову к стене. Даже этот незначительный поворот вызвал боль в ноге и
внизу живота. Брике глухо застонала и закрыла глаза. Она подумала о Ла-
ре: "Милый, когда я увижу его?.."
В девять часов вечера лихорадка усилилась, начался бред. Брике каза-
лось, что она находится в каюте яхты. Волнение усиливается, яхту качает,
и от этого в груди поднимается тошнотворный клубок и подступает к гор-
лу... Ларе бросается на нее и душит. Она вскрикивает, мечется по крова-
ти... Что-то влажное и холодное прикасается к ее лбу и сердцу. Кошмары
исчезают.
Она видит себя на теннисной площадке вместе с Ларе. Сквозь легкую
заградительную сетку синеет море. Солнце палит немилосердно, голова бо-
лит и кружится. "Если бы не так болела голова... Это ужасное солнце!.. Я
не могу пропустить мяч..." - И она с напряжением следит за движениями
Ларе, поднимающего ракетку для удара.
"Плей!" - кричит Ларе, сверкая зубами на ярком солнце, и, прежде чем
она успела ответить, бросает мяч. "Аут", - громко отвечает Брике, раду-
ясь ошибке Ларе...
- Продолжаете играть в теннис? - слышит она чей-то неприятный голос и
открывает глаза. Перед нею, наклонившись, стоит Керн и держит ее за ру-
ку. Он считает пульс. Потом осматривает ее ногу и неодобрительно качает
головой.
- Который час? - спрашивает Брике, с трудом ворочая языком.
- Второй час ночи. Вот что, милая попрыгунья, вам придется ампутиро-
вать ногу.
- Что это значит?
- Отрезать.
- Когда?
- Сейчас. Медлить больше нельзя ни одного часа, иначе начнется общее
заражение.
Мысли Брике путаются. Она слышит голос Керна как во сне и с трудом
понимает его слова.
- И высоко отрезать? - говорит она почти безучастно.
- Вот так. - Керн быстро проводит ребром ладони внизу живота. От это-
го жеста у Брике холодеет живот. Сознание ее все больше проясняется.
- Нет, нет, нет, - с ужасом говорит она. - Я не позволю! Я не хочу!
- Вы хотите умереть? - спокойно спрашивает Керн.
- Нет.
- Тогда выбирайте одно из двух.
- А как же Ларе? Ведь он меня любит... - лепечет Брике. - Я хочу жить
и быть здоровой. А вы хотите отнять все... Вы страшный, я боюсь вас!
Спасите! Спасите меня!..
Она уже вновь бредила, кричала и порывалась встать. Сиделка с трудом
удерживала ее. Скоро на помощь был вызван Джон.
Тем временем Керн быстро работал в соседней комнате, приготовляясь к
операции.
Ровно в два часа ночи Брике положили на операционный стол. Она пришла
в себя и молча смотрела на Керна так, как смотрят на своего палача при-
говоренные к смерти.
- Пощадите, - наконец прошептала она. - Спасите...
Маска опустилась на ее лицо. Сиделка взялась за пульс. Джон все плот-
нее прижимал маску. Брике потеряла сознание.
Она пришла в себя в кровати. Голова кружилась. Ее тошнило. Смутно
вспомнила об операции и, несмотря на страшную слабость, приподняв голо-
ву, взглянула на ногу и тихо простонала. Нога была отрезана выше колена
