половину неба, и стало совсем темно. Тогда я выбрался из вездехода и бегом
бросился вверх по склону. Дорога, проходящая по узкой расщелине, почти не
пострадала, и я довольно быстро достиг бетонной коробки - верхнего этажа
Центра.
Я проник через аварийный люк внутрь. На всех этажах, начиная от
надземного и до самого нижнего где размещался командный пункт, лежали
люди, застигнутые мгновенной смертью. Не помогли ни бетонные перекрытия,
ни свинцовые перегородки, ни герметически закрывающиеся двери. Первым
делом я спустился в командный пункт и убедился, что монитор остался на
месте и совершенно невредим. Приборы говорили о его готовности стартовать
в любую минуту.
Тогда я включил аппараты связи и попытался поймать хоть какие-нибудь
сигналы из внешнего мира. Радио не работало совсем, да и не могло работать
в таком аду, а по специальным каналам кое-как шел только прием. Столица
молчала, но мне удалось услышать несколько чужих станций. Они кричали о
всеобщем сумасшествии, молили о помощи, угрожали друг другу немедленной
местью.
Тогда только до меня дошли масштабы происшедшей катастрофы. Планета
гибла, и ничто уже не могло ее спасти. Даже те участки земли, которые не
подвергались бомбардировке непосредственно, будут неминуемо заражены
спустя какое-то время через воду и воздух.
Единственная возможность уберечь хоть что-то - немедленно прекратить
любые дальнейшие взрывы. Чем меньше их произойдет, тем больше шансов
останется у тех, кто еще жив. Поймут ли это люди? Я не знал.
И ничего не мог им сказать. Да и кто бы стал меня слушать? Я молился
и выл от отчаяния, от бессилия что-либо исправить, сделать так, чтобы все
это оказалось только сном. Мир погибал на моих глазах, станции замолкали
одна за другой.
И вдруг я вспомнил - меня будто кипятком обдало - я вспомнил об этой
вот кнопке, об этом проклятом механизме, который я сам за два года до того
предложил включить в стартовую систему. Тогда война представлялась всем
нам забавной игрой, в которой нужно заранее рассчитать ходы противника, но
о том, что когда-нибудь придется делать ходы по-настоящему, никто всерьез
не думал.
То, что один человек нажатием кнопки может уничтожить целую страну,
никого в то время уже не удивляло. Но как быть, если его опередят? ЕСЛИ он
сам будет убит, похищен, выведен из строя?
И я придумал вот это. Взгляни. Если нажать эту кнопку, монитор НЕ
взлетает. Но если никто не нажмет ее в течение часа, произойдет
автоматический старт.
Космический корабль, нашпигованный новейшим оружием, поднимется над
землей и начнет войну. К чему это приведет? Не знаю. Если конец
цивилизации уже наступил, то тогда, наверное, наступит конец жизни
вообще...
Да, так вот. За два года до войны эта комната была оборудована, здесь
установили дежурство, и скоро я почти перестал о ней вспоминать. А в тот
день вдруг вспомнил. Вспомнил в последнюю минуту. Это было и счастьем и
проклятием для меня. Когда я вбежал в комнату, стрелка уже коснулась вот
этой красной черты. Вся дежурная смена была, конечно, мертва. Оставались,
может быть, какие-то секунды до срабатывания системы автоматического
старта. От ужаса я закричал, бросился, перепрыгивая через тела, к столу и
нажал на кнопку. Я давил на нее всей своей тяжестью и никак не мог
отпустить, хотя видел, как стрелка прыгнула влево и снова начала свой
часовой путь к красной черте. Я успел! Успел! Поначалу лишь одна эта мысль
гудела в голове, и, забыв о гибели мира, о том, что ждет меня впереди, я
плясал от радости под неподвижными взглядами мертвых офицеров. Я не стал
убийцей, хотя бы сейчас, в этой общей мясорубке, я оставил шанс тем, кто,
может быть, уцелеет в войне.
Я уже не делил людей на "противников" и "союзников", неизвестно было,
кто первым начал войну и против кого ее повел, все были теперь равны и
одинаково беззащитны перед смертью, разве только одних она возьмет за
горло раньше, а других позже...
Но этот шанс, который я подарил миру, дорого стоил мне самому. Отныне
я был привязан к комнате с кнопкой навсегда. Я не мог отключить механизм -
он находится там, на стартовой площадке, а до нее не меньше двух часов
ходу. Я не мог прижать кнопку чем-нибудь тяжелым, так, чтобы она всегда
оставалась во включенном положении - это ничего не даст, счетчик времени
сбрасывается только при нажатии кнопки в последние десять минут. Кроме
того, нажимать ее может только человек - за этим следят специальные
датчики, и перенастроить их мне не удалось, Я оказался бессилен перед
собственным изобретением.
С тех пор я живу возле него, никогда не отлучаясь и не засыпая
больше, чем на час. Я видел бесчисленные отравленные дожди и ужасные
метели небывалой зимы, наступившей после войны. Если бы не горячие
источники, согревающие ущелье, оно было бы доверху засыпано снегом. Но
тепло источников делало свое дело. Несколько десятилетий спустя жизнь
мало-помалу стала возвращаться, правда, она неузнаваемо изменилась, но
осталась жизнью - чудом, которого, может быть, нет больше нигде во
Вселенной. Сначала появились растения - пышные, причудливые, быстро
меняющиеся от поколения к поколению. Потом с гор стали спускаться не менее
удивительные животные. Они приходили оттуда, где по ночам видны зеленые
отсветы.
Там, в горах, что-то происходит, идет какая-то медленная реакция. Как
я мечтаю сходить туда! Узнать, почему пришедшие оттуда звери могут не
только переносить радиацию, но и сами довольно сильно излучают.
Труднее всего было в первые годы. Я ужасно страдал от голода, от
лютых холодов, от приступов какихто неизвестных болезней. Порой мне
хотелось умереть, чтобы прекратилась эта нескончаемая мука, но я понимал,
что вместе со мной погибнет все живое на земле, и продолжал час за часом,
день за днем, год за годом терпеливо отодвигать смерть и снова ждать ее
приближения. Обычному человеку, конечно, не удалось бы выжить в таких
условиях, и иногда, в то проклятое время, когда холод свирепствовал
особенно сильно и долго не удавалось раздобыть никакой пищи, я жалел, что
не погиб вместе со всеми от первого взрыва. Пусть бы уж планета сама
заботилась о своей безопасности.
Однако позже я понял, что не случайно остался жив, не случайно живу
до сих пор, не случайно успел нажать кнопку в первый раз. Это Он так
распорядился моей судьбой!
Полифем указал на висевшую в углу картину.
- Это Он наделил бессмертием мое тело и обрек душу на бесконечное
искупление вины. Это Он, дав убить большинство людей, поставил меня
охранять оставшихся. Только Ему под силу так искусно заплетать случайности
и так управлять обстоятельствами!
До сих пор Улисс еще кое-как понимал, о чем идет речь, но последние
слова Полифема озадачили его. Он не раз слышал в Городе предания о войне,
о том как люди убивали друг друга и разрушали города, прячась где-то
далеко, в глубоких подземельях, но им это не помогло, все они погибли от
страшных взрывов, или от невидимого яда, или от вредной воды и пищи. Но
при чем здесь изображенный на картине человек?
- Кто он такой? - спросил Улисс.
Полифем посмотрел на него с изумлением.
- Неужели тебе ничего не известно о Боге?
- Нет. Я никогда его не видел. А где он живет?
- Везде. Бог вездесущ. Он давно уже ни к кому не приходит как
человек, по управляет всем происходящим в мире и всеми людскими делами...
- Странно. - Улисс пожал плечами. - Никогда не слыхал о таком.
- Ну и что же! - воскликнул Полифем. - Его образ всегда сам собой
возникает в сознании страдающего человека. Ведь все вокруг проннкнуто Его
Духом! Когда-то я сам легкомысленно относился к этому, не верил ни во что,
кроме нерушимости своего благополучия. Но оно растаяло, как дым, в один
день, и тогда я вспомнил о Боге. Я узнал Того, Кто наказал меня, и стал,
как мог, обращаться к Нему, прося пощады и утешения. И Он укрепил меня для
столетнего бдения, сохранил мне помутившийся было разум и вот, наконец,
послал мне тебя, как знак близкого избавления.
- Меня никто не посылал, - возразил Улнсс, все еще не понимая, что
означают эти странные намеки Полифема на человека, который и не человек
даже, а неизвестно что, который сам задумал войну и сам не дает довести ее
до конца.
- Просто я решил отыскать проход в новые земли, - продолжал он, - и
пошел. Меня даже не пускали, лыжи сломали... Но это из-за другого... А
посылать - никто не посылал. Дед разве? Да и то он больше вздыхал, потому
что сам-то боялся идти.
- Гордец! - усмехнулся Полнфем. - Ты считаешь, что решил идти сам, а
между тем волю твою направляло Высшее Существо, Да и как можно без Бога?
Человек слаб и не вынесет всех испытаний судьбы, если не будет Надеяться
на чью-нибудь помощь. Разве пережил бы я конец света, разве смог бы
оставаться здесь, если бы считал ответственным за все одного себя? Не
понимаю, как вы можете обходиться без веры. Даже если вы ничего не слышали
о Боге, вам следовало бы его выдумать...
Улисс снова пожал плечами.
- Не знаю. Наверное, у нас не было времени. Мы все заняты - воду
добываем, охотимся, роем дома. Из леса хищники часто набегают, особенно в
голодные годы, - тогда все на стену идем, биться. Когда дороги хорошие - с
тележками за дровами ходим или еще дальше - в брошенный город за кирпичом.
А если чистый снег падает - снимаем его слоем, грузим, таскаем, топим,
пока полные баки воды не наберутся. Так и бегаешь день и ночь - то
догоняешь, то спасаешься... Есть нечего, спать некогда, какое уж тут
Высшее Существо? В последние годы, правда, стало теплее, но зато зверь
весь куда-то ушел. То есть теперь-то я знаю, куда...
- М-м-да, - задумчиво протянул Полифем. - Вот как, значит, теперь
люди живут... Дома роют! Почему же вы раньше не приходили сюда? Здесь
прожить гораздо легче - горы задерживают облака, зараженные пылью,
подземные воды чисты, горячие источники прогревают землю и воздух. Да и
живности много. Надо было давно перебраться всем вашим городом в мою
долину. Места хватит на всех, Улисс покачал головой.
- Раньше сюда было не пройти. У западного конца ущелье перегорожено
стеной. Я пробовал искать там другие дороги, но ничего не нашел, - кругом
такие скалы, что на них глядеть страшно. Единственный путь - через щель в
стене, она появилась недавно, год или два назад, там до сих пор камни
осыпаются.
- Ах, вот что! - сказал Полифем. - Любопытно. Действительно,
несколько лет назад случилось сильное землетрясение. На минуту у меня даже
погас свет, я ужасно испугался, подумал, что испортились атомные
генераторы, но все обошлось, просто во время толчка сработали
предохранители. Землетрясение казалось мне тогда грозным предупреждением,
а оказывается, это было светлое знамение! Срок искупления истек, и двери
моей тюрьмы отворились, чтобы впустить избавителя. И после этого ты еще
сомневаешься, несчастный, в могуществе Сидящего На Престоле! Стыдись!
Улисс невольно улыбнулся. Он чувствовал радость в голосе Полифема,
добродушие в его взгляде и не обращал особого внимания на упреки. Не то от
ТСПЛЕ, которое окружало его весь день, не то от сознания надежности этого
убежища, почти забытого чувства безопасности, Улисс ощутил вдруг
усталость. Приятную усталость человека, справившегося с трудной работой.
Он присел на деревянный ящик у стола и сонными глазами смотрел на
Полифема, восторженно сыпавшего непонятными словами:
- Эх, нам бы только с монитором разделаться! Мы бы тут такую жизнь
