Мы замедлили полет, перевернулись на спину, нырнули прямо вниз.
Какая мысль! Если б мы могли разговаривать друг с другом время от
времени, - Ричард-сейчас, вдохновляющий Дики-тогдашнего, -
соприкасаясь не в словах, а в глубоких воспоминаниях о событиях,
которые еще только должны произойти. Что-то вроде радиопсихики,
передающей желания и слышащей голос интуиции.
Как много можно было бы узнать, если бы мы могли побеседовать один
час, побеседовать двадцать минут с самим собой - какими-мы-станем! Как
много мы могли бы сказать самим себе - какими-мы-были!
Плавно-плавно, с нежнейшим прикосновением одного пальца к
контрольному рычагу, маленький самолет вышел из пикирования.
На пределе скорости полета ничего неожиданного не предпринимают,
иначе самолет превратиться в горящие обломки, падающие в разных местах
в болото.
Низкие облака промелькнули, словно клубы дыма от выстрелов салюта;
внизу показалась и исчезла дорога.
Можно было бы провести и такой эксперимент! Передать привет всем
Ричардам, пролетающим во времени вперед, мимо меня; найти способ
услышать, что они хотят сказать! И разные варианты меня в разных
вариантах будущего, где принимаются различные решения: тот повернул
налево, я повернул направо. Что они должны были бы сказать мне? Лучше
их жизнь или нет? Как они могли бы изменить ее, узная то, что они
знают сейчас? И никто из них, подумал я, не упомянет Ричарда из других
периодов его жизни, в далеком будущем им далеком прошлом Настоящего.
Если все мы живем в Настоящем, почему мы не можем общаться?
К моменту, когда показался аэропорт, маленький самолет простил мне
мое небрежение, и мы снова были друзьями. Труднее было простить себе
самому, но так бывает обычно, всегда.
Мы замедлили полет и вошли в зону посадки, на тот самый участок,
который я увидел в тот день, когда вышел из автобуса и пошел к
аэропорту. Могу ли я увидеть его сейчас, идущего там со своим свертком
и новостью о том, что он миллионер? Что я должен сказать ему? О
Господи, что я должен сказать!
Садиться было так же легко, как трудно - взлетать, BD-5 зашел на
посадку, коснулся миниатюрными шасси земли, долго катился и выехал на
последнюю полосу. Превосходно развернувшись, мы через минуту были в
ангаре, - двигатель остановлен, турбина вращалась все медленнее и
медленнее и наконец остановилась.
Я похлопал ее по изгибу люка и поблагодарил за полет; обычай
всякого летчика, который пролетал больше, чем она или он заслуживали.
Остальные самолеты смотрели с завистью. Они тоже хотели летать; им
нужно было летать. Вот бедная Виджн, у нее течет масло из носовой
части правого двигателя. Изоляция пересохла из-за долгого пребывания
без движения.
Могу ли я услышать будущее самолетов, так же, как свое? Если б я
попробовал и узнал ее будущее, я, должно быть, не стал бы грустить.
Она могла бы стать самолетом-телезвездой, открывая каждую часть дико
популярного телесериала: летящая на красивый остров; садящаяся на
воду; сопровождаемая в док - сверкающая и красивая, без единой течи
масла. Но она не могла бы иметь такое будущее без настоящего, в
котором она существует сейчас, - стоит грязная в моем ангаре после
того, как налетала со мной несколько сотен часов.
Так же как у меня - было бы впереди будущее, которое, вероятно,
стало бы невозможным без того свободного одинокого настоящего, в
котором я жил сейчас.
Я поднялся в дом, поглощенный мыслями о возможности контакта с
другим самим собой в разных состояниях, - Ричардом-бывшим и Ричардом -
который-еще-будет; мое "Я" в различные периоды моей жизни, на других
планетах, в других гипотетических отрезках времени.
Искал бы кто-нибудь из них супругу? Нашел бы кто-нибудь из них ее?
Интуиция - в будущем/настоящем всегда-я нашептывала в этот момент на
лестнице:
- Да.
Двадцать три
Я открыл буфет, достал из него баночку консервированного супа и
немного макарон, собираясь быстро приготовить себе прекрасный
итальянский завтрак. Быть может, он будет не похож на итальянский.
Однако он будет горячим и питательным, что было важно для меня в связи
с расследованием, которое я собирался провести.
Посмотри, Ричард, что сейчас окружает тебя. Разве то, что ты
видишь, и является жизнью, к которой ты стремишься больше всего?
Я ужасно одинок, думал я, поставив кастрюлю с супом на плиту и
забыв зажечь огонь. Я скучаю по Лесли.
Я услышал бряканье своих защитных доспехов и вздохнул.
Не беспокойся, думал я, не переживай; я знаю, что ты собираешься
сказать, и не могу найти изъяна в твоих рассуждениях. Совместная жизнь
означает медленное самоубийство. Мне кажется, что я скучаю не по
Лесли. Я скучаю по тому, что она олицетворяет для меня сейчас.
Воин отступил.
Вместо него пришла другая идея - мысль совсем иного типа:
противоположностью одиночеству, Ричард, является не совместная жизнь,
и душевная близость.
Это слово свободно парило где-то поблизости, как серебристый
пузырек, оторвавшийся от дна темного моря.
Вот!
Чего мне не хватает!
Моя многотелая совершенная женщина так же тепла, как лед в
морозилке. Она - общение без заботы, секс без любви и дружба без
обязательств.
Точно так же, как она не способна причинить страдание или страдать,
точно так же она не может любить и быть любимой. Ей чужда душевная
близость. А душевная близость... может ли она быть так же важна для
меня, как сама свобода? Может быть, поэтому я провел с Лесли семь
недель, тогда как с любой другой женщиной я не мог выдержать и трех
дней?
Я оставил свой суп стоять холодным на плите, нашел кресло и сел в
него так, что колени упирались в подбородок. Я смотрел из окна на
озеро. Кучевые облака превратились в дождевые и закрыли солнце. Во
Флориде лето, но можно сверять часы по грозам.
Через двадцать минут передо мной появилась стена дождя, и я едва
мог разглядеть что-то снаружи.
Сегодня мне удалось кое-как поговорить с Диком, который все еще
находится в прошлом; каким-то образом мне удалось передать ему
послание. Но как мне встретиться с будущим Ричардом? Что он знает о
душевной близости? Научился ли он любить?
Несомненно, что наши двойники из прошлого и будущего должны быть
для нас гораздо более близкими друзьями, чем кто-либо другой... Кто
может быть ближе к нам, чем мы сами в других воплощениях, мы сами в
виде духов? А что, если все мы нанизаны внутри на одну золотую нить,
которая во мне такая же, как и во всех других людях?
Я становился все тяжелее и тяжелее, расслабляясь в кресле, и в то
же время поднимаясь над ним. "Какое странное ощущение, - думал я. - Не
сопротивляйся ему, не двигайся, подумай. Пусть оно унесет тебя туда,
куда пожелает. Оно так сильно поможет тебе. Ты встретишь...
С моста, который был соткан из нежного серебристого света, я
ступил на большую арену, вокруг которой полуокружностями
тянулись ряды пустых мест. Свободные проходы расходились, как
спицы от сцены в центре. Не на сцене, но возле нее виднелась
одинокая фигура человека, который сидел, положив подбородок
себе на колени. Должно быть, я издал какой-то звук, потому что
он поднял глаза, улыбнулся, выпрямился и кивнул мне в знак
приветствия.
- Ты не просто пунктуален, - сказал он, - ты пришел раньше!
Я не мог четко разглядеть его лица, но человек был
приблизительно моего роста, одетый в то, что казалось мне
снегозащитным костюмом. Это был черный нейлоновый цельный
комбинезон с ярко-желтыми и оранжевыми нашивками на груди и
вдоль рукавов. Карманы и кожаные ботинки на змейках. Знакомо.
- Так оно и есть, - ответил я ему как ни в чем не бывало. -
Кажется, вот-вот должен пойти снег. - Где мы с ним находимся?
Он засмеялся.
- Снег уже пошел. Он уже в воздухе. Как ты относишься к тому,
чтобы выйти отсюда?
- Я не против, - ответил я.
На траве парка, который окружал здание, стоял небольшой,
похожий на паучка самолетик. Он, должна быть, весил не больше
двухсот фунтов, если заполнить все его отсеки. У него были
высокие крылья, обшитые оранжевым и желтым нейлоном. На
кончиках крыльев размещались тонкие яркие рули. Перед сидениями
находился руль высоты, с горизонтальной стабилизацией,
покрашенный в такие же цвета, сзади располагался небольшой
толкающий пропеллер. Я видел множество аэропланов, но никогда
ик встречал ничего подобного этому.
На нем был не снегозащитный, а летный костюм, который
гармонировал по цвету с азропланом.
- Садись, на левое сидение, если хочешь. - Как он вежлив, как
доверяет мне, если предложил занять место пилота!
- Я сяду справа, - сказал я и пробрался на сидение. для
пассажира. Это было нелегко сделать, питому что все в этом
аэроплане было очень маленьким.
- Как хочешь. Можешь управлять им сидя с любий стороны.
Управление стандартное, но, как, видишь, здесь нет рулевых
педалей. Для этого используется рычаг. Горизонтальная
стабилизация осуществяется чувствительным рулем высоты.
Представь, что он так же чувствителен, как циклический рычаг
вертолета, и ты сможешь посадить его.
Он крикнул "От винта!", потянулся к рукоятке, которая висела
над головой, потянул ее, и мотор заработал так же тихо, как
электрический вентилятор. Он повернулся ко мне.
- Готов?
- Полетели, - сказал я.
Он толкнул вперед рычажок, который был не больше, чем в
игрушечном самолетике, и машина устремилась вперед почти
беззвучно, мы постепенно оторвались от земли, отклонились назад
и набирали высоту, как большой скоростной аэроплан. Земля
уходила вниз, зеленая поверхность травы удалялась со скоростью
тысяча футов в минуту. Он толкнул рычаг управленчя вперед,
отпустил газ, и пропеллер тихонько заурчал на ветру у нас за
спиной. Он отпустил рычаги и кивнул мне, что я могу продолжать
полет.
- Теперь твоя очередь.
- Спасибо.
Это напоминало полет с парашютом - с одним только отличием,
что мы не падали вниз. Мы двигались со скоростью, наверное,
тридцать миль и час, судя по ветру. Это была маленькая чудная
машина, которая напоминала кресло-качалку за восемь долларов, а
не самолет. Стенки и пол кабины были прозрачны, и сквозь них
открывался такой прекрасный вид, что все известные мне бипланы
по сравнению с этим самолетиком казались глубокими могилами. Я
повернул вверх и начал набирать высоту. Самолет был очень
чувстителен к управлению, как он и предупреждал.
- Мы можем заглушить, мотор? Мы можем парить на нем как на
планере?
- Конечно.
Он прикоснулся к переключателю на рукоятке газа и мотор
остановился. Мы бесшумно скользили через то, что должно было
быть поднимающимся воздухом... я не мог заметить никакой потери
высоты.
- Какой совершенный маленький аэроплан! Какой он красивый!
Как бы мне тоже приобрести такой? Он удивленно взглянул на
меня.
- Разве ты еще не догадался, Ричард?
- Нет.
- Ты знаешь, кто я?
- Почти. - Я почувствовал, что меня охватывает страх.
- Просто для интереса,- сказал он, - пройди чеpeз стену,
которая отделяет то, что ты знаешь, и то, о чем осмеливаешься
говорить. Сделай это и скажи мне, чей это аэроплан и с кем ты
сейчас летишь?
Я отвел рычаг управления вправо, и аэроплан мягко развернулся
и направился в сторону кучевого облака, которое находилось над
